Жуть - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кочегар разгребал кучу с изяществом механизма, и вскоре из-под угля показался угол какого-то металлического ящика. Машинист упал на колени и стал помогать.
Справились. Передохнули секунду. Откинули крышку. Кочегар сплюнул, почесал в паху и отправился до ветру.
В душном нутре ящика лежал сухой старик, глаза его были открыты. Старик поднял на машиниста разлившиеся белки полуслепых глаз и цокнул языком. От этого звука у машиниста что-то сломалось в груди.
— Бать, — позвали сзади.
Машинист обернулся. В дверях тендера стоял его помощник. От выражения лица рядового, произведённого в дзэн-ефрейторы, у машиниста стали волосы дыбом, а вдох проник в лёгкие, точно нож.
Лицо парня шевелилось, глаза перемещались по нему, меняясь местами. Стоило помощнику сомкнуть губы, как они начали срастаться, зашевелились, точно пробудившееся войско, подёрнулись розовой плёнкой, он рванул челюсть вниз, разорвал свежую плоть, тяжело простонал, раздвинул сильнее, разрез рта сочной кровавой трещиной устремился к ушам. Из темноты пасти, гулкой и бесконечной, как ведущая в ад подземная тропа, вывалился мясистый язык, слизал свежую кровь, и змеёй ринулся к машинисту.
За ним появился второй язык — синий, как саффейрос, — и схватил машиниста за горло. Третий же — красный — разделился на две части и, выдавив машинисту глаза, углубился в череп. Хрип выпал из горла, тело дзен-старшины обмякло и затряслось. Первый язык вернулся в рот дзен-ефрейтора:
— Омут безумия на острие счастья тонет в испарениях лжи и тумане радости. На дне омута — пустота. К ней надо стремиться, её надо любить.
На это прорицатель в ящике вздрогнул и хмыкнул. Дзен-ефрейтор продолжил:
— Твоё просветление было неполным, ты должен быть слеп, чтобы достичь истины, ты должен перестать думать, перестать говорить. Но сам ты не справишься. Красный учитель поможет тебе, он слижет твой мозг, вырвет язык.
Старик в ящике сел, протёр глаза и неспешно осмотрелся. То, что прежде было помощником машиниста, приблизилось к бывшему машинисту, а ныне мёртвому дзэн-старшине.
— Теперь ты пуля.
Дзен-ефрейтор обхватил плечи «бати» и сдавил — изо рта брызнула кровь, грудная клетка хрустнула и подалась вперёд, будто нос ледокола, он прижал тело к своей груди и вдавил лопатки внутрь, стал вертеть, мять, придавая телу округлость, сглаживая выступающие части. Затем распахнул шуровочные дверцы и сунул в топку то, что получилось, головой вперёд. Седые, как стенки зольника, волосы вспыхнули, лицо зашипело.
— Пуля! Теперь ты пуля! Я выстрелю тобой в центр бесконечной пустоты.
— А где находится центр пустоты, если она бесконечна? — спросил прорицатель.
В этот момент тяжёлая лопата опустилась на голову дзен-ефрейтора, и он упал.
— Твою бога душу мать! — отбрасывая лопату в сторону, воскликнул кочегар. — Это что ж ты, скотина, творишь? А?
— Это не скотина, — отозвался прорицатель.
— А?! О! Очухался, здоровеньки! Ты ещё кто? — Кочегар взял машиниста за ноги, выдернул из топки и брезгливо поморщился, глядя на то, что от него осталось.
— Комиссар.
— Как? Ещё? Милости просим. Был тут один… да лопнул.
— Это я и был.
Кочегар нахмурился, озадаченно почесал бороду и кивнул на спину оглушённого лопатой помощника:
— А с этим что?
— А это дзен-дурак. Такое бывает. Просветление не всегда приводит к положительным результатам. Сон разума порождает чудовищ.
— Какое же это чудовище? То ж пацан.
— Был пацан, а теперь дзен-дурак. Страшная вещь, кстати.
— Поди ж ты! Это когда дураки страшными были? Пулю в лоб и делов-то…
— А ты подожди, сейчас очухается, вот и узнаешь.
— Чегойт я узнаю?
— Кошмарную силу человеческой глупости.
— Так может, его сразу… тогойт, — кочегар кивнул на валявшийся на полу наган. Решимость кинулась на него на резвых скакунах.
— Не стоит.
— Чё так? — Кочегар с удивлением посмотрел в глаза старику, молча поднял наган, проверил предохранитель и прицелился в затылок дзен-ефрейтору.
— Не советую, только разбудишь.
— Чтойт у меня от нашего командования скоро жуть начнёт по ночам сниться.
— Не стре…
Фраза утонула в раскате выстрела.
Тело, лежащее на полу и прикрытое ещё секунду назад беспамятством, будто знамёнами, шевельнулось.
— Да божеш ты мой. Живучая гадина. На! На! На! — Ещё выстрел, ещё, и ещё. Старик зажал уши, молча наблюдая, как в затылке дзен-ефрейтора расширяется бурая дымящаяся воронка. В тендере густел запах: горечь пороха и окисляющаяся кровь.
— Ну вот и всё… делов-то, — кочегар бросил опустевший наган и повернулся к прорицателю, поблёскивая глазами. Тот ухмыльнулся и кивнул в сторону тела:
— Теперь смотри, что будет. Не обделайся только.
Голова помощника стала поворачиваться, в шее скрипнули позвонки, как колёса в зернистом песке. Голова провернулась, словно совья. Лицо — пустое и голое, точно коленка. На ней возникли многочисленные пятна, стали наливаться кровью, вызревать чёрным, лопаться рыбьими пузырями, свершая на лике ужасающие изменения. В язвах появился голубой настырный глаз, за ним другой, третий… их стало шесть, следом возник странный, тройной нос. Голова осмотрелась, тело дёрнулось и перевернулось, рука стала шарить по полу, нашла гильзу и, мыча от боли, принялась расковыривать срезом пустого цилиндра кожу — в том месте, где обычно бывает рот.
— Его лицо — сумма трёх…
— А?! — бледнея, выдохнул кочегар, смотревший на преобразования блестящими в слезах глазами. Сукровица солнца текла по окошку тендера.
— …шесть глаз, три носа…
Дзен-дурак проковырял небольшое отверстие, отбросил гильзу и стал пальцами расширять будущий рот. Его выпученные глаза — шесть стеклянных шариков в лавке антиквара, — внимательно следили за стариком и кочегаром.
— …три языка. И огромный рот, в котором, если верить старейшим, миллионы искрящихся зубов. Однако, надеюсь, их мы не увидим, потому что сие означало бы, что нам, — старик сжал губы и вытаращил глаза, — пришёл капец.
— Мама, мама, мамочка, — заскулил, подвизгивая, кочегар. Слова падали на грязный пол и, разбежавшись, зарывались в уголь.
— Да ты не волнуйся, я знаю, что делать, — спокойным, как речной ил, голосом произнёс прорицатель. Привстав, он сел на краю ящика-гроба. — Уже сделал.
— А?! Знаешь? И что же?! В топку?
— Не-е… это хоть и дзен-дурак, но всё же дурак. И сила его в том, что с ним никто не спорит. Он умеет искажать реальность, истолковывать всё неправильно, действовать, как написано… этакий антифилософ, если угодно.
— Боже милостивый, спаси и сохрани, аз есмь… на земли яко на небеси, отче наш…
— Но имеется против него один испытанный способ.
— Какой?! — проревел кочегар, наблюдая, как из чёрной от уха-до-уха пасти один за другим появляются разноцветные языки.
— Коан!
— Что это? Доставай же скорее! Что же ты медлишь, старик?
— Учитель! — неожиданно громко старик обратился к монстру. Тот повернулся. — Нашёл ли ты ответ на мой вопрос?
— Какой? — пробулькал кровавой пастью дзен-дурак.
— Который я задал тебе.
— Отвечай ты! — заревела пасть.
— Учитель, как же я могу ответить тебе, если сам тебя спрашиваю? — При этом прорицатель многозначительно посмотрел на бледного, забившегося в угол кочегара.
Все шесть глаз чудовища забегали в разные стороны. На уголках рта старика покачивалась нить усмешки:
— Ответ кроется в очищении. Очисти дорогу, освободи от смерти свой внутренний мир, продолжи путь.
Лицо дзен-дурака, обведённое кровавыми росчерками, дёрнулось, он пробежал по тендеру взглядом:
— Мой внутренний мир… — он тронул карман и достал липкими пальцами белый платочек. Долго смотрел на него, наклонил голову, словно увешанную плодами крону, и если бы тень не закрывала его лицо, в многочисленных глазах можно было бы увидеть искрящиеся слёзы. Резким движением дзэн-дурак швырнул платок в топку. После чего взял за ногу останки машиниста, проволок в будку и скинул в открытую дверь.
— Теперь в путь, — уверенным голосом сказал старик. — Его нужно продолжить.
Дзен-дурак спустился к железнодорожной колее и направился к бронедрезине.
— Поди ж ты, — пробормотал удивлённый кочегар и с уважением посмотрел на дзен-комиссара.
— Дурак всё понимает буквально. Впрочем, отчасти это свойственно всем людям. Поэтому придуманы коаны…
— Так что ж ты их утаил, не использовал? — удивился кочегар, мигом опомнился, подался ближе: —
