Жуть - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Окей.
— Уверен, что вы триумфально вернётесь уже через пару месяцев.
— Без проблем, мистер.
Алану всё это было тогда не интересно. Ему надоел Боб, ему надоели люди, его достала цивилизация. Ему хотелось убраться прочь.
Убраться с Земли.
Убраться навсегда.
Тогда.
* * *
«День сто пятьдесят шестой. Миссия продолжается. Сегодня приснился кошмар, что кто-то залез в морозильную камеру. А ещё последний день на Земле приснился. Кажется, я правильно сделал, что улетел…»
«День сто пятьдесят седьмой. Очередной кошмар про Боба. На этот раз он снова залез в морозилку. А ещё сломался чайник. Кипячу воду в турочке. В ней завариваю и из неё же пью. Неудобно».
«День сто пятьдесят восьмой. Кошмар про Боба повторился. Чёртов Боб! Он стал запросто выходить из морозилки и настойчиво пытается меня укокошить. Удирая, я ударился ногой о присохшую к полу табуретку. Кажется, сломал мизинец. Болит».
* * *
Алан сидел за столом и читал книгу. Смотрел на страницу и, перебирая глазами строчки, разбирая слова, как кирпичики ржавой стены, думал совершенно о другом. О том, что надо бы открыть наконец морозильную камеру, и тогда этот бред с Бобом наверняка прекратится.
Отложил книгу и похромал к двери. Приложил ухо, задержал дыхание — в кромешном космосе остались только удары сердца — за дверью тихо. Повернул замок, потянул холодную ручку. Яркий свет заставил зажмуриться.
— Чёрт! — закрываясь локтем, вскрикнул Алан.
Проморгавшись, вошёл в камеру. Слева сидел заиндевевший Брайан, вокруг ряды полок. Алан осторожно двинулся вперёд. Надо убедиться, что нигде никого нет. Полки, справа и слева, бесконечным тоннелем уходили в темноту. Свет загорался только там, где ступал Алан. Полка с хлебом, полка с овощами, грибы, салаты в банках, полуфабрикаты, бесконечные запасы еды. Он прошел дальше. Началось мясо.
— Я же ему говорил, что не ем мясо, — Алану, строгому вегетарианцу, захотелось развернуться и выйти прочь. Но он остановился, двери уже не видно, осмотрелся. Полки с мясом начинались в темноте с одной стороны и заканчивались в такой же темноте с другой.
— Черт, а откуда я… — он сделал шаг вперёд, развернулся, два шага назад.
Решил идти до упора — наткнётся на тупик — развернётся, коридор прямой — вариантов немного. Пошёл. Мясо ровными красными упаковками проплывало мимо. «Сколько же они наубивали животных, уроды», — проносилось в голове Алана. Мясо не заканчивалось, он стал нервничать. Скорее всего надо идти обратно, он не проходил столько мяса, когда шёл сюда. Остановился. Сделал неуверенный шаг вперёд. Другой. В конце коридора что-то искрилось. Он медленно пошёл вперёд, всматриваясь, таща за собой освещение. Коридор действительно заканчивался тупиком. Но каким! Алан остановился и замер от изумления: золото переливалось чёрными отражениями на идеальных формах, кровь, как настоящая, блестела рубинами, брильянты сверкали так, что на них больно было смотреть. На него таращилась женщина с множеством рук. На шее — ожерелье из отрубленных голов, на поясе — отрезанные по локоть руки, изо рта лезет страшный язык. В одной руке она держит отрубленную голову, в другой миску, куда стекает с неё кровь, а остальные заняты древним оружием: трезубец, меч, секира, лук со стрелами…
— Твою мать! — выдохнул Алан.
* * *
«День сто пятьдесят девятый. В морозилке нашёл огромное изображение богини Кали. Под ней табличку на санскрите. Чёрт! Ненавижу индусов!»
«День сто шестидесятый. Санскрит не поддаётся. Что означают эти уродские письмена, видимо, так и останется для меня загадкой. Есть предположение, что чёртовы дикари собрались принести меня в жертву. Обложили Кали трупами животных, а меня решили подать главным блюдом. На Земле нельзя — устроили в космосе. Сейчас, наверное, млеют от собственной находчивости. Такой богатой жертвы, да в такой глубокий космос, это же надо было так с ума сойти на религиозной почве. Чертовы люди! Назло теперь вернусь на Землю. Из принципа. Пусть эта их сороконожка подавится!»
«День сто шестьдесят первый. Кончился зелёный чай. Как можно было так мало положить? Проклятые индусы!»
«День сто шестьдесят второй. Завариваю черный чай, в котором индусы вообще не шарят. Кстати, интересно, а куда девается вода из туалета? Неужели я её пью?! Если так, то „Гагарин“ — отличное место! Земля в миниатюре. Я построю тут идеальный мир. И всё здесь будет правильно. Так, как должно быть! Начну с запахов, куда-то делись все запахи».
Вот так. Звучит, конечно, сомнительно, и я решил проведать то, что Алан называл комнатами и, разумеется, самую интересную из них — холодильник. Если там обнаружится тело — у меня появится повод указать в рапорте замеченные во время вынужденного бездействия следы правонарушения. Таков устав Легиона.
Холодильник нашёлся, а в нём тело со следом удара тупым предметом по черепу. Предположительно молотком.
Чертовщина какая-то. Ведь я точно видел, как отсюда шли, скатываясь по барханам, двое рядовых, Ганс и Роберт… так они себя назвали, чёрт меня подери! И напоследок контрольный выстрел в объективную реальность — огромная статуя Шивы в дальнем углу морозильной камеры.
Я вернулся к дневнику, перевернул последнюю страницу записей и обнаружил дополнение, сделанное, кажется, другой рукой:
«Любое путешествие рано или поздно заканчивается. «Гагарин» совершил очередной прыжок и, добравшись до Земли, последний раз вынырнул из подпространства. Надежная техника учла все переменные и безошибочно определила своё положение в пространстве, быстро и точно рассчитала параметры орбиты, и устремилась к планете.
На орбите встретилось множество других кораблей. Каждый в своё время, все были запущены с той же, что и «Гагарин», миссией. Теперь они покорно вращались вокруг планеты, время от времени вспыхивая в атмосфере прощальным фейерверком. Последние вернувшиеся домой посланцы. Доказательства смелой теории. Пустые и опустевшие космические роботы.
Миллионы лет полёта превратили команду «Гагарина» в прах. Только автоматика продолжала работать. На мониторе, под толстым слоем пыли, мерцало зелёное сообщение — «Миссия успешно завершена», но не осталось никого, кто бы смог этому обрадоваться. Никого, кто бы вскрикнул — «да, мы сделали это, и всё-таки она замкнута!» На корабли, созданные руками своих прежних жителей, смотрела совсем другая планета. Пустыми глазами новой и пока ещё безумной цивилизации».
— — —
Кто, чёрт возьми, сделал эту запись? И что за странная фамилия — Гагарин? Первый раз слышу.
Такое впечатление, что я действительно съехал с катушек.
Я вышел из форта и остолбенел — та хреновина, что висела в самом зените, сделалась больше раз в десять. Теперь она занимала добрую половину небосвода. Фиолетовый закат отражался в её сверкающем брюхе, как лампочка в полированном чайнике. Я тупо уставился на неё, как баран, и смотрел, пока не затекла шея, всё пытался сообразить, на что похожа эта штуковина. Полусфера не была идеальной, внизу она как бы заострялась, напоминая кончик пистолетной пули. К тому же, мне показалось, что она едва заметно вращается. Что сказать — накрыло меня знатно. Интересно, когда и, главное, чего я так мощно нанюхался или наелся?
Я вернулся в форт, как и прежде безлюдный, и сел на песок напротив заката. Затем разложил перед собой все найденные предметы: искусственный глаз, японский кинжал, плеер и бондану. Посмотрел на это всё, смочил глотку «Столичной» и, гляда на нависшую надо мной хреновину, припомнил один странный рассказ…
В колее
А. Жарков, Д. Костюкевич
С тех пор, как Пурпурную зону объявили на угрожаемом положении, прошло чуть больше суток.
Чёрный, будто лёгкие крематория, паровоз выбрался из укрытого в лесу депо и пустился по тайному маршруту: в зловещем неведении, в астматическом ожидании и предрассветном беспокойстве. Всё по инструкции командования, беспокойство —
