Графъ - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Даже не знаю, как на это реагировать, - наконец, сказала Лера, пожав плечами. - При других обстоятельствах я бы встала и вышла, но ты пользуешься тем, что я не знаю, где моя одежда…
Прозвучало это совсем без едкого сарказма, к которому он успел привыкнуть, а даже немного грустно как-то. Молчание затянулось и стало напрягать, учитывая, что оба были все ещё голые. Глеб решил выбросить последний козырь:
- У тебя есть мечта, Новодворская?
Лера шумно выдохнула и нахмурилась. Выглядело это так, словно она злится, но Глеб уже знал, что у нее бывает такое выражение лица, когда она о чем-то сосредоточенно думает.
- Есть, - кивнув, сказала она после паузы. - Всё та же. Сначала я хотела уехать из этого города в столицу нашей родины. Уехала. Сама поступила в МГУ, без протекции. Сама закончила. Пахала на кафедре и на ниве журналистики. Даже сиськи ни разу не расчехлила за девять лет жизни в Москве. Понимаешь? Мне было трудно, но мне было, чем гордиться. Я чувствовала себя свободной, пока меня не вышвырнуло обратно. Теперь, Глеб Гордеевич, я хочу туда вернуться…
Глава 40
Глава 40
На Марс человека отправить легче, чем в Москву! Не так-то просто оказалось устроить Новодворской индульгенцию, особенно, если заниматься этим без тени искреннего рвения. Что-то она там накосячила с каким-то материалом, кому-то наступила на хвост, нарвалась на гнев столичного мажора, расписанного под голландского петуха. Пришлось потратить полдня, чтобы найти его координаты. А он в Штатах и понятия не имеет о какой Новодворской может идти речь, если она уже как лет десять почила. И ему уже по барабану какая-то там статья в жёлтой прессе, он занят чем-то очень приятным, судя по ленивому тону и женским смешкам на его фоне.
В результате, всё решил один звонок по номеру, нацарапанному на визитке из кошелька девчонки. С этим столичным портфелем из отдела с длинным и непонятным названием у Глеба нашлись общие влиятельные знакомые и они даже вспомнили, что пересекались в прошлом году на каком-то мероприятии. Особист внимательно выслушал Глеба, потому что звонки на личные номера принято считать очень важными. А что может быть важнее бабы авторитетного Сибирского пацана? После стандартного обмена любезностями, портфель заверил, что не вдаваясь в детали, сразу же решит вопрос положительно.
Если дело обстояло так, как раскладывал Шалтай, то Глеб расписался в собственном приговоре. Но уже плевать. Давно было понятно, что расстаться с этой девочкой без серьезных душевных и финансовых потрясений не получится. Хочешь в Москву? Лети, голубка. Только не плачь потом. Москва слезам не верит.
Нужно было срочно возвращаться в реальность, из которой Глеба выкинуло на целый месяц. Вроде, не такой большой срок для человека с неограниченными возможностями. Но проблема заключалась в том, что пока он плавал, погасли прежние ориентиры. Как будто навигатор сдох. А это все равно, что вслепую бродить в лабиринтах социального дарвинизма. Бабло, связи, власть, свобода - все перемешалось. Мутный туман не оказывал сопротивления, но совершенно было непонятно в какую сторону идти. Воровать по-тихому в общак, бороться за место поближе к высшему обществу, набирая вес, обрастая связями и врагами? А где в этом всем свобода?
Ладно, проехали… Кризис среднего возраста, как первая ходка, на которой решается, кто ты по жизни и где будешь чалиться: под шконкой или на пальме.
Подтверждая эту теорию, из Лондона пришёл ответ, что данные с листка - адреса банков на Каймановых островах и анонимные счета до востребования. Это была хорошая новость. За которой, по закону баланса, следует плохая: без ключей никто ничего востребовать в этих банках не сможет. Глеб представил себе звякающую связку отмычек, и прикинул в каких ящиках кабинета можно ее поискать, но лондонские юрики осведомили, что это всего лишь комбинация из девяти знаков и символов.
Буковки и циферки. Их можно даже не искать, потому что Барон все коды и пароли хранил под гладким, как колено, черепом. Он часто стучал пальцем по своему блестящему лбу, потом кивал на стеллаж с книгами и говорил:
- Вот она - память где!
Глеба она явно подводила. Он совершенно забыл, что на осенний бал к губернатору собирался с белокурой Кристиной, которая звонила уже пять раз. У него даже мысли не возникло, что он поступает недостойно, блокируя ее номер. Пошла на хуй. Ещё ее истерик не хватало. Достаточно той, что заняла все мысли, вынуждая придирчиво перебирать сорочки, галстуки и костюмы, чтобы не выглядеть рядом с ней пестропёрой гопотой.
Надел модные трусы от жи-тру-а, если он правильно читал по-французски. Рубашку белую от Валентино, строгую и стильную; галстук Бальман, темно-синий костюм от Монтаны и четкие итальянские штиблеты. Завершил ансамбль Патек Филипп в золотом корпусе на ремешке коричневой кожи в тон ботинкам. Пойдёт. Только уже на выходе из гардероба, стянул с шеи галстук. Потому что, сука, в турецких огурцах!
Внизу, в баре налил себе выпить. Трезвое отношение к происходящему в последнее время давалось тяжело. Алкоголь, конечно, его не облегчал, но несколько притуплял желание к чему-то трезво относиться. Всего глоток успел сделать. Осторожный цокот каблуков по ступенькам лестницы заставил обернуться…
«Ах ты сука! Такое тело меж блядьми мне не сыскать! Сладкой влагой плодов вспотела, кольца ягод в твоих сосках… Что-то там…позовите Баха! Он напишет… что-то там про минет… разрывает меня, сжигает, я кончаю… простите мне». С чего вдруг в голове проорал Есенин и почему именно он, понять было сложно, но судя по стихам, такие рингтоны сами звенят в душе, когда бес пытается выломать ребра.
Сначала бросило в жар, потом между лопатками стянуло инеем. Вероятно, лицо его выражало какой-то симптом душевной болезни, жертвой которой Глеб себя ощущал. Лера чуть притормозила, провела ладошками по бёдрам и двинулась дальше, уже медленнее, покачивая формами. Платье цвета виски со льдом сверкало мелкими кристаллами шампанского и пьянило примерно так же, как гремучая смесь этих благородных напитков, пущенная по венам.
Он, конечно, нисколько не
