Графъ - Аля Пачиновна

Графъ

Глава 1

Глава 1

Я знаю - ты меня читаешь...

(За несколько часов до…)

Сон мигнул и исчез, уничтоженный агрессивной трелью будильника.

И Глеб сразу и не без удовольствия сообразил, что не для него техника трубила «подъем». Уже лет десять он не просыпался по требованию. Будучи свободным от рабской повинности вставать по звонку, он искренне считал, что утро наступает с позволения его сиятельства.

Он потерся щетиной о шёлковую подушку, пошевелил челюстью, вспоминая, с кем конкретно вчера заснул. Кого из девочек взял покататься на графике.

У Мурки не был. Значит, Кристинка.

Рука потянулась влево, туда, где солнце чертило границы нового дня. Сил разодрать чугунные веки не хватило, но и тактильно было понятно что под его ладонью женская грудь. Настоящая троечка. Горячая, мягкая. Девушка зашевелилась. Издала высокий вибрирующий стон, выгнулась. Потянулась и начала сползать с чёрной простыни.

- Ты куда? - Глеб два раза чавкнул. Сушняк. Вчерашний виски сегодня склеил все сосуды выше пояса. Засевшее в голове сверло настырно напоминало, что возраст уже не сочетает алкоголь, табак, секс и физические упражнения. Что-то одно надо исключить. А лучше - два.

- Мне ж на работу, - белокурая любовница зашуршала тряпками, затрещала искрами статики. - У меня съемки сегодня.

Съёмки. Работа. Любовница.

Глеб попробовал беззвучно покатать на языке последнее слово. Не получилось - слово больно квадратное, не катается. Открыл один глаз, напряг зрительный нерв, сосредоточился, провожая силуэт высокой, стройной блондинки в ванную. Зефир. Сладкий-сладкий. Розовый нюд. Идеальная гладкая кожа, ни волосинки на лобке или на жопе. Ни трещинки, ни изъяна, ни полоски родного цвета на загорелом теле. Симметричная до рези в глазах. Выбелена в стратегических местах. В пупке брюлик. На ногтях стекляшки. Вокруг правой щиколотки вытатуированный терновый обруч будто бы намекает, как тяжело носить на тонкой женской шейке литеру «К» из золота с тринадцатью изумрудами.

Которую он подогнал ей неделю назад, кстати.

Да, Кристина была отредактирована пластикой и процедурами согласно актуальным трендам. И Граф бы не выделил ее среди других таких же произведений скальпеля и шприца на целых два месяца, если бы она не знала, что Сервантес - это не предмет мебели и что между фразеологизмом и идиомой, на самом деле, разницы нет. И ее глаза - почти чёрные, в которых иногда пробегала какая-то осознанная мысль.

- Какая съёмка, дуй сюда, - Глеб перевернулся с живота на спину. Продемонстрировал подружке свою готовность вклиниться в ее планы по самые яйца.

- Глееееб, - протянула Кристина плаксиво, пряча за спиной телефон, - я опаздываю. Мне сегодня ещё на маникюр и в солярий надо успеть, у меня запись.

Она шмыгнула через порог ванной комнаты и закрылась там. Зашумела вода. Это надолго. Ровно одна сигарета, не спеша. Глеб нашарил на тумбочке пачку и пепельницу с зажигалкой. Закурил.

С Кристиной Ардовой - журналисткой какого-то пафосного областного глянца Глеб познакомился на какой-то авторитетной сходке в каком-то то ли ресторане, то ли клубе, принадлежавшем одному паганелю*. Глеб был уверен, что уже видел ее и не раз. Она же старательно делала вид, что он ошибается. Кокетничала, смущённо опускала густые ресницы, намекала на приватное интервью и прямо с мероприятия они отправились в лучшую гостиницу города для более тесного общения.

Разок пообщались в миссионерской позе, разок сзади и сверху. Глеб думал, что на этом интервью можно считать состоявшимся. Потом встретились опять. И снова, будто случайно.

Девчуля оказалась достаточно инициативной. Брала в умелые ручки источник благ и высасывала их из него профессионально, ответственно, но, что называется, без души, механически. Как будто выполняла должностные обязанности на нелюбимой, но высокооплачиваемой работе.

Тем не менее, Глеба все устраивало в условиях их негласной коммерческой сделки. В том плане, что график функции стоял на Кристину колом, но выше брючного ремня мысли о ней не поднимались. Проснуться с ней в одной постели хотелось единожды. Все последующие такие пробуждения следовали за редкими вечерами, которые больше нечем и некем было заполнить.

Экзистенциальный кризис - фатум сытых. Когда ты бегаешь в дырявой обуви по серой мартовской слякоти с разъедающей ямой в желудке тебе не до гамлетовских колебаний. Ты лезешь в карманы к зазевавшимся фраерам, чтобы у тебя и у твоих пацанов сегодня были сигареты, хлеб, колбаса и конфеты. Барбариски. Вкусные и надолго хватает, потому что можно растягивать удовольствие, смаковать. Про одиночество голодной шпане думать было некогда.

Философские вопросы бытия и поиска смысла накрывают именно тогда, когда у тебя есть всё. Кроме свободы совести. И чем больше у тебя денег, тем меньше у тебя этой свободы и совести. В этой стране, по крайней мере.

Поэтому ты отпугиваешь тоску по босому беспризорнику коллекцией швейцарских часов. Гулом моторов премиум-класса глушишь ее стенания. За бронированными стёклами прячешься от скелетов прошлого. С нелюбимыми женщинами имитируешь отношения, со шлюхами - удовольствие.

А вкус барбариски надежно забыт. Вытеснен дорогим алкоголем.

Сигарета истлела до фильтра. Кристина вышла из ванной, обёрнутая в белоснежный махровый рулон, но уже умело подкрашенная, причёсанная, источая сладко-пряный аромат какого-то бренда.

- Глееееб, - подплыла к краю кровати, кокетливо закусив ноготок. - Ты не забыл?

- О чем? - он вкрутил пенёк сигареты в пепельницу и отставил ее на тумбу. Забрал из тонких пальцев телефон, отбросил подальше. Ухватил за угол полотенца, дёрнул на себя.

- Ну, Глеееб, - протянула Кристина снова, упёрлась ладошками в его грудь и выпятила смешно нижнюю губу. - Меньше, чем через месяц приём у Купчина. Я платье отложила и сумочку от Ботеги…

Акцент на последнем слове должен был добавить весу всей фразе - оно там было ключевым. Глеб догадался, что это намёк на какое-то дорогостоящее обещание, которое он дал и сразу же забыл.

- Сколько? - универсальный вопрос.

- Платье две и сумка пять семьсот… - прожурчала Крис сиропом и зарумянилась.

Глеб непроизвольно провёл языком по слизистой за нижней губой, проверяя не торчит ли из неё гарпун. Пока нет. Но неприятный горький осадочек