Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь

Преодолев прыжком большую стену,

друзья бегут из царства Благонравных.

Отправившись на берег незнакомый,

знакомятся они с страной Двуликих.

Итак, Сюй Чэн-чжи заплакал и сказал:

– Вы спрашиваете меня, женат ли я? Так знайте же, что мне придется всю жизнь прожить одиноким.

– Почему? – спросил Тан Ао.

Тут Сюй Чэн-чжи подошел к двери и выглянул наружу; вернувшись на свое место, он сказал:

– Зять государя этой страны очень подозрителен. С тех пор как я перешел к нему на службу, он хотя и очень полюбил меня за то, что я сильнее многих, но все боится, что я чужеземный соглядатай. Поэтому он держится всегда настороже и по ночам выставляет охрану у моей комнаты. Спасибо моим сослуживцам, что они тайно предупредили меня об этом, и я веду себя очень осторожно. Потом зять государя, чтобы привязать меня к себе, сделал меня своей правой рукой; для этого он сосватал мне дворцовую прислужницу Сыту Ур, чтобы остепенить меня. Мои товарищи сказали: «Раз он так благоволит к тебе, надо быть еще более осторожным; смотри, когда женишься на этой девушке, то в разговорах с ней будь очень осмотрителен. Ведь трудно знать душу человека; один неосторожный шаг – и погибнешь!» Как-то раз ночью весной этого года Ур неожиданно пришла ко мне и стала меня уговаривать бежать отсюда. Всю ночь я шагал по комнате, обдумывая, что делать. Наутро я сообщил о ее уговорах моим сослуживцам, и они мне сказали: «Ясно, что зять государя велел ей проникнуть в твои замыслы, и если ты не донесешь на нее, то быть большой беде».

Послушавшись их, я донес на Ур. Потом я услыхал, что ее наказали, но так как я не мог проникнуть во внутренние покои дворца, то и не знал, правда это или нет. Но вот несколько дней тому назад эта девушка снова пришла ко мне и опять стала уговаривать меня уехать отсюда. Опять я мучился сомнениями целую ночь, наутро снова посоветовался с товарищами и опять донес на нее. Не успел я это сделать, как зять государя сам избил ее и велел сводникам продать ее. Тогда только я понял, что эта девушка служила мне всем сердцем. Причем весной ее ведь наказали из-за меня, а она не помнила прежней обиды, которую я ей нанес, не побоялась грозящей ей новой беды и опять приходила убеждать меня. Она такая умная и добродетельная, а я, наоборот, отплатил ей за добро злом, как же после этого я могу жить на белом свете? Я вступил в ряды здешнего войска только из-за безысходной нужды, чтобы как-нибудь перебиться. Но неожиданно для себя я оказался в сетях. За последнее время я несколько раз хотел бежать отсюда на родину, лично отвезти письмо, написанное кровью, думал служить своему государю, чтобы выполнить волю отца. Но здесь, на пограничной заставе, на мою беду, очень строгий надзор; всем чинам, состоящим на службе, не разрешается самовольно выходить за пограничную заставу, и если кто-либо ослушается, то ему рубят голову и выставляют на шесте для устрашения всех.

Скоро уже три года, как я нахожусь здесь на службе; пограничная стража хорошо меня знает, поэтому мне еще труднее бежать отсюда. Все эти годы я как в клетке и не могу никуда ходить по своему желанию. В прошлый раз моя умная и добродетельная невеста, хотя и выкрала для меня сигнальный флажок для перехода через границу, но в то время я как раз находился в состоянии какого-то помрачения и тоже донес об этом зятю государя. Теперь уже поздно раскаиваться в этом! Ведь я даже не знаю, куда ее продали, – сказав это, Сюй Чэн-чжи разрыдался.

Тогда Тан Ао рассказал ему, что случилось с Ур. Перестав плакать, Сюй Чэн-чжи начал благодарить его за спасение невесты.

– Если заставу так охраняют и тебе никак нельзя выйти за нее, то что же нам тогда делать? – спросил Тан Ао.

– За эти годы, – ответил Сюй Чэн-чжи, – я изощрил всю свою изобретательность, но ничего не мог придумать. Теперь, когда выпал такой редкий случай и вы так неожиданно приехали сюда, я умоляю вас, дядя, помочь мне!

– Мне приходилось наблюдать, что когда здесь за заставу выносят гроб с покойником, то его не обыскивают, – сказал До Цзю гун. – Какие бы ни были строгие порядки, все-таки не может быть, чтобы решились открыть гроб. Почему бы вам не притвориться мертвым, и мы вынесем вас в гробу за заставу. Чем плох такой замысел?

– Замысел-то хорош, – ответил Сюй Чэн-чжи, – но если у стражников возникнет подозрение или им дадут знать о моем исчезновении, то они обязательно откроют гроб, и что тогда мы будем делать?

– По-моему, вот что надо сделать, – сказал Линь Чжи-ян. – С наступлением темноты пусть зять взвалит вас себе на плечи, соберется с силами и перепрыгнет через городскую стену; ни человек, ни черт его не заметит; это и просто, и быстро, – чем плохо?

– Почтенный Тан хотя и умеет высоко прыгать, – возразил До Цзю гун, – но разве он сможет поднять такую тяжесть? Если он взвалит себе на спину человека, то, пожалуй, ему и не прыгнуть.

– Тяжесть меня не испугает, – сказал Тан Ао. – Но я боюсь, не слишком ли высока городская стена, смогу ли я перепрыгнуть через нее?

– Ну, если вы справитесь с грузом, то остальное легко разрешить, – ответил До Цзю гун. – Даже если стена окажется высокой, то всегда найдется такое место, где перед ней и позади нее будут расти большие деревья. И если будет слишком высоко, то вы сможете сначала прыгнуть на дерево, а с него уже перепрыгнуть на стену.

– Все это надо будет делать только ночью, – сказал Тан Ао. – Хорошо было бы, племянник, если бы ты сейчас проводил нас к городской стене, чтобы я смог изучить дорогу, тогда ночью мне будет легче действовать.

– А каким образом вы овладели искусством прыгать? – заинтересовался Сюй Чэн-чжи.

Тан Ао рассказал ему, как он вкусил волшебную траву некунцао. После этого, уплатив за чай, они вышли из чайной.

Сюй Чэн-чжи окольными путями провел трех своих спутников на окраину города. Городская стена там была не выше четырех-пяти чжан, кругом было тихо и спокойно, и Тан Ао убедился, что ночью здесь можно будет привести в исполнение замысел Линь Чжи-яна.

– Поскольку сейчас здесь никого нет и стена не очень высока, почему бы тебе, зять, не поупражняться в прыжках с