Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь

слышал когда-то о том, что писать стихи можно, когда совсем иссохнешь от дум; ну а про меня трудно сказать, что я иссох от дум, поэтому мне никак и не выдумать стихов. Потом я увидел, как двое из этих младших учеников придумывали стих в пару к тому, что дал им учитель: «Дикие гуси в облаках»; один из них написал «Морские чайки на волнах», а другой – «Большие рыбы в реках».

– Тогда я им и говорю: «У меня, знаете ли, „стихотворные мысли“ пошли прогуляться, не знаю, когда вернутся, а вот „мысли о том, как подобрать парный стих“, со мной. Если вам так уж хочется меня послушать, то я сейчас придумаю к этим вашим „Диким гусям в облаках“ парный стих». Они все обрадовались: «Вот хорошо-то! А какой стих вы придумали?» А я отвечаю им: «Стреляй в них из дробовика». Они слушают и ничего не понимают, просят, чтобы я разъяснил.

Я говорю: «Вот вы учитесь, а смысла моего стиха не понимаете! Только знаете, что если вам сказано „Дикие гуси в облаках“, так надо вторить „Морские чайки на волнах“, „Большие рыбы в реках“. А позвольте вас спросить, что у ваших стихов общего со стихом „Дикие гуси в облаках“? А мой стих „Стреляй в них из дробовика“ действительно связан с этими гусями в облаках».

«Как же это ваш стих связан с „Дикими гусями в облаках“? – спрашивают они, – объясните нам, пожалуйста».

Я им объясняю: «Поднимаю голову и вижу диких гусей в облаках и тотчас же стреляю из дробовика, ну разве это не вытекает из стиха о гусях в облаках?»

Тут только они поняли меня и говорят: «Действительно, совершенно необычайная мысль. Недаром он сказал, что всех философов прочел. Наверное, смысл вашего стиха идет от выражения Чжуан-цзы: “Увидев лук-самострел, тотчас же думаю, как бы полакомиться рябчиками”».

Услышав это, я вдруг вспомнил, как До Цзю гун и ты, зять, беседовали о «Чжуан-цзы и Лао-цзы», подумал, что это какая-нибудь книга, и говорю им: «Как это вы догадались, что моя мысль взята из этой книги! Видно, вы тоже здорово образованны! Хорошо еще, что я воспользовался одним „Чжуан-цзы“, а если бы еще „Лао-цзы“ или „Шао-цзы“ [291], то что бы вы тогда сказали?».

Тут они меня спрашивают: «Мы знаем, что всегда был только один „Лао-цзы“, никогда не слыхали, что есть еще какой-то „Шао-цзы“. А когда эта книга появилась? И о чем в ней говорится?».

Этим они меня совсем в тупик поставили. Я ведь считал, что если есть «Лао-цзы», то должен быть и «Шао-цзы», ведь раньше я слышал, что вы все говорите «Летопись поздней Ханьской династии» [292], «Летопись ранней Ханьской династии». Я и решил, что есть книга, первая часть которой про «Шао-цзы» – младшего сына, а вторая про «Лао-цзы» – старшего сына. Тут они все пристали ко мне, чтобы я обязательно объяснил им все, что знаю про этого «Шао-цзы», а то не отпустят меня и все!

Я подумал немного и говорю им: «“Шао-цзы” – это книга, написанная у нас, в Поднебесной империи, в незапамятные времена “золотого века”. Там записано все о философах, людях, цветах, птицах, книгах, картинах, игре на лютне, шахматах, врачевании, гаданиях, звездах и предзнаменованиях, рифмах и счете. А кроме того, там приводятся разные игры, загадки, словом – там про все сказано. Мы с собой взяли много этих книг, и если нужно, то я схожу и принесу их».

Услыхав это, все они очень обрадовались и захотели посмотреть эту книгу. Заплатив мне за купленные вещи, они стали торопить меня, чтобы я скорее шел на джонку и принес им эти книги. Только так мне и удалось вырваться от них.

– Хорошо, что ты с этим твоим стихом «стреляй в них из дробовика» нарвался на мальчишек, – рассмеялся Тан Ао, – а если бы тебя кто другой услышал, пожалуй, всыпал бы тебе как следует!

– Ох, от этих стихов у меня даже в горле пересохло, – сказал Линь Чжи-ян.

– Мне тоже хочется пить, – откликнулся До Цзю гун, – к счастью, вон там виднеется винная лавка. Почему бы нам не зайти туда опрокинуть чарочки три да поразузнать о здешних нравах?

При этих словах у Линь Чжи-яна даже слюнки потекли.

– Хороший вы человек, До Цзю гун, – воскликнул он. – Вас и послушать приятно!

Войдя в винную лавку, все трое уселись за столик. Важной походкой к ним направился слуга в шапке ученого, в белой одежде, с очками на носу и с веером в руках. Изгибаясь в вежливых поклонах и чинно улыбаясь, он спросил:

– Не иначе как господа удостоили меня своим вниманием, желая выпить вина? Изволите-с употреблять овощи? Осмелюсь спросить, что прикажете-с?

– Ты слуга, а на нос нацепил очки, это уже неподходяще, – сказал Линь Чжи-ян, – мало того, ты еще сыплешь изысканными фразами, это еще что такое? Я только что вел беседу с несколькими школьниками и убедился, что даже они толком не разбираются в словесности, и вдруг, на тебе, появляется слуга в кабаке и делает вид, что понимает в ней что-то. Вот уже, действительно, как говорится: «Из целой бутыли ничего не вытрясешь, а из полубутылки бывает и вытрясешь». Пойми ты, болван, что у меня в горле все пересохло и мне не до ученой беседы с тобой. Тащи-ка скорее сюда вина и закусок!

Еще шире улыбнувшись, слуга ответил:

– Разрешите-с осведомиться, господин, – вина потребуется один чайник [293] или два-с? Закусок прикажете-с подать одну тарелку или две-с?

Ударив рукой по столу, Линь Чжи-ян закричал:

– Что там еще за «с-с»? Живо подавай все сюда! А будешь тут еще приставать со своими «изволите-с» да «прикажете-с», так я тебя тресну по башке!

Испуганный слуга поспешно пролепетал:

– Простите-с, бегу-с! – и тотчас же подал чайник с вином, две тарелки с закусками: одну со сливами, другую с солеными овощами и три чарки; затем он почтительно налил каждому гостю полную чарку вина и отошел.

Линь Чжи-ян, любивший выпить, увидев вино, так и расцвел. Он ласково поглядел на Тан Ао и До Цзю гуна и сказал им:

– Прошу! – Затем поднял свою чарку и одним глотком осушил ее. Едва он проглотил вино, как лицо его вдруг скривилось, он начал плеваться и, выпятив подбородок, заорал: – Эй, слуга, ты что же это вместо вина уксус подал!

В это время поблизости уселся горбатый старик, одетый в платье ученого, в очках, с зубочисткой в руке. Налив себе вина, он стал раскачиваться на стуле и