Дурная примета - Герберт Нахбар

«Всемилостивый боже, — думает учитель Клинк, — сам барон пожаловал, патрон школы. Или опять управляющего прислал?»

Нет, на этот раз барон Освин фон Ханнендорф собственной персоной. Не всегда удобно посылать управляющего. А для живописи сегодня все равно неблагоприятный день. Никак не удавалась картина, замысел которой он давно уже вынашивает: самка оленя выбегает из леса, гонимая сотней собак! И тут барона осенила мысль — посвятить время обязанностям попечителя. Он велел закладывать большие сани. Вот сейчас перед окнами школы он выкарабкивается из-под груды шуб.

— Не беспокойтесь, мой дорогой Клинк. Продолжайте.

Легко сказать, продолжайте. Поди-ка сам потолкуй об этом проклятом стихе из второй книги Моисея, когда рядом, позади кафедры, с удобством расселся человек, кое-что смыслящий в этом деле и вникающий в каждое твое слово! Всегда испытываешь чувство, что тот поймает тебя на какой-нибудь промашке. Может быть, это вовсе и не так, но все же лучше переменить тему и поговорить о вещах, которые тебе лучше известны. «Рассказать разве что-нибудь про живопись? — размышляет пономарь Клинк. — Нет, не стоит, только больше запутаешься. Н-да, так о чем же? О чем?» Впрочем, пауза длится недолго.

— Итак, нам осталось записать задание на дом. Старший класс, достать тетради. К субботе перед четвертым адвентом вам надо написать сочинение на тему «Даров не принимай…» И смотри мне, Йохен Клют, чтобы не городил опять такой вздор, как прошлый раз. А ты, Кришан Шультеке, смотри, чтобы без мазни. Прежде чем сесть писать, помой руки.

«Ну а теперь о чем? Хотел сегодня пораньше кончить да написать статейку в газету: советы пчеловодам. Невелик гонорар, а все же лишняя монета не помешала бы. Принесла нелегкая этого барона. Н-да, пчелы… Впрочем, это мысль: о них и поговорим».

— Всем закрыть тетради и слушать*— приказывает пономарь Клинк. Несколько мгновений продолжается шумок, этим временем можно продумать, с чего начать. Но вот и тишина. Пономарь Клинк начинает:

— Слушайте внимательно, завтра буду спрашивать. Тема: пчела. Пчела принадлежит к многочисленному отряду перепончатокрылых. Она имеет две пары перепончатых крыльев, неодинаковых по размеру, прорезанных ветвящимися жилками. Для сбора пищи пчеле служит хоботок. Бывают рабочие пчелы и матки. Матки имеют на конце брюшка ядовитое жало, оно служит для защиты. Кроме того, имеются трутни…

Учитель Клинк разошелся, его уже не остановить. Он сам владеет полдюжиной ульев, пчеловодство его утеха, и он широко известен в округе как умелый пасечник. Счастливый случай, что пришла в голову именно эта тема.

Вначале барон внимательно слушает. Не в его манере перебивать, да и надо признать, что Клинк ведет урок неплохо. Ведь это надо — столько умеет рассказать о пчелах… Да еще так, словно по писаному читает. Кто все это запомнит, может стать заправским пчеловодом.

А пономарь Клинк все больше распаляется собственным рассказом. Он уже почти позабыл о присутствии барона.

— Особо вольготно чувствуют себя пчелы, когда происходит первое цветение в первый день весны…

Увлекаясь, Клинк говорит на местном наречии, растягивая слова.

О чем другом, а о пчелах поговорить можно. Хватило бы еще не на один урок. Детвора слушает с увлечением. Барон деликатно покашливает в носовой платок. Пономарь Клинк поворачивается к нему. Вот беда, сейчас он начнет задавать вопросы, этот барон, ведь надо же, все шло так великолепно…

— Вы позволите, мой дорогой Клинк… Вы обучаете здесь исключительно интересным вещам. Примите мое совершенное почтение.

Клинк сияет.

— Но разрешите мне, прежде чем уехать, задать несколько вопросов.

— Разумеется, господин барон, пожалуйста! «Начинается!»

Барон спрашивает:

— Откуда берется курица? Из яйца? Совершенно верно. А сколько будет восемью шесть, вот ты скажи, как тебя?..

— Христиан Шультеке.

Кое-кто смеется. Кришан ни с того ни с сего объявил себя Христианом.

— Здесь ничего нет смешного, — говорит барон строго.

Действительно, ничего смешного. Пономарь Клинк в упор смотрит на злополучного Кришана Шультеке. Черт его дернул, этого барона, спросить таблицу на восемь!

— Пятьдесят три, — выпаливает Кришан.

Барон улыбается.

— Погоди, погоди… А сколько будет шестью восемь?

Вот это уже другое дело. Кришан задумывается, но ненадолго.

— Сорок восемь.

— Вот видишь, — говорит барон.

Потом кто-то должен написать на доске: «Его величество кайзер». Потом барон спрашивает по закону божьему.

За волнением, внесенным появлением барона, Евгений почти позабыл про свои горести… О чем вопрос? Пророки?

— Да, мой мальчик, назови мне пророков.

Это делается так: вобрать в себя воздух и отбарабанить длинный ряд имен. Единым духом шестнадцать пророков, шестнадцать имен.

— Исаияиеремияиезикиильданиил…

Барон не только доволен, он поражен.

— Как тебя зовут, мой мальчик?

— Евгений Штрезов.

Освин фон Ханнендорф поворачивается к учителю Клинку, вопросительно поднимает одну бровь, и Клинк подтверждающе наклоняет голову.

— Прекрасное имя! А ты знаешь, что оно значит? Нет? «Евгений» — значит благородного происхождения.

На мгновение класс замирает. Что такое? Этот Штрезов— благородного происхождения? Освин фон Ханнендорф не может не улыбнуться собственным словам: он из тех, кому доставляет удовольствие наблюдать самого себя… И тут разражается буря. Мальчишки хохочут и орут, дергают за косы девочек, а те тоже смеются без удержу. Слова о благородном происхождении все теперь принимают как насмешку. Ведь и сам барон смеется! Какое-то мгновение можно было сомневаться. Но теперь совершенно ясно, что он подшутил над Евгением Штрезовым. Попробуй теперь утихомирить этих мальчишек и девчонок! Даже малыши, которые ничего не поняли, смеются вместе со всеми. Пономарь Клинк вынужден схватить палку и с ее помощью навести порядок. Барон стоит недоумевая, рассматривает блестящие носки своих сапог и даже не подозревает, какую он заварил кашу. Едва лишь в классе устанавливается тишина, как в довершение всех бед со двора доносится голос фрау Клинк: «Обе-ед готов!» Как видно, ока не знала о присутствии высокого гостя. Дети сидят смирно, но украдкой копаются в партах, собираясь домой.

— Скорей бы уматывал, — шепчет Фите Бланк соседу.

Этого Освин фон Ханнендорф не слышал, но громогласный зов фрау Клинк не мог пройти мимо его ушей. Желая восстановить свой, как ему кажется, поколебленный авторитет, он говорит:

— Встать! Прочитаем молитву.

Пономарь Клинк шепчет ему на ухо:

— Мы молимся по утрам, господин барон.

Но команда уже дана и звучит, сотрясая весь дом, подхваченное звонкими голосами:

— Отче наш, иже еси…

После молитвы ребят уже ничем не удержишь. Все выскакивают на улицу. Евгений уходит последним. Как обычно при сильном волнении, он подергивает головой. Медленно идет он к двери, выходит в сени. Хорошо, что здесь никого уже нет. После всего, что произошло, у него нет никакого настроения драться. Но и оставаться в сенях нельзя. Он озирается по сторонам. Снаружи доносятся выкрики ребят. В классе барон