Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина

царапаться, кусаться, кричать, хотелось ускориться и не останавливаться. Поэтому навстречу следующему скольжению ментора я двинулась сама, обхватывая ногами и руками, прижимая его к себе сильнее и ближе. Я сходила с ума от ощущения полёта и падения одновременно.

И ментор перестал быть осторожным. Кажется, он тоже потерял контроль и теперь вбивался резче, грубее. Впился в губы, крепко, до боли сжал мои бёдра, насаживая на себя. Его страсть граничила с кроваво-алой яростью – кипящей, всепоглощающей, жадной. Или это была любовь? Та самая любовь, что подобна дикой лошади, скинувшей поводья и несущейся на бешеной скорости с холма. О, как я наслаждалась этой скачкой! С каждым новым толчком летела в бездонную пропасть, и мне в ней было невозможно хорошо – в этой скользкой, обжигающей, пронизанной звуками моих стонов пучине.

Время уже не отсчитывало секунды, оно хлынуло потоком и потеряло смысл. Осталась лишь глубина неведомого ранее измерения, более реальная, чем все существующие на свете понятия. Я больше не ощущала Кирмоса как отдельного человека, он стал моей неотделимой частью, единой тканью, которая и есть я сама. Я на каждую частичку была – он. Созданная для него, ведь он сам же меня и создал.

Создал – и погубил. Взобравшись на вершину наслаждения, я распалась на части, превращаясь в тысячи летящих лепестков, парящих в бархатной южной ночи. Разум больше не ютился в границах тела, для него больше не было пределов.

И эта ночь, и все предыдущие, и Квертинд, и весь мир под Красной Луной затихли и уступили место чему-то новому, ранее неизведанному.

Как долго мы пробыли в другом мире? Не знаю.

Только когда ночь за окном подёрнулась серостью тумана и горячую кожу лизнул холодный порыв, я поняла, что дыхание и сердце вернулись в прежний ритм. Не успела я обрести способность мыслить, как Кирмос подхватил меня – на этот раз прижимая к груди, как ребёнка, и куда-то понёс.

– Это и есть любовь? – спросила я так хрипло и невнятно, что побоялась, будто он не поймёт или не расслышит.

– Это кровавая магия, – ответил он и уложил меня на кровать.

Слабый ночной свет заискрился, словно тронутый дыханием ночи. Сквозь высокие, от пола до потолка, распахнутые окна виднелся заросший разнотравьем и вишнями сад, а за ними – океан, бескрайний и сияющий. В голубой воде безмолвными стражами темнели острова архипелага Роксис, среди которых были Гарт и Адалена. Теперь единые, навеки связанные, неразлучные…

Ресницы задрожали, когда Кирмос отстранился – моя надёжная, горячая, жизненно необходимая защита от внешнего мира вдруг пропала.

– Нет-нет, не уходи, – взмолилась я, подскочив на кровати и силясь нашарить в темноте мужское тело. – Только не сейчас, умоляю. Подожди… останься. Хотя бы на одну ночь.

– Юна, – я услышала, как он снова улыбается. – Я ждал слишком долго. Не думаешь же ты, что годы ожидания уместятся в одну ночь?

Он вручил мне стакан воды, и я только теперь осознала, как дико, нестерпимо хотела пить. Кожу стягивало от солёной воды и пота, сухие губы потрескались, тело казалось неподъёмным. Но меня это мало беспокоило. Я приложилась к напитку и пила жадно – так же, как недавно предавалась ласкам. Тёплая, но такая вкусная вода лилась в горло живительным зельем. Осушив до дна стакан, я отставила его в сторону и снова требовательно протянула руки.

– Ещё воды? – спросил Кирмос.

– Ещё тебя, – ответила я.

Ментор лёг рядом и даже не успел меня обнять – я сама забралась на него, обвила руками шею, пристроила голову на груди. Я намеревалась снова заняться любовью или кровавой магией – всё равно, как он это называет.

Успела подумать, какие грубые здесь простыни – льняная ткань в мелкую полоску, аромат дешёвого щёлока. И ещё о том, что неплохо бы принять душ. А потом резко провалилась в крепкий, беспробудный сон. Словно в детстве, я спала под мерный плеск воды и видела саму себя – парящую над Квертиндом и шепчущую какие-то слова. Сперва показалось, что с моих уст слетает сказка с романтическим финалом о двух влюблённых, соединившихся в вечности. Долгожданное признание в том, что королевство теперь будет спасено любовью, как и предрекали коренные жители Батора.

Но, оказалось, это была не сказка. Та самая я, что парила над Квертиндом, шептала одну-единственную фразу:

«Всё будет хорошо».

Глава 3 Искристый полдень

Меня разбудил стук в дверь. Тихий, несмелый, он напоминал скрип половиц или скрежет животного. Я села на кровати и замерла, часто моргая. В первую секунду не сообразила, где нахожусь и что произошло. Даже подумала, что всё ещё сплю. Но в приятной полутьме заспанные глаза смогли разглядеть деревенский домик, разбросанную одежду, смятую постель. И спящего Кирмоса. Робкие лучи, пробивающиеся сквозь узкие щели, освещали его лицо и руку, лежащую поверх моего бедра.

Стук в дверь повторился. За ним прилетел далёкий отзвук веселья: звонкая россыпь ударов бубна и гром барабанов. Что-то происходило снаружи, но окна оказались неожиданно плотно затворены ставнями. Должно быть, ментор закрыл их вчера, когда я позорно вырубилась сразу после того, как мы занимались любовью.

Мы занимались любовью…

Воспоминания молнией пронзили сознание. Пальцы метнулись к распухшим губам, разъехавшимся в глупой улыбке, и разум мгновенно подкинул картины минувшей ночи. Дыхание тут же стало частым, сладкая истома пробежалась по телу, подняв волну мурашек и заставив волоски на руках встать дыбом.

«Больше никаких «но», – прошептала я заветное заклинание и хотела поцеловать ментора, но… кто-то уже в третий раз постучал в дверь.

Ругнувшись, я слезла с кровати. Осторожно, чтобы не разбудить Кирмоса, стащила лоскутное покрывало, завернулась в него, как в дорожный плащ – укуталась с головой, и поспешила встретить незваных гостей.

На пороге стояли двое.

Сутулый мужчина, сморщенный, как высохший абрикос, но с пышными усами и белозубой улыбкой на загорелом лице, исполнил шутовской поклон; вышитый кисет на его поясе задорно звякнул. Широкие красные штаны едва не упали с тощего тела, но мужчина ни капли не смутился. Только улыбнулся ещё шире. Его спутник – кучерявый парнишка лет двенадцати, в украшенной яркими цветами рубахе, в щегольских остроносых сапогах, с трудом удерживал под мышкой сопротивляющегося рыжего кота. В отличие от старика, он не улыбался, а хмурил брови, всем своим видом демонстрируя серьёзность. Далеко-далеко в такт океану даже не звучала, а стучала музыка – под мерный ритм звенели напевы старых народных баллад о Квертинде. Я узнала их мотивы: это были песни о магии и