Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с нежностью погладил меня по голове. Я протестующе закряхтела и пошевелила пальцами, стараясь вернуть власть над телом.
– И для её величия ещё придёт время. А прямо сейчас… Мимолетность – вот что я намерен восхвалить, – бард задумчиво устремил взгляд куда-то за горизонт. Показалось, что в это мгновение он был удивительно похож и на Демиурга, и на Кирмоса одновременно. – Сколько труда, любви, искусного мастерства вкладывается в удовольствие, которое длится всего-то мгновение и которое лишь немногие способны по-настоящему оценить.
Обессиленная, я не могла ни понять, о чём он говорит, ни тем более возразить ему. Только приподнялась на локтях и снова рухнула, крепко зажмурившись от головокружения. Когда-то Жорхе Вилейн сказал, что если я по-настоящему захочу убежать, остановить меня сможет только чудо. Сейчас мне казалось, что он имел в виду подлость. Чужую, внезапную, бессмысленную, не поддающуюся никакой логике.
– Я же поэт, – промурлыкал бард, напевая. – А поэт живёт романтикой момента.
– Подонок, вот ты кто, – слабыми губами прошептала я. – Гадина, тварь, мерзавец. Ты заплатишь за это… Я сдам тебя в консульство.
– О, – хохотнул он, – поверь, я заслуживаю все твои уничижительные эпитеты и самые суровые наказания. Но только не теперь. Я ведь впервые вмешался в историю, поэтому жду благодарности.
– Чтоб тебя икша жрали, – я попыталась перевернуться, но только слабо качнулась.
– Тихо, тихо, – он аккуратно придержал меня, чтобы я не рухнула с пристани в море. Где-то рядом хлопнули паруса. – Не беспокойся, мой порядок кровавой магии слишком низкий, чтобы ты провалялась здесь всю ночь.
– Не смей меня трогать! – прикрикнула я, ободрённая тем, что хотя бы язык начал слушаться. – Пошёл прочь!
Он поднялся, с удовольствием потянулся – гибкий, худощавый, довольный своим положением – и втянул ароматный воздух.
– Да, – сказал бард с улыбкой. – Ты права, мне пора. Времени осталось мало. – Он посмотрел на меня сверху вниз: – Хорошей ночи, Юна Горст.
Изящным жестом он поднял мою руку, пылко поцеловал её на прощание и, крутанувшись на каблуках, пошёл прочь.
Лишённая возможности догнать и хорошенько его отделать, я только наблюдала, как бард возвращается в дом, затем выходит оттуда в ярком сюртуке, в берете и с неизменной лютней. Точно такой, каким я увидела его в первый раз – пёстрый и весёлый.
Фонарь над домом ещё раз мигнул и погас. И в распахнутых дверях теперь тоже темнела неизвестность. Только жёлтый огонёк магии Нарцины в тиале проплыл над землёй и скрылся из виду. Свет исчез, но осталась музыка, что едким и до боли знакомым мотивом врезалась в уши:
– Коварен и жесток порой счастливый случай,
Загадочны всегда превратности судьбы.
Но жизненный сюжет без них так скуп и скучен,
Что должен я простую истину трубить.
Любовь, любовь, любовь! Мучительная мука,
Весь смысл и вся суть в любые времена.
Удел, фортуна, рок – её простые слуги,
Судьбе без уз любви всего лишь лирн цена.
Шаги и голос стихли, уступая место звукам ночи: плеску океана, скрипу мачты и шелесту листьев. Но потом и они исчезли: обессиленная кровавым заклинанием и утомлённая событиями, я провалилась то ли в сон, то ли в бред. Где-то на краю сознания мелькали картины моей жизни в Квертинде, уже давно прошедшие или ещё не сбывшиеся. Я лежала, слушая своё дыхание, и смотрела, как по небосводу скатываются звёзды – казалось, они падали в океан, отталкивались от дна и поднимались жемчужным сиянием на поверхность.
Звёзды замерли.
И вдруг вернулось всё – острая, прожигающее нутро привязанность к ментору; хитрость и смех Сирены, тихая нежность Фидерики; гордость при виде банды изгоев и трепет от объятий сестёр. Бестиатриум Кроуница и угрюмые шахтёры с бокалами полыньего шторма; скрип садовых ножниц в саду Мелироанской академии и стук каблуков Лаптолины по голубым коридорам. Цепкие взгляды нищей детворы в Понтоне и блеск золотых шпилей Лангсорда – белого города, которого я ни разу не видела. Любовью было пронизано всё, такой разной, в тысячах, миллионах её оттенков. Злая любовь и добрая, изнуряющая и дарящая силы, унизительная и возвышающая, нежная и страстная, безумная и осознанная. Любовь к другу, к семье, к мужчине и к женщине. К государству, к миру и мелочам жизни. Бесконечная, как небо, и короткая, как один вздох, любовь жила в каждом мгновении.
Гробовая, удушающая тишина ворвалась в сознание и исказила мысленные картины.
В полудрёме, в забытьи я смотрела, как зубы икша раздирают на клочья карту в узком подземелье Гнезда и как в небе сгорает флаг с перечёркнутой короной. Я видела простых людей и знать, оцепеневших от ужаса. Я видела их же, смеющихся под Красной луной. Но главное – среди них я увидела себя.
«Мой долг теперь исполнится, ведь Квертинд – это я», – прошептала я строчки из старого заклинания заполнения тиаля.
Неужели мой долг в том, чтобы остаться? Неужели бард прав и мы связаны?
Чушь. Фантазии зазнавшегося выдумщика. Лаптолина сказала бы, что не стоит так много о себе думать.
Я сморгнула наваждение, и Квертинд снова окружил меня любовью – шелестом прибоя, теплом южной ночи, светом звёзд.
Где-то совсем близко выпрыгнула из воды рыба – так, что прохладные капли долетели до меня.
Собравшись с силами, я села. Приложила руки к лицу, посчитала вдохи.
Оцепенение и тяжесть уходили, но перед глазами стояли яркие иллюзорные образы, и разум отказывался возвращаться в реальность.
Время уже перевалило за полночь.
Тяжёлый вздох наполнил грудь солёным воздухом. Я потрясла кистями, потёрла виски, пощипала кожу над коленями. Встала на четвереньки и доползла до края пирса, чтобы со всего размаху рухнуть вниз.
Ласковая прохладная вода приняла моё тело, как перина. По венам наконец-то заструились кровь и жизнь, голова в одно мгновение прояснилась, и я с удовольствием вынырнула. Свет полумесяца отражался от поверхности океана, и он светился мириадами осколков драгоценного камня.
Я убрала волосы с лица, тряхнула головой и поплыла к берегу. Тело почти бесшумно скользило по чистейшей воде, такой прозрачной, что на глубине можно было разглядеть проносящиеся мимо стайки разноцветных рыб. Лунный свет отражался от их лоснящихся
