Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина

За спиной скрипнула дверь, и я с облегчением выдохнула.

– Слава богам! – обрадовалась я и выбралась на берег.

Сощурилась, глядя на кирпичный домик за косматой изгородью. Только сейчас я заметила густой сад, заросший полевыми цветами. Стройные деревья прятали за кронами крышу, а цветущие вишни осыпали лепестками светлую веранду, на которой появилась мужская фигура. За спиной хозяина горел слабый огонёк.

– Простите за беспокойство… Я знаю, что переправа работает только днём, но мне срочно нужно на тот берег… – я приложила руку козырьком ко лбу.

– Юна Горст, – разлился в ночной тиши звонкий голос. – С возвращением в Квертинд, моя милая. Как же долго я ждал этого момента!

Мужчина шумно втянул воздух и раскинул руки в стороны, шагнув в круг света. Фонарь мигнул.

– Ме… – проблеяла я, как овечка, но прочистила горло и всё-таки потрясённо произнесла: – Менестрель?!

– Не спросишь, как меня зовут в этот раз? – игриво хохотнул бард. – О нет, не спрашивай! Здесь, в уединении, я могу позволить себе быть безымянным. Быть никем, – он одёрнул тонкую белоснежную сорочку и пригладил волосы. – Люди так стремятся носить маски, обретать статусы, что-то означать в этом мире, что совсем разучились быть самими собой. Но здесь… В этом доме заключено особое волшебство. Величайшая из всех магий. Здесь каждый может скинуть оковы лицемерия и, не таясь, откровенничать с тем, кого он любит больше остальных. Я вот люблю себя. А ты?

От растерянности я раскрыла рот и снова осмотрела дом с множеством окон – распахнутые голубые ставни прятались за зеленью ежевики и сладко пахнущей жимолости. Кусты с крупными лазурными цветами клонились к земле. Лужайки поросли клевером, у входа ютилась усыпанная белыми звездами одинокая магнолия. И цветущие, ароматные вишни – розовые всполохи даже в темноте пестрели яркими пятнами. Их лепестки так напоминали маральник. Одинокий дом был красив, но… никакого волшебства в нём я не увидела и не ощутила.

– Никого я не люблю, – соврала я, переминаясь с ноги на ногу – ступни утонули в сухом, ещё тёплом песке. – И в Квертинд не возвращаюсь, а покидаю его. Мне нужно попасть на пристань Ирба и как можно скорее. Осталось мало времени, а я хочу успеть на корабль в Тимберию. Он отходит в полночь. Ты поможешь мне?

– Безусловно! – обрадовался бард.

Он резво сбежал с низеньких ступеней, взял меня за руки и лучезарно улыбнулся.

– Тогда идём, – потянула я его за собой, но менестрель не сдвинулся с места, удивительно крепко сжав мои руки.

Его пальцы были ледяными, как у статуи или… у мертвеца.

– Ты здоров? – осторожно спросила я, оглядывая его.

И снова нервно покосилась на часы.

– Как никогда, – радостно ответил бард.

– Тогда поможешь мне управиться с лодкой?

– Тут я тебе не помощник, – не поддавался мой старый знакомый.

– Думаешь, мы не справимся вдвоём? Или не успеем?

– Успеем, – ещё шире улыбнулся бард. – И даже обнаружим на пристани твоего спутника. Он хорош, да? У меня с ним много общего.

– Не понимаю, о ком ты, – прикинулась я дурочкой. – Идём же!

– О, всё ты прекрасно понимаешь! – он резко дёрнул мою руку, притянул к себе и крутанул нас, как в танце. – Всегда понимала, даже когда не признавалась сама себе. Моя маленькая Юна Горст, – он мечтательно закатил глаза, а потом уставился на меня в упор. – Подумать только, ты столько раз сбегала от ментора чёрного паука! И ни разу судьба не давала такого шанса. Теперь же, когда ты поняла, что приручить судьбу можно, только покорившись ей, такой шанс появился. Ты и правда можешь сбежать. Какая ирония, не правда ли? Утешительный фатализм для уставшего бороться сердца.

Я несмело высвободилась из объятий, воровато оглянулась на покачивающийся на волнах баркас. Откуда он всё это знал? Что имел в виду? Не важно. Времени на беседу не оставалось, да и не хотела я беседовать о смыслах. Я хотела найти новые. Я действительно хотела сбежать.

Но могла ли? Пытаться выйти в бухту в одиночестве, без навыков и знаний – безумие. Пытаться угнать судно на глазах у барда – безумие вдвойне. Может, пригрозить ему убийством?

– Ну хорошо, – выдохнула я и нашарила взглядом валяющуюся на берегу сумку. Подняла её, достала увесистый кошель. Отсчитала пару монет.

– Вот как мы поступим, – скопировала я тон Лаптолины. – Сейчас поднимемся на баркас и, как ты и сказал, успеем на пристань Ирба. – Я подошла, вложила барду в руку несколько крупных монет, загнула его пальцы. – Когда доберёмся, ты получишь ещё столько же. По дороге можешь петь мне свою балладу. Или не петь.

Стараясь сохранять спокойствие и дружелюбие, я ободряюще улыбнулась.

– У меня другие планы, – ответил бард, но монеты спрятал в карман.

– Ну и катись в пекло Толмунда, безжалостный жмот! – прошипела я. Подхватила туфли, злобно натянула их на ноги и, прошагав до причала, застучала каблуками по ветхим доскам.

Пусть попробует меня остановить! Пусть только рискнёт! Я справлюсь с баркасом сама, доберусь до пристани, чего бы мне это ни стоило. Даже если придётся убить менестреля голыми руками, а затем провести на корабле сутки, чтобы прибыть к следующей полуночи. Ренуард обещал ждать каждую ночь!

«Тук, тук, тук», – яростно стучали каблуки. И вдруг… перестали. Ноги в одно мгновение сделались ватными, как будто их лишили костей, и я, взмахнув руками, только и успела увидеть, как перед глазами встало усыпанное частыми звёздами небо. Кряхт!..

Я упала, распластавшись на ветхой пристани, но не почувствовала ни боли, ни страха, ни злости. Только желание ещё раз взглянуть на часы. Не успею…

– Ты неверно меня поняла, – знакомый мелодичный голос не дал моему беспокойству войти в силу.

Преодолевая нахлынувшую дурноту и слабость, я повернула голову и не удивилась, когда увидела красный туман, стелящийся вслед за сапогами барда. Миг – и магия Толмунда исчезла, впиталась в ладони заклинателя.

– Илентор, – со странным безразличием определила я, но вместо слова из горла вырвался хрип.

Бард присел надо мной, помог лечь удобнее, распоряжаясь моим обездвиженным телом, как кукольным. Убрал волосы со лба и тихо заговорил:

– Видишь ли, лин де шер, муза моей души… Я с самого начала мог бы быть к тебе более жалостливым. Но жалость – это яд, отравляющий сознание. Если бы я вмешался, ты была бы многого лишена. Неудач. Собственных решений. Опыта. Ты бы осталась очередной главной героиней, одной из тысяч похожих друг на друга девушек. Ты бы не стала той самой Юной Горст, что