Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

Свет Его взора, постоянно обращенного к полной и окончательной победе, и придает смысл чудесам, которые совершает Спаситель и которые по Его обетованию станут творить Его последователи, – смысл, отвечающий нашему духу, сердцу и разуму. Здесь мы видим действие законов высшего порядка, которые представляют в ярком свете Иисуса и смягчают в каких-то случаях суровые законы нынешнего мироустройства. Этот свет оказался бы обманчивым, если бы их действие вместе с Иисусом и апостолами прекратилось, ибо то, что он обещал, не исполнилось. Но нам до конца не ясно, существует ли постоянное или даже эпизодическое вмешательство некоего высшего, явно куда более прекрасного порядка вещей в нынешние законы. Что означает такое сосуществование двух, чуть ли не взаимоисключающих, порядков? Если высший прекраснее, то почему он не вытесняет другой? Единственный разумный ответ: именно этого он и хочет, к этому и стремится, двойственность же происходящего говорит о борьбе двух мироустройств – нынешнего и будущего – за власть, за победу. Чудеса – авангард будущего времени, они, по существу, не движущие силы, а их проявление, не причины, а следствия одержанных побед, ибо истинное поле битвы – человек, его душа, а воин – дух.

Спаситель, верящий в Свой в народ, провозгласил ему великую весть о том времени как послушный и надежный Свидетель, но как оно наступит и когда Он не сказал, оставляя знание этого Своему Отцу, бесконечно доверяя Ему и твердо зная: «Царствие Божие уже во Мне, и пришло оно, чтобы победить».

Первые деяния

Если у Марка (1:14 и далее) слово «bald» (вскоре) повсюду заменить более близкими оригиналу „alsobald, sofort“ (тотчас, без промедления), нетрудно заметить, что повествователь явно стремится показать нам, с какой поразительной энергией Спаситель взялся за Свое дело.

Прежде всего Он призвал к Себе первых учеников, приветствуя их как старых знакомых, и те незамедлительно последовали за Ним. Почему? Ответ на этот вопрос – в нашем предположении относительно причин, побудивших Иисуса укрыться под покровом безвестности. С каким нетерпением они ждали этого мгновения, особенно с тех пор, как Иоанн был заключен в темницу! И они отправляются в Капернаум — средоточие безбожной жизни Израиля на берегу Генисаретского озера. «И вскоре в субботу вошел Он в синагогу и учил». Стало быть, учить этому Он начал только сейчас. «И дивились Его учению, ибо Он учил их как власть имеющий, а не как книжники». Речь любого человека, наделенного властью, будь то военачальник, чиновник или управляющий, в корне отлична (как правило, в лучшую сторону) от выступления профессионального «оратора». Она уверенна, лаконична, не оставляет никого равнодушным и касается только конкретных дел. Нечто могущественное, великое наполнило синагогу, когда в эту область духовного, в сферу предполагаемого и вольно трактуемого вступил некий муж, который их поучал, и не просто как «сведущий», а как «некто из дома Властителя». Какое впечатление произвели Его решительность, твердая уверенность, спокойная сила! То была речь герольда, свидетеля, борца, более того – победителя, а не просто учителя. Масштаб Его полномочий измерен Тем, Кто их Ему дал. Мы все чувствуем силу в словах Иисуса, как бы спокойно и просто они ни звучали; Он и Сам ее сознавал: «Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне» (Мф 7:24). Услышав, их невозможно забыть, им верят, их любят, как бы становясь на мгновение такими, какими Он хочет нас видеть, чувствуют себя облагороженными и просветленными.

Среди слушателей «в синагоге их был человек, одержимой духом нечистым» (Мк 1:23). Знали прежде о его недуге? Вряд ли. Возможно, он был рассеянным, неряшливым, слабовольным, капризным, меланхоличным, с душой, истерзанной нечистыми помыслами. Возможно. Но мы этого не знаем. Нечистое в нем и он сам пребывали в согласии друг с другом, отчего его сознание не было двойственным. Теперь же ему светит иное солнце, над ним блещут иные Небеса, там живет Отец. И он стыдливо замечает, что в его груди рождается блаженная тоска по родине – той, что высоко над ним, и былого «единства сознания» уже нет. Если бы последующая сцена не завершилась столь быстро и чудесно, могло показаться (и в этом была бы доля истины), что проповедь Спасителя делает людей безумными. Внезапно с его уст срываются злобные, дерзкие, коварно льстивые слова: «…что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас! знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий» (Мк 1:24).

Как некстати! Неужели Спаситель ничего не знал о подобных припадках? Вряд ли. Скорее всего, Он, подобно нам, прослышав, что где-то происходят такие ужасные и странные вещи, предпочитал обходить эти места стороной, тем более что в Священном Писании ничего такого, что могло бы пролить на это свет, Он не встречал. Рассказанное же Саулом соотносится напрямую с Богом и почти не раскрывает сути таких диких, демонстративно противопоставляющих себя божественному порядку явлений, происходящих, разумеется, из чуждого нам мира. Но сейчас перед Ним неожиданно возникла жуткая, отвратительная реальность, и пребывающий в Нем Святой Дух ее засвидетельствовал. Трепет охватил Иисуса – вот она, еще одна иллюстрация сказанного когда-то Его противником: «Все это мое». Что Он должен делать? Выбора – действовать или нет – у Него не было, ибо голос не без лукавства принялся поучать присутствующих в вопросах религии. Как бы там ни было, но он открыл Его собравшимся как Сына Божьего, причем в льстивой, искушающей Иисуса форме. О, как внимают люди подобным голосам! Голос явно осмелел и вознамерился говорить дальше. Сократ когда-то весьма серьезно отнесся к похожему, более элегантному, но не менее апокрифическому свидетельству[49]. Спаситель властно прерывает его: «Замолчи и выйди из него». Он сказал это духу, будто перед ним обычный человек. «Кем бы ты ни был – Я этого не потерплю». К людям же Иисус в таком повелительном тоне никогда не обращается. А поскольку они, взирающие на Иисуса сквозь пелену видимого мира, поначалу видят в Нем себе равного и приходят к осознанию Его Божественной сущности лишь в свете веры, то Он всегда пользуется Своим правом повелевать ими только в той мере, в какой они признают это право. И лишь когда эта пелена с них спадет, Сын Человеческий предстанет перед ними как царь. Взор же духовных существ из невидимого мира этой пеленой не затуманен, и они – хотят того или нет – признают в Нем Сына Божьего, потому Он ими и повелевает, но не как человек, а именно как Сын Божий. И чтобы не подчиняться Ему безропотно, бес, издав истошный крик, прежде сотрясает человека, повергнув Его ниц посреди синагоги, и лишь потом выходит из него – и тот выздоравливает. Как отрадно стало ему на душе! Так называемый экзорцизм, изгнание дьявола, не был для иудеев чем-то доселе неизвестным. Он сопровождался (как по сей день и у иных языческих народов) эффектными трюками и фантастическими ритуалами. Но здесь присутствующих поразило совсем другое – необычная, дышащая светом и жизнью царственная манера, с которой нечистому духу без лишних слов было велено удалиться. То были не сумерки суеверия, а светлый день, сила и власть Бога.

Спаситель, Сам того не желая, открыл для Себя новое направление деятельности, сильно повредившее Его репутации у людей образованных, настолько сильно, что они объявили Его своего рода чародеем. Он же впоследствии был вынужден признать эту деятельность для Себя очень важной.

Но вот исцеление тещи Симона было делом особенным, и уж для нее-то Он это особенное совершить мог. Похоже, ей было трудно смириться с тем «новым благочестием», ради которого ее зять бросил на произвол судьбы жену и ребенка – ее дочь и внука. «Он запретил горячке» – необычный подход, заставляющий нас задуматься.

Жители Капернаума не переставали дивиться: «Что это? Он и нечистыми духами повелевает, и они повинуются Ему?» Все только и говорили об Иисусе.

С наступлением темноты событие получило трогательное продолжение. У всякого, знавшего лишь о своих недугах или о недугах родственников, зародилась мысль: «А Он ведь может помочь и мне. Но что скажут другие? Так, как я, Его ведь не понял никто, ни на кого Он не произвел столь сильного впечатления. Пусть другие меня высмеют, но они до этого еще не доросли, смелости не хватит». И вот такой «единственный», кто «понял», под покровом темноты отправляется к дому Иисуса. А «другие», оказывается, уже здесь! Они с удивлением смотрят друг на друга! То была трогательная встреча, и все должны были признать, что каждый из них в глубине души куда лучше, чем о нем думают.

«И Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их. Выходили также и бесы из многих с криком и говорили: Ты Христос, Сын Божий. А Он запрещал им сказывать, что они знают, что Он Христос» (Лк 4:40,41).