Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

К сожалению, впоследствии переписчики из лучших побуждений исказили данное место (Ин 4:42), вставив слово «Христос», и священный трепет перед Ним не позволил, как часто это бывает, вычеркнуть эту вставку. Но она меняет и ослабляет мысль, заключенную в стихе, и делает ее блеклой. Самарян, скорее всего, мало интересовало, тот ли Он «Христос», на которого больше надеялись иудеи. Они не прибегли к выражениям и понятиям, принятым в древности, не соотнесли с ними Иисуса, а радостно предались впечатлениям, происходившим из настоящего, из самой жизни. «Этот Муж, каким мы Его узнали, и как Он говорил с нами, и есть Тот, Кто нужен миру. Он намеревается и в состоянии спасти мир; и у Него это получится».

Как трогательно повествует Иоанн (4:31 и далее) о том, как повлияло на Спасителя обращение женщины. Во-первых, Он был избавлен от жажды и голода. Отец поручил Ему искать и спасать заблудших, что Он неотступно и делал с усердием, но, как следует из прежних историй, с переменным, подчас весьма скромным успехом. Здесь же Ему было суждено исполнить то поручение во всей полноте, что фактически и стало Его пищей и питьем. Когда мы спасаем чью-то душу, для которой являемся как бы инструментом спасения, это поразительно обогащает наше естество. Во-вторых, из этого частного случае Спаситель сделал грандиозный вывод касательно всеобщего и целого. Плод, внешне казавшийся таким еще незрелым, упал Ему на колени перезревшим. «Пусть внешне кажущееся не повергает вас в уныние», – обращается Он к Своим ученикам. «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва (то есть у жатвы есть свои сроки и их нужно соблюдать)? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод и жизнь вечную, так что и сеющий, и жнущий вместе радоваться будут» (Ин 4:35,36). И, продолжая, предостерегает Своих учеников, чтобы они, радуясь хорошему урожаю, никогда не ставили его в заслугу только себе, забывая, сколько потрудились прежде те, кто как бы напрасно сеял.

Царственный

Мы подходим к концу того периода жизни Иисуса, который я назвал «счастливым временем». Если бы эти мною выдуманные и в Евангелиях не встречающиеся слова не были излишне смелы, я озаглавил бы ими все картины, прошедшие перед нами с момента искушения Иисуса. Период этот завершается необычной просьбой, проливающей пророческий свет на то, чем в итоге закончится Его открытое служение. Некий царедворец Ирода, Антипа, приходит из Капернаума в Кану к Иисусу и просит Его отправиться вместе с ним в Иудею, чтобы излечить его смертельно больного сына. Евангелие впервые повествует о подобной просьбе к Иисусу, во всяком случае, в Галилее.

Здесь человеческая беда, наверное, впервые подступает своей физической стороной к Спасителю, вопрошая: а можешь ли Ты помочь и мне? Вопрос важный. Должен ли Спаситель приниматься за подобные дела? Чувствуется, что Он в раздумье. Он оказывается в положении военачальника, которого просят пощадить человеческую жизнь. Нужно ли идти к цели столь длинным кружным путем? «Если Я примусь вас исцелять, поможет ли это вам?» Спаситель здесь для того, чтобы мы через Него и в Нем стали по отношению к Отцу такими же чадами Божьими, как и Он. А исцелившись, станем ли? Близится Новое, Вечное – Царство Божие, и нам надлежит из земного перейти с Его помощью в духовное, Небесное, обрести жизнь вечную. Способствует ли тому счастливая земная жизнь?

Вот что, должно быть, волновало Спасителя. «О, если бы люди и без этих дел уверовали в то, что Дух Божий без промедленья вознесет нас к цели!» – вздохнув, наверное, так подумал Он. Но в то же время, если бы речь шла только о помощи, то без знамений и чудес можно было бы и обойтись. Однако есть еще вера, и тут все это просто необходимо. «Вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес», – с грустью сказал Спаситель. Весь успех дела Божьего в послании Иисуса зависел и зависит от нашей веры в Него – ровно настолько Он нам и дан; сколь ни велик Спаситель, Его значение для нас определяется тем, что мы о Нем думаем и насколько в Него верим; чего мы от Иисуса не ожидаем, того для нас у Него как бы нет. Как трудно было Спасителю, куда труднее, чем сегодня кажется, пробудить на Земле веру к Себе. «Я не таков, как вы, и у Меня есть то, чего у вас нет, Я это и есть, и оно – ваше», – если бы Он произнес это вслух, какими дерзкими показались бы Его слова! Спасителя могли бы в любой момент обвинить в самовозношении и присвоении Себе того, чего у Него нет. К тому же люди разочаровались бы в Нем, отшатнулись и в конечном счете стали бы Его люто ненавидеть. Новое воззрение, новое учение или теория, если только это не выходит за рамки прежде рассказанного Библией, даже новое откровение они приняли бы как нечто, с чем можно согласиться. Но какой толк от воззрений и как можно научиться верить в ту великую истину, что Он реальное явление не поддающейся осмыслению любви Бога к миру, что Он, Сын, дарован нам во спасение? Без знамений и чудес люди в это не уверуют. А кто, как ему кажется, верует и без них, у того это превращается в некую теорию, лишенную живых красок, научную систему или научное положение. Ощутить отеческое расположение к нам Бога живого и уверовать в Него – на такое наш ум становится способен, только когда знамения и чудеса каким-то образом заставляют его очнуться от сна обыденной жизни, в которой любимому Богу отведена скромная роль, вплоть до того, что «можно обойтись и без Него».

И тогда Иисус решает помогать людям. Избавление от недугов – дело, конечно, важное, но чудо – это язык, на котором с нами говорит Бог, явление возвышенное и величественное. Царедворец, к примеру, не принял бы весть Спасителя о новой, выходящей за пределы человеческого понимания великой милости Бога и никогда бы не уверовал, откажи ему Иисус в его просьбе. «Для гостей, с которыми вместе пировал, Он превратил воду в вино, а моего сына оставил умирать. Да кто же тогда поверит, что это от Бога?» – вот что, наверное, прозвучало бы в душе царедворца.

И Спаситель, дабы этот человек (и другие) уверовал, вступает в сферу Божественной помощи, избавляющей людей от телесных скорбей. И Он почти не сомневается, что Отец ради такой цели Его услышит. Но идти вместе с тем человеком, как он того желает, Иисус не намеревается. Посещение его дома и исцеление мальчика наделали бы много шума, и к Нему тотчас бы приступили с новыми просьбами подобного рода, чем неминуемо вовлекли бы Его в деятельность, противоречащую Его уединению. И, уповая на Своего Отца, Иисус отвечает: «Пойди, сын твой здоров». Так оно и оказалось. Какой удивительно яркий свет благодати Божьей открылся в Иисусе царедворцу и всему его дому! Не испытавший подобного вряд ли может живо себе такое представить. С этого момента след Иисуса, если не считать Его прихода на праздник в Иерусалим, до взятия Иоанна под стражу теряется. Так что Его намерение уединиться исполнилось.

II

До исповедания Петра

«Приблизилось Царствие Божие!»

Ужасное известие: «Иоанн взят под стражу» – облетело всю страну. Великое уныние, горькое разочарование овладело душами людей. Они так напряженно ждали, что сбудутся надежды, которые пробудил в них Иоанн, – и вот теперь этому грубо, жестко и вероломно положен конец. Казалось, все вернулось на круги своя.

Известие это было неожиданным и для Спасителя. Уединившись, Он приготовился к долгому ожиданию, и тут вдруг в такой прискорбной форме Ему дано повеление: «Твой час настал».

Если раньше Он сознательно оставался в тени, то теперь с поразительным бесстрашием начинает без устали, одно за другим совершать дела, преодолевая подобно стремительно атакующему полководцу новые рубежи и возлагая на Себя все новые и новые задачи.

Марк, а возможно, Петр, чей рассказ, согласно достоверным источникам, и передает нам Марк, во всех красках, как это может сделать только очевидец, описывает то великое время, когда Иисус выходит на открытое служение.

Он покинул Назарет (Мф 4:13) и поселился в Капернауме, проходя «на пути приморском» через деревни и возвещая: «Приблизилось Царство Небесное!»

Сколько радостной отваги в этом возгласе! Мы представляем себе Иисуса идущим через селения, Его сердце преисполнено благой вестью, которую необходимо донести до людей, и, не сдерживая душевного порыва, Он громко возвещает: «Час пробил, грядет то, чего мы так ждали, – приблизилось Царство Божие!» «Евангелие» – это, как известно, и есть «благая весть», к примеру, о только что одержанной победе. Заметьте, не учение, а известие о некоем, доселе неизвестном, факте или событии. Остается только сожалеть, что Лютер здесь, как и всюду в Новом Завете, слово, означающее, по сути, «объявлять», «провозглашать», передает словом «predigen» («проповедовать»). Оно заимствовано из латинского, где praedicare означает изначально действие герольда, равно как и греческое слово, которым оно переводится. Для немецкого же языка оно иностранное, укоренившееся в церковной лексике, образное выражение, употребляемое в назидательных речах во время церковного богослужения. Когда мы слышим его, наше воображение тотчас же рисует нам церковь, кафедру и священника с его проповедями, втиснутыми в строгие рамки устоявшихся правил и имеющими не так уж много общего с обычной жизнью. Здесь Иисус (а позже – и апостолы) уподобятся именно герольду, который сообщает толпящемуся на ярмарке жизни народу важные известия или указы правителей и которому не подобает присовокуплять к официальным сведениям собственные замечания, увещевания и т. п. Стало быть, Спаситель выступал не как проповедник, а как человек, познавший полноту жизни. Под «Царством Божиим» Он понимал не какую-то новую, «более совершенную» форму богопочитания и отнюдь не то, что уже наступило, а другое, сегодня лишь ожидаемое – обетованное Богом время Его чистой власти, того порядка вещей, когда Бог станет «всем во всем» (1 Кор 15:28). Поэтому Иисус и говорит: оно приблизилось («пришло» значило бы больше, чем сказанное Им).