Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

Встречный вопрос фарисея на столь сильный ответ вынуждает Спасителя углубиться в суть этого «Царства Божьего». А есть ли оно в самом человеке? То, что однажды было предвещано Богом: «И будет у них жилище Мое, и буду их Богом, а они будут Моим народом» (Иез 37:27), мог сказать Себе Иисус: «Исполнилось во Мне», «Ты живешь во Мне, Я – обиталище Твоей власти, а Ты – родина Моего духа. Это и значит быть человеком, к этому мы, люди, и предназначены». Почему Он таким был, почему только Он один, теперь Иисус знал. Не за какие-то заслуги, а благодаря Своему происхождению. Нам же, всем прочим, лучше и не пытаться в своем детском сознании возомнить себя чадами Божьими, «уверовать», что мы таковые есть, с благим намерением вести себя сообразно этому званию. Потому что мы ими не являемся, мы прежде всего плоть, природа, нечто, внешне способное к высшему развитию и совершенствованию: на нем могут взойти цветы, напоминающие дух, но цветы эти, не успев распуститься, увядают. Чадом Божьим надо родиться. «Но Я существую, – говорил Себе Иисус, – и лишь для того – другой цели и быть не может, – чтобы все люди стали такими, как Я. Чадо, которое как бы умерло в них, не успев появиться на свет, возродилось для всех во Мне и вместе со Мной». Не слышатся ль в словах Спасителя о возрождении из воды и духа воспоминания о том, что было когда-то и с Ним? Он предстал перед Иоанном за весь род человеческий, и то, что Ему было передано через воду Отцом и дано в духе, предназначалось для Его братьев, для них открыл Отец в Нем, в Сыне, возможность стать чадами Божьими. Для этого был послан Иоанн, для этого дарован миру Сын.

Здесь особенно ярко и полно открывается нам то, чего миссией Иисуса хочет достичь Бог. Плоть, то есть человек, являясь по своей природе частью этого целостного в своей взаимосвязи мира, никогда не достигнет в себе самом того, что дало бы ему право жить вечно и иметь живую связь с Богом. Плоть нуждается во внешней пище, грубая – во всевозможных нервных раздражителях, более утонченная – в наслаждениях властью, славой, признанием заслуг, местью и т. д. Ее земному существованию положен предел, и на ее челе начертан смертный приговор. Универсальность этого закона подтверждает пример Никодима, олицетворяющего плоть в ее самом утонченном виде, с религиозным привкусом. Даже то, что он услышал от Иисуса, – всего лишь пища для его «конька», оно ему «интересно», но не более того.

Но с тех пор как пришедший во плоти и во плоти возраставший Иисус стал обиталищем власти Божьей, она должна была распространиться в конце концов во всем чувственном мире как Царство Божие. Теперь человек уже не только плоть, он уже не подобен «самостоятельному государству», которое хотя и платит Богу, Верховному правителю, дань в виде скудной веры и неохотного повиновения, живет по своим законам, преследуя собственные интересы; возродившись в Иисусе, соединившись через Него с Богом, он – чадо Божье, он – из Него, Бог ему, по сути, отец и мать, и в итоге Бог станет в нем «все во всем» (1 Кор 15:28). Если плотское было своего рода «домом», где обитали сгустки постоянно конфликтующих между собой желаний, было тленным веществом, то область власти Божьей – это некое царство, единое целое, пусть поделенное на части, но осененное одним духом, Его Духом. Его право – быть вечным, в Самом Себе, Его призвание – победить, Его назначение – выбить у него почву из-под ног.

Сила и мощь этого Царства (нам во благо) основана на его способности победить и без участия плоти, ибо рожденное от плоти – есть плоть, и никаких надежд возлагать на нее не стоит. Царство это – великое, величайшее, могущественнейшее деяние Бога, и самый первый Его великий поступок – послание на Землю Иисуса. Спаситель, беседуя с Никодимом, коснется этого чуть позже, здесь же, в контексте духовного обновления, о нем пока ничего не говорится. Его собеседник посчитал бы сказанное неслыханной дерзостью, не поняв Его. Видимо, по аналогичной причине Иисус умалчивает и о том, что человек возрождается именно от Бога Отца. Тем яснее говорится об этом в Первом послании Иоанна (1 Ин 1:3 и далее), чье повествование исходит из собственного опыта и, конечно же, из услышанного им от Учителя.

Спаситель говорит о мощном воздействии Духа, называя Его проявления подобными ветру. Рожденный «от Духа» ощущает свое обращение, вызванное чем-то иным, и, постигая происшедшее с ним изменение, заключает, что это было. Плоти же несвойственно оказывать какое-либо содействие проявлениям Духа. Божий Дух самовластен и не подвержен никаким изменениям, подобным тем, что испытывает плоть, или мы вызываем в себе сами. Он – живой, Он – личная сила Бога, Его непрекращающаяся благодать – в нас и на нас.

Впрочем, и человек во плоти делать кое-что обязан. Ведь Он не только плоть, в нем есть еще и искра Божья, отчего способен стыдиться своей плотской сути, понимать отсутствие Бога в себе, неизбежность смерти, и поэтому воспринимать помощь, посылаемую Богом. Вот в чем смысл воды.

Вода, как первое условие нового рождения, напоминает о внешнем в видимом реальном мире, первоначальном поведении ищущего помощи. Это рождение не может и не должно быть чисто внутренним событием, просто сменой взглядов и помыслов, в таком случае оно – плод человеческого воображения, то есть плотского в нас, которым навсегда и останется. Я обязан встроить свою жизнь в великую, невидимую, но открытую для всех историю Бога на Земле. Только увязывая свою жизнь с этой историей, можно найти в ней Бога спасения. Вот первая мысль, заключенная в слове Иисуса о воде, и она о том, чего должны мы достичь сами.

С ней связана и другая – о деле, которое совершил Бог крещением у Иоанна. От плотской сути простой сменой образа мыслей не избавиться, плоть нужно искупить. Избавить от запаха смерти, исходящего от моего существа, может только слово Божье. Его, Великое, и послал Бог через Иоанна в мир.

Сообразно тому времени, пока Иисус пребывает подле Иоанна, уступая первенство ему, Он живет абсолютно теми же мыслями, что и Креститель, считая Себя и его одной двойной личностью, призванной на одно общее дело, которое каждый исполняет по-своему. В них и через них во всем Своем величии правит Бог, дабы люди возродились и стали Его чадами. Для этого Иоанн крестит водой, а Иисус будет крестить Духом. В словах Его (о воде и духе) скрывается деликатный укор, высказанный через Никодима фарисеям, верящим, будто они и без Иоанна, сами по себе, могут угодить Богу. «В обход Иоанна пути в Царство Божье нет» – так можно истолковать сказанное Никодиму. И то, что сегодня должно произойти с человеком, будет совершено Богом, а не силой воображения, и торжественно войдет в историю человечества, как поступок, свойственный только Ему. Поэтому и совершается это не тысячекратно и внезапно, проникая непосредственно с Небес в потаенные уголки человеческого сердца, а через конкретную видимую личность Его раба и посланника. «Вода» олицетворяла тогда в какой-то степени публичную просьбу о прощении, в которой кающийся раскрывал свои грехи перед рабом Божьим, – действие, по сути отличное от того внутреннего, тщательно скрываемого покаяния, с которым обращается к Богу каждый фарисей.

Иисус лишь тактично намекает на это, Никодим же с прежним усердием продолжает расспрашивать Иисуса. «Но как это может быть?» – требует разъяснить он. И тут Спаситель, похоже, прибегает к последним доводам. «Вы, люди ученые, полагаете, будто умеете (в духовной сфере) переставлять вещи по собственному разумению до тех пор, пока они не покажутся вам понятными и не принесут вам удовлетворение. Мы же (Иоанн и Я) так не делаем, мы придерживаемся фактов: говорим то, что знаем, и что видели, о том и свидетельствуем. Но это я могу лишь утверждать, доказать же не могу, иначе Мне пришлось бы говорить о вещах небесных, на этом бы все и закончилось, и Ты стал бы Меня опровергать». И далее, как бы подытоживая, добавляет: «Вам своими абстрактными рассуждениями и добродетелями до Небес не добраться, поскольку все ваши достижения – одна видимость. Но речь сейчас о другом, ваше спасение в том, что Я пришел к вам и могу вас ввести туда, откуда Я родом, и мог бы поэтому рассказать вам о вещах Небесных».

Он называл Себя Сыном Человеческим, словно речь могла идти о ком-то другом. Этим выражается Его потребность в удивительно кротком, уважительном отношении к Самому Себе. Он то с умилением взирает на Себя, Сына Человеческого, то с состраданием говорит о человеческом сыне (которому негде приклонить голову), но всегда в этих словах звучит самоотречение, доступное и нашему ощущению.

Где тот момент, когда Иисус заканчивает Свою беседу с Никодимом и подводит ей итог? Мы не знаем, да это не так и важно. Возможно, у нее было продолжение, а может быть, и нет.