Горький сентябрь - Николай Николаевич Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, думая каждый о своём, они миновали перекрёсток и, когда свернули на другую дорогу, увидели следы бомбёжки. Видимо, отходившие войсковые колонны в основном шли здесь, и, судя по количеству воронок, немцы их нещадно бомбили. Правда, сейчас на дороге движения не было, но на обочинах догорали разбитые грузовики, валялись убитые лошади и опрокинутые повозки.
Не сговариваясь, Седых с лейтенантом ускорили шаг и, пройдя примерно ещё с полкилометра, увидели одиноко стоявшую полуторку. В кузове, выше бортов заваленном войсковым имуществом, людей не было, но за поднятым капотом грузовика кто-то возился. Командиры поспешили к машине и увидели, что шофёр, согнувшись в три погибели, ковыряется в моторе.
– Что случилось? – обратился к бойцу Седых.
Водитель глянул на подошедших и безнадёжно махнул рукой:
– Не заводится, хай ему…
Секунду капитан колебался, а потом, приказав бойцу: «Садись за руль», – сам взялся за ручку.
С минуту Седых пытался запустить двигатель, но тот даже ни разу не фыркнул. Капитан внимательно осмотрел мотор, прикоснулся к карбюратору, проверяя, не перелит ли бензин, и крикнул шофёру:
– А ну включи фары!
Свет не загорался, и сколько Седых ни присматривался, никакого накала лампочек он не заметил. Тогда капитан полез к аккумулятору и едва, посильнее прижав, крутанул плохо зажатую клемму, как внимательно следивший за всем младший лейтенант радостно крикнул:
– Горят! Фары горят!..
Не отпуская клемму, Седых кивнул товарищу.
– Давай теперь ты!
Того уговаривать не пришлось. Младший лейтенант остервенело закрутил ручку, и мотор, фыркнув для начала, заработал ровно. Сидевший за рулём шофёр газанул пару раз и обрадованно крикнул:
– Товарищи командиры, садитесь!
Седых закрыл капот и влез в кабину, а младший лейтенант, сунув ручку на место, пристроился с края сиденья, оставив дверцу открытой. Сначала Седых не понял, почему тот так сделал, но когда полуторка уже катила по шоссе, а младший лейтенант начал, то и дело вставая на подножку, поглядывать вверх, капитан догадался, что молодой командир боится бомбёжки.
В конце концов это постоянное выглядывание стало раздражать Седых, и он сделал замечание:
– Вы можете сидеть спокойно?
Покосившись на капитана, младший лейтенант молча сел, но дверцу оставил открытой и через некоторое время всё-таки попробовал объясниться:
– Я, конечно, понимаю, товарищ капитан, вы командир кадровый, выдержанный, а я из запаса, но я уже был под бомбёжкой и знаю, что это такое… – Младший лейтенант, не договорив, напряжённо прислушался и, опять выскочив на подножку, крикнул: – Летят!
Седых выглянул и увидел, как не слишком высоко, над самой дорогой, чётким строем шли немецкие бомбардировщики. Пролетев далеко вперёд, они закружились, и оттуда долетел грохот начавшейся там бомбёжки. Было ясно, что немцы бомбят дорогу, и младший лейтенант неожиданно запаниковал.
– Они ж бомбы бросают!.. Бежать надо…
– Не надо бегать, – жёстко приструнил его капитан и кивнул шофёру: – Ты давай, езжай помалу…
Полуторка покатила дальше, но теперь младший лейтенант не садился вовсе, а продолжал стоять на подножке, явно готовый в любой момент спрыгнуть и удрать подальше. Поняв его состояние, Седых попробовал успокоить попутчика:
– Нервничать, товарищ командир, незачем. Одиночный грузовик на дороге немцы бомбить не будут…
– Так мы ж не одни… Вон, не иначе как кто-то из штабников едет… – и младший лейтенант показал на замаячившую впереди «эмку».
Седых, решив, что догадка младшего лейтенанта верна, кивнул шофёру на быстро уходившую вперёд легковушку и приказал:
– Гони за ней!
Боец послушно надавил акселератор, мотор полуторки заревел, и грузовик сразу прибавил ходу. Однако догнать «эмку» явно не получалось, и тогда Седых нетерпеливо выкрикнул:
– Сигналь им!.. Сигналь!..
Шофёр принялся давать прерывистые гудки, а младший лейтенант, сообразив, что капитану надо во что бы то ни стало догнать штабника, встал на подножке и замахал поднятой вверх рукой. Видимо, пассажиры «эмки» обратили внимание на подаваемые им знаки. Их машина сначала как-то неуверенно сбавила ход, а потом и вовсе остановилась, съехав на обочину.
Полуторка ещё только тормозила рядом с «эмкой», а Седых уже выскочил из кабины и подбежал к легковушке. Задняя дверца «эмки» наполовину открылась и выглянувший из машины подполковник недовольно бросил:
– В чём дело?
Седых вытянулся, взял под козырёк и доложил:
– Капитан Седых, делегат связи штаба фронта!
В поведении старшего командира что-то сменилось, он вышел из легковушки и обеспокоенно спросил:
– Вы к нам?
– Нет, не к вам, – ответил Седых и пояснил: – Вчера утром немецкий истребитель сбил мой самолёт. Сейчас я ищу штаб фронта.
Подполковник окинул взглядом капитана, сделал паузу и спросил:
– Вы что тоже из штаба фронта?
– Так точно, – подтвердил Седых. – Из оперативного отдела.
– Понятно, – старший командир оживился и показал на младшего лейтенанта, торчавшего возле полуторки: – Ваш?
– Да, – Седых утвердительно кивнул.
Видимо, подполковник уже принял решение, так как без дальнейших расспросов он твёрдо заявил:
– Пусть лейтенант едет следом, а вы, капитан сядете со мной. По прибытии в штаб дивизии вы получите нужную информацию, – и, сделав приглашающий жест, подполковник сел в легковушку…
* * *
Солнце садилось, постепенно прячась за дальнюю рощу. На землю ложились длинные предвечерние тени, вот только ожидаемая тишь не наступала. Откуда-то из-за горизонта доносился еле слышный тревожный гул. Порой он заметно усиливался, и тогда лётчики, плотно сидевшие в кузове ехавшей просёлком трёхтонки, опасливо посматривали в ту сторону. Спеша воспользоваться остатками дневного света, шофёр грузовика всё прибавлял ходу, отчего ЗИС начинало мотать, заставляя пассажиров то и дело хвататься за борта.
Однако предвечерние сумерки брали своё, дорога впереди, став плохо различимой, вроде как погрузилась в сероватую муть, и шофёр, боявшийся включать фары, принялся помалу сбавлять скорость. Грузовик постепенно перестало бросать из стороны в сторону, долгая утомительная тряска сменилась плавным покачиванием, и лётчики, уже перестав с опаской поглядывать на быстро темнеющее небо, мало-помалу начинали клевать носами.
Ухабистый просёлок, шедший до этого открытым полем, резко нырнул сначала в перелесок, а потом как-то незаметно превратился в узкую лесную просеку. Сумерки сразу сгустились, и шофёр был вынужден включить ближний свет. Деревья по обе стороны просеки тут же образовали две непроницаемо тёмные стенки, зато перед медленно ползущим грузовиком появилась пусть слабо накатанная, но, в общем-то, хорошо заметная колея.
По просеке ЗИС тащился довольно долго и не потому, что ехать ещё было далековато. Просто дорогу к засекреченному аэродрому
