Горький сентябрь - Николай Николаевич Дмитриев

– Чего на дороге загораешь, капитан?

– Да вон, заехали… – Астахов с досадой показал на глубоко завалившийся в яму грузовик.

– Понятно, – кивнул Бахмеьтев и предложил: – Могу подвезти, только мне через пару километров свернуть надо.

– Что, тоже драпаешь? – с горечью спросил Астахов.

– Вроде того. – Бахметьев матюкнулся. – Понимаешь, с утра вроде бы удачно стрелял, и вдруг на тебе, приказ сниматься. – Я на батарею звонить, а связи нет. Теперь сам на ОП спешу.

– Так ясно же, опять отступаем, – Астахов глянул на товарища и неуверенно попросил: – А, может, всё-таки дёрнешь?

– Какой разговор, у меня и трос есть, – уже вылезая из кабины, обрадовал капитана старший лейтенант.

Шофёр Бахметьева сдал задним ходом к бочажине, трос закрепили, и Астахов обрадованно крикнув:

– Давай! – сам ухватился за крыло своей полуторки.

Какое-то время казалось, что общих усилий всё равно недостаточно, но тут бойцы дружно навалились, шоферы прибавили газу, и застрявший грузовик медленно выполз из коварной ямы. Астахов зло плюнул на сразу заполнившую бочажину жидкую грязь и предложил Бахметьеву:

– Может, старлей, до твоего поворота вместе?

– Согласен, – обрадовался Бахметьев и полез в кабину.

Сейчас, когда после получения непонятного приказа да вдобавок внезапной потери связи с батареей на старшего лейтенанта давила какая-то неосознанная тревога, мысль, что он на дороге не один, давала некоторое успокоение и, поглядывая на маячивший перед капотом кузов Астаховской полуторки, Бахметьев с теплотой думал о товарище.

Минут через пятнадцать ехавший впереди грузовик остановился, и Астахов, выйдя из кабины подошёл к машине Бахметьева.

– Ну, старлей, тебе вроде сюда, – капитан улыбнулся и показал на сплошь заляпанный высохшей грязью боковой съезд.

– Сюда, – подтвердил Бахметьев, узнав полевую дорогу, ведущую прямо на позицию его батареи.

Астахов дружески похлопал Бахметьева по плечу и сказал:

– Ну, двигай. И ещё раз спасибо за помощь, а то чую я, едри его в качель, опять заварушка начинается.

Взмахнув на прощание рукой, капитан побежал к своему грузовику, сел в кабину, и его полуторка стронулась с места лишь после того, как машина Бахметьева, свернув с шоссе, запрыгала по просёлку.

Встреча с Астаховым странным образом внушила Бахметьеву уверенность, что всё будет хорошо. Правда, слова капитана о начавшейся заварушке подтверждали опасения самого Бахметьева, но за последнюю неделю такое уже не однажды случалось, и старший лейтенант верил, что подойдут свежие силы и внезапно начавшееся отступление прекратится…

Подъехавший примерно через полчаса к огневой позиции своей батареи старший лейтенант, увидев только две пушки вместо трёх, опешил и крикнул прямо в лицо подбежавшему с докладом командиру первого взвода:

– Где орудие?!

– Час назад отправлено в артмастерские. Потекла жидкость, – не вдаваясь в подробности, сообщил лейтенант.

– Почему не доложили? – возмутился Бахметьев.

– Так как я мог доложить, связи ж с НП не было, – с оттенком обиды пояснил лейтенант и, недоумевая, отчего встревожился командир, добавил: – Думаю, часов через пять орудие вернётся.

Бахметьев вспомнил всё творившееся на дороге и, понимая, что сейчас неисправное орудие где-то тащится в общем потоке, буркнул:

– Вряд ли. – И, предупреждая вопрос лейтенанта, спросил сам: – Какая команда была последней?

– Отбой, и связь сразу прервалась, – чётко доложил лейтенант.

Бахметьев такой команды не давал. Не иначе как диверсант, прежде чем оборвать провод, подключался к линии, но сетовать было поздно, и старший лейтенант лишь зло выругался. В этот момент на позиции внезапно появился запыхавшийся красноармеец. Увидев командиров, он подбежал и, едва переведя дух, сообщил:

– Приказано передать. Пехота уходит…

Старший лейтенант и командир первого взвода молча переглянулись. Обоим было ясно: прикрытия больше нет, и, значит, медлить нельзя. Бахметьев глянул вслед побежавшему к своим бойцу и уже собирался приказать движение, как вдруг из-за щита первого орудия выскочили бывшие в охранении батарейцы.

– Что такое?! Почему ушли?.. – накинулся на них лейтенант, но прибежавший последним ефрейтор, малость отдышавшись, обратился прямо к Бахметьеву:

– Товарищ старший лейтенант, танки!.. На нас идут!

– Какие танки? – опешил Бахметьев. – Где?..

– Да вон же они! – Ефрейтор махнул в сторону каких-то прятавшихся в зелени построек.

Посмотрев туда, все с пугающей чёткостью увидели, как из-за полускрытых зарослями домишек выезжают, сразу разворачиваясь в боевой порядок, немецкие танки. Времени на раздумья не оставалось, и Бахметьев, вскинув к глазам бинокль, громко выкрикнул команду:

– Батарея к бою! По головному бронебойным, огонь!

Расчёты действовали слаженно. Наводчики припали к прицелам, и стволы орудий угрожающе зашевелились, высматривая врага. Стоявший чуть в стороне от лафета сержант выкрикнул:

– Орудие! – после чего оглушающе грянул выстрел, и из ствола тотчас вырвался длинный язык пламени.

Второй команды за грохотом слитного залпа неотрывно смотревший в бинокль Бахметьев не расслышал. В какой-то момент старшему лейтенанту показалось, что один из снарядов прошил головной танк насквозь. Так это или нет понять было трудно, но бронированная машина словно ткнулась в невидимую стену, гусеницы её замерли, а из кормы повалил густой чёрный дым.

Бахметьев снова услыхал выкрик:

– Орудие!.. – и следом за этой командой опять так же один за другим раздались сразу два выстрела.

Секундой позже возле приближающихся танков блеснули две яркие вспышки, но попаданий вроде бы не было. Зато немцы открыли ответный огонь, и к грохоту орудий добавились резкие хлопки рвущихся на позиции вражеских снарядов. Вверх полетели комья земли, куски укупорки, и Бахметьев, отчётливо осознав, что осколки могут попасть в него, усилием воли заставил себя стоять на месте, потому что как командир он просто не мог поступить иначе.

И именно сейчас слыша непрерывный грохот залпов орудий своей батареи, старший лейтенант вдруг ощутил прилив яростной злости, заставивший забыть об опасности. Он только сильнее вжал окуляры и начал вглядываться в панораму боя. Подбитый танк догорал, а когда перед фронтом батареи ярко заполыхали ещё два, до этого лезшие напролом немцы, застопорив общее движение, начали отползать под защиту построек.

– Ага, уходят! – радостно закричал кто-то из батарейцев, и именно в этот момент немецкий снаряд попал прямо в щит второго орудия.

Взрывная волна сбила Бахметьева с ног и, выронив бинокль, он боком свалился на кучу свежевырытой земли возле окопчика телефониста. Правда, почти сразу старший лейтенант поднялся и, тряся головой, чтобы вернуть слух, начал осматриваться. Картина открылась страшная. Согнутый почти пополам щит раздавил панораму и, похоже, своротил откатник. Командир орудия навзничь лежал в луже крови, наводчик с размозжённой головой висел на станине, а рядом с сошниками безжизненно замерло ещё несколько тел.

Усилием воли старший лейтенант перестал рассматривать пушку, поднял бинокль и взглянул на поле боя. К его удивлению, немецкие танки чуть было не раздавившие батарею,