Горький сентябрь - Николай Николаевич Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё время пока сократившаяся до предела батарейная колонна выбиралась по просёлку к шоссе, старший лейтенант молчал. Сегодняшние потери казались ему просто невыносимыми. Из командиров остались только он сам, и легко раненный в руку лейтенант, который отказался уходить в тыл. Конечно, расчёт уцелевшего орудия укомплектовали полностью и люди для управления огнём тоже были, но мысль о том, что в кузове полуторки лежат мёртвые батарейцы, угнетала командира.
Когда колонна выбралась с просёлка, Бахметьев заметил, что движение на шоссе вроде как изменилось, и в нём чувствовалась странная нервозность. Теперь обозные повозки гнали вскачь, машины местами шли в два ряда, занимая не только правую, но и левую сторону дороги, организованных идущих строем частей не было вовсе, а торопливо шедшие всё в том же направлении вытесненные на обочину группы людей, заметно старались держаться как можно ближе к посадкам.
Тревожное настроение передалось и старшему лейтенанту. Наверняка слухи о возможном появлении немецких танков дошли и сюда, заставив насколько возможно увеличить темп движения. Поэтому, хотя выехав на шоссе, его колонна развила предельную скорость, Бахметьев время от времени открывал дверцу машины, вставал на подножку и, стараясь не заглядывать в кузов, с опаской смотрел назад, проверяя, не отстал ли второй тягач.
Садясь в очередной раз назад в кабину, Бахметьев вдруг заметил несущуюся навстречу знакомую полуторку с лаково-чёрными крыльями. Лихо развернувшись, грузовичок командира дивизиона пристроился к батарейной колонне. Сам капитан ловко спрыгнул на дорогу, догнал медленно катившую полуторку Бахметьева и, вскочив на подножку, быстро спросил:
– Тебя где так потрепало?
– Откуда-то взялись немецкие танки и атаковали нашу позицию, – не останавливая машины, ответил Бахметьев.
Капитан мельком глянул в кузов, всё понял и, даже не спросив про пушки, коротко обрывая фразы, сказал:
– Хорошо, что вас нашёл. Обстановка неясная. Идём к месту сосредоточения. Я еду первым, вы за мной, – и капитан, пересев в свою машину, вывел яркий грузовичок в голову колонны.
* * *
В большой комнате царил полумрак. Старинное, со съеденной временем позолотой, висевшее на стене бра освещало слабым боковым светом крупномасштабную карту Юго-Западного фронта. Находившийся здесь же начальник штаба генерал-майор Тупиков, не выпуская из рук какой-то листок бумаги, то молча расхаживал из угла в угол, то вдруг задерживался возле стола с разложенной на нём картой и, присмотревшись, едва слышным шёпотом матерился.
Конечно, генерал-майор отлично понимал, из-за чего Ставка так жёстко пресекает любой намёк на возможность отступления. Фронт по Днепру, да ещё расположенный почти в самом центре неприступный КиУР, который немцы даже не пытались штурмовать, мог стать надёжной преградой на пути и так далеко прорвавшегося врага. Правда, после проигранного у границы сражения сил было маловато, но уже подходили новосформированные дивизии, и это давало надежду удержать фронт, если бы…
Вот это «если» и заставляло начальника штаба фронта сквозь зубы цедить ругательства. Кто ж знал, что немцы, наконец-то разбив торчавшую у них как кость в горле пятую армию, внезапно повернут на юг? До этого всё указывало на то, что главная цель немецких армий именно взятие Москвы, вот только неожиданно скрытно переброшенная с большого Дериевского на малый Кременчугский плацдарм танковая группа Клейста, спутала карты.
Тупиков ясно осознавал, что сейчас, когда немецкие танки неожиданно вышли в тыл, обстановка ухудшается с каждым часом. И беда не столько в том, что части, оказавшиеся на пути противника, слабы, а в том, что в расположении фронта начинался хаос. Многочисленные, но невооружённые учреждения тыла, оказавшись под ударом, уже начинали метаться и, не зная толком, где противник, бросались то с юга на север, то наоборот – с севера на юг.
Донесения об этом уже стали поступать, и Тупикову не составляло труда представить себе, как сейчас огромные массы войсковых, армейских и фронтовых транспортов, автомобильных и конных, движутся по дорогам, создавая непроходимую толчею. Немцы, конечно, не преминут этим воспользоваться и нанесут мощные бомбовые удары, а когда все эти сбившиеся на дорогах колонны станут мишенью, то начнётся такое, о чём Тупиков боялся и думать.
Именно предвидение такой перспективы заставило начальника штаба к отправленной ночью оперативной сводке, где шла речь о том, что прорвавшимся к Ромнам немцам нечего противопоставить, что фронт взломан окончательно, что войска не в состоянии сдержать противника, и началось перемешивание тылов, добавить от себя излишне эмоциональную фразу: «Начало известной вам катастрофы – дело пары дней».
Это сообщение Тупиков подписал лично, но когда Военный совет фронта ещё раз обсудил создавшееся положение, в Ставку ушла вторая телеграмма с почти таким же текстом, где, правда, последняя фраза, признанная неуместной, была убрана, но зато там стояли подписи не одного лишь начальника штаба, а уже всех членов Военного совета Юго-Западного фронта.
Ответ из Генштаба оказался столь неожиданным, что Тупиков, прочитав его, стал заметно нервничать. И дело было даже не в том, что Ставка категорически потребовала выполнения прежних указаний, а в той первой фразе, с которой начиналась телеграмма. Позже, уже по прошествии немалого времени, начштаба держал её при себе, время от времени вчитываясь в текст. Вот и сейчас генерал-майор остановился и, поднеся бывший у него в руке листок ближе к бра, стал читать.
«Командующему ЮЗФ.
Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка требует сохранения исключительного хладнокровия. Необходимо принять все меры, чтобы удержать занимаемое положение и, прекратив отход, упорно драться».
От повторного чтения телеграммы Тупикову снова стало не по себе и, глядя на развёрнутую перед ним карту, генерал-майор в который раз прикидывал, как и какими силами можно попытаться всё-таки выполнить предписание. И тут, как вариант, он вспомнил о телеграмме Кирпоноса, посланной в тот же день, что и «паническое донесение». В ней командующий просил перенести командный пункт из Прилук в Киев. Ответ Генштаба гласил:
«Без разрешения Главкома ЮЗН КП не переносить».
Это означало, что решать вопрос о переносе КП должен был Тимошенко, к которому Кирпонос немедленно и обратился. Ответа пока не было, но он мог поступить с минуты на минуту, и Тупиков стал прикидывать, на что можно будет рассчитывать, если главком даст согласие.
Конечно, это безусловно улучшило бы управление войсками Центральной группировки. Вдобавок, фланговые армии благодаря такому маневру получали возможность, опираясь на
