Горький сентябрь - Николай Николаевич Дмитриев

Киевский УР, отходить не на восток, а на запад, что для немцев наверняка будет неожиданностью. Правда, надо было учитывать, что дальше придётся драться в окружении, но такая возможность имелась.

В Киеве находились огромные запасы боеприпасов, ГСМ, продфуража, и войска, пусть и окружённые, могли, базируясь на эти запасы, оказать значительное сопротивление противнику. Признаться, Тупиков и сам подумывал о такой возможности, ему было хорошо известно, что такой вариант втихомолку обсуждали и штабные командиры.

Шорох в дверях заставил Тупикова, в который раз изучавшего карту, обернуться. В комнату вошёл, как всегда внешне невозмутимый Кирпонос, и начштаба сразу встретил его вопросом:

– Что, переводим КП в Киев?

– Нет, Тимошенко нам отказал, – глухо ответил командующий и сокрушённо покачал головой. – Главком считает, что войска фронта сумеют удержаться до подхода резервов.

– Как удержаться?.. – не скрыл своего удивления Тупиков. – У нас же при такой протяжённости фронта на это просто не хватает сил! Оперсводки не всегда точно рисуют обстановку, радиостанции работают с перебоями, а самолёт связи, вылетевший в штаб армии, вообще переставшей отвечать, не вернулся.

– Всё так, – задумчиво согласился Кирпонос и, подойдя к карте, после недолгого молчания, упёр палец в кружок с надписью Ромны. – Вот здесь мы должны сконцентрировать наши усилия.

Тупиков понял, что командующий отказался от мысли собирать войска вокруг Киева и, значит, в перспективе был только один вариант действий. Начштаба подумал и высказал предположение:

– Мне кажется, уверенность Тимошенко проистекает ещё и от того, что по некоторым, пока неуточнённым данным, немецкое наступление в район Ромны выдохлось. По крайней мере известно, что в город поначалу вошло всего то ли тридцать, то ли сорок танков. Допускаю, что у Клейста ударная группировка тоже растянулась и ослабла.

– Вполне вероятно, – Кирпонос оживился. – Мы, со своей стороны, уже сейчас можем направить в этот район сразу две дивизии. Вдобавок Ставка выдвигает на Ромненское направление танковую бригаду.

В голосе командующего прозвучали нотки уверенности, и Тупиков со своей стороны напомнил:

– В телеграмме Генштаба было разрешение в случае крайней необходимости перенести КП ближе к войскам.

– Да, было, – вспомнил Кирпонос и посмотрел на Тупикова: – Я думаю, нам следует перенести КП из Прилук в Пирятин.

– Да так будет лучше, – согласился начштаба и тут же заверил: – Я немедленно отдам соответствующие распоряжения.

Неожиданно раздался короткий стук в дверь, и на пороге возник чем-то явно встревоженный начальник связи. Он вытянулся и, отводя глаза в сторону, срывающимся голосом доложил:

– Товарищ командующий, проводная связь прервана…

Тупиков и Кирпонос встревоженно переглянулись. Это внезапно поступившее сообщение могло означать только одно: танки Гудериана и Клейста, соединившись, замкнули кольцо окружения…

* * *

После падения самолёта Седых и лётчик, кое-как оклемавшись, весь день проблукали по лесу. Только где-то под вечер они выбрались на какую-то дорогу, но там не было ни одного ориентира, и сколько капитан ни вертел карту, уточнить местонахождение так и не смог. К тому же у Седых, как назло, не было компаса, и в конце концов лётчик, горько пошутив, заявил, что полётная карта у него есть, а нужное направление он сумеет определить по звёздам.

Лётчик предложил капитану идти вместе с ним, обещая за ночь выбраться к аэродрому, но Седых отказался. Ему надо было как можно скорее разыскать какой-нибудь штаб, и потому капитан, пожелав товарищу счастливо добраться, зашагал по дороге в полной уверенности, что вот-вот встретит воинскую колонну. Однако, прошагав так километров шесть, он убедился, что дорога пуста. К тому же жёсткое приземление дало о себе знать. Всё тело ломило, голова была как не своя, а ноги вообще отказывались повиноваться. Прикинув, что сутки без сна ему в таком состоянии не выдержать, Седых отыскал в придорожном поле стог, зарылся в сено и уснул.

Наутро капитану повезло больше. Он таки наткнулся на штаб сапёрного батальона, застрявшего у разрушенной переправы. Есть ли сейчас штаб фронта в Прилуках, комбат не знал, но заявил, что капитану следует идти на Пирятин. Комбат уверял, что пока была цела переправа, машины туда шли потоком, а значит, именно там капитан найдёт кого надо. Седых внял совету комбата. По обгоревшим сваям разбитого моста он перебрался через реку и двинул пешедралом.

Капитан надеялся, что удастся сесть на попутку. Но машин сначала просто не было, а появились они лишь, когда он миновал перекрёсток. Однако Седых махал руками напрасно, грузовики даже не притормаживали. Поняв, что надежды остановить кого-то мало, Седых начал прикидывать, как быть дальше, и тут заметил в стороне от дороги торчавший высоко вверх шест журавля с подвешенной к нему бадьёй.

Седых достал карту и только нашёл обозначенный кружком придорожный колодец, как вдруг его окликнули:

– Товарищ капитан!..

Седых обернулся и увидел, что из кустов, росших на обочине, выглядывает какой-то военный. Седых махнул ему, и на дорогу поспешно выбрался младший лейтенант в изодранной гимнастёрке. Быстро подойдя, он приложил ладонь к косо сидевшей фуражке и обратился почти по уставу:

– Товарищ капитан, у вас карта, а я не знаю, куда идти…

– Да?.. – Седых скептическим взглядом окинул незадачливого командира. – Но ведь вы же куда-то шли?

– Нет, я не шёл, я ехал, но наша колонна попала под бомбёжку. Наверное, в мою машину попала бомба. Я очнулся на обочине, а кругом… – лейтенант не договорил и только безнадёжно махнул рукой.

– Ясно… – Седых подумал и спросил: – А вам куда?

– Точно не знаю, – лейтенант пожал плечами. – Но перед выездом я слышал разговор про Пирятин.

– Выходит, нам по пути, – и криво усмехнувшись, Седых жестом предложил лейтенанту идти рядом.

Какое-то время они шли молча, но потом младший лейтенант, всё время поглядывавший на Седых, не выдержал.

– Товарищ капитан, я могу спросить?..

– Давай, – кивнул Седых.

Он знал, о чём собирается говорить попутчик, и не ошибся.

– Скажите, товарищ капитан, – в голосе молодого командира прозвучала ничем не прикрытая горечь, – почему мы на Днепре не удержались?

Седых и сам неотрывно думал об этом, но выкладывать свои соображения не хотел и потому вместо ответа спросил:

– Ваша часть занимала оборону у реки?

– Ну да, – подтвердил лейтенант. – Блиндажи построили и вообще, а тут вдруг приказ на отход…

– Не на отход, – поправил его Седых. – Вам же известно, что в случае необходимости войскам приходится маневрировать по фронту.

– Какой фронт? – с горячностью возразил лейтенант. – Я, конечно, знаю мало, но я же вижу, что мы опять отступаем.

– А вы что, уже отступали? – поинтересовался Седых.

– Да, до Днепра. Но тогда у нас говорили про предательство, – неожиданно лейтенант оборвал себя на полуслове и умолк.

Капитан смолчал. Он,