Горький сентябрь - Николай Николаевич Дмитриев

– Что?.. – Белозубов прижмурился и сразу перед глазами возникла недавняя жуткая картина, заставив особиста, чтобы избавиться от внезапного наваждения, тряхнуть головой. – Чёрт знает, что творится. Части идут куда-то, но дороги тылами забиты, не пройти, не проехать. Кого ни спроси, никто толком ничего не знает. Штаб фронта уже в Пирятине, а что происходит, я понять не могу…

– Что происходит, спрашиваешь?.. Так я скажу тебе, Ваня, большая хрень происходит. – На лице Битова мелькнула злая гримаса, и он смачно, со знанием дела, выматерился.

Не ожидавший ничего подобного, Белозубов удивлённо воззрился на товарища, а тот, больше не говоря ни слова, полез в стенной шкафчик и вытащил оттуда бутылку «Московской». Ловким ударом ладони Битов вышиб картонную затычку, поставил водку на стол, из того же шкафчика достал стаканы, а затем ещё и пару тарелок с немудрёной закуской.

Расставляя всё это, как придётся, Битов перехватил недоумённый взгляд Белозубова и показал на стул.

– Садись, Ваня, потому как дело такое, что без поллитры не разобрать. – И криво ухмыльнувшись, Битов «для сугрева» налил по полстакана.

Белозубов, не чинясь, выпил водку, закусил ломтиком нежно-розового сала и только потом сказал:

– Может, я, Семён, сейчас чего-то такого не понимаю, но тут у нас с тобой вроде как застолье.

– А ты подумай, Ваня, – ответил Битов и принялся перочинным ножом резать помидор на дольки.

– Да вот думаю… – Белозубов заметил лежавшие на топчане аккуратно сложенные пожитки, вопросительно глянул на Битова и, поколебавшись, спросил напрямую: – Никак драп намечается?

– Он самый, – снова зло матюкнувшись, подтвердил Битов и, разливая остаток водки по стаканам, заключил: – И как ты теперь догадаться должен, всё, что будет вилами по воде писано…

– Драп, значит… – Белозубов вздохнул и попросил: – Но ты хоть объясни толком, как так вышло?

– Хорошо, объясню, – и Битов, убрав со стола пустую бутылку, начал: – То, что немцы ударили с севера на Ромны, ты знаешь, и то, что они прорвались от Кременчуга, ты тоже знаешь…

– Сам видел, – Белозубов кивнул.

– Возникла угроза окружения, и генерал Тупиков доложил об этом наверх, а ему оттуда… – Битов выдержал паузу и продолжил: – Мол, генерал-майор Тупиков представил паническое донесение.

– Даже так?.. Крутовато загнули, – удивился Белозубов. Он не был штабным офицером, но отлично понимал, что может значить такой ответ, и поторопил товарища: – А что Кирпонос?

– Кирпонос?.. Он попросил разрешения перевести штаб в Киев, но ему отказали, поскольку командующий не совсем ясно представляет себе задачу…

Белозубов понял, что сейчас Семён точно повторяет текст телеграммы, и решительно перебил друга:

– И что, про окружение речи не было?

– Как это не было. Очень даже было… – Битов как-то странно посмотрел на Белозубова и закончил: – И там, Ваня, было сказано, что мираж окружения охватывает Военный совет.

– Так как же дальше? – на лице Белозубова возникло недоумение.

– А дальше?.. Что дальше… Немцы кольцо замкнули, и Кирпонос запросил разрешения на выход из окружения. Тимошенко разрешил, но устно, без письменного приказа, а когда командующий послал запрос, Ставка наконец-то позволила оставить КиУР. Так что теперь задача одна: спасти как можно больше сил, попавших в котёл… – и, словно ставя точку, Битов снова заматерился.

Белозубов молчал, не зная, что и сказать. Ему было предельно ясно: ругань, не сумевшего сдержаться Битова могла означать только одно. Пока высокое начальство судило-рядило, обстановка ухудшилась, решение на отход опоздало, и как всё сложится дальше, предугадать нельзя.

– Ладно, – Белозубов враз помрачнел и нахмурился. – Теперь говори, Семён, только начистоту, я тебе на что занадобился?

– Скажу, – Битов перестал крутить в руке пустой стакан и поставил его на стол. – Верные люди нужны, Ваня, верные, поскольку оно, сам видишь, всяко повернуться может.

Белозубову вспомнилось хвастовство пленного немца, и особист понял, о чём идёт речь, однако смолчал. Сейчас лишние слова были не нужны, тем более что Битов, сделав короткую паузу, продолжил:

– У генералов, Ваня, и свои игры быть могут. А спрос, ежели что, с нас. Как мы есть государево око недреманное…

Последняя фраза с давно подзабытым смыслом прозвучала несколько странно, но дальше Битов сказал уже совсем буднично:

– Сам знаешь, сообщить немцам, где и в какой день находится командование фронтом, доброхоты найдутся.

Белозубов удивился, насколько его невысказанная мысль совпала с тем, что сказал Семён, и уточнил:

– Значит, могут быть и шпионы, и диверсанты, и предатели…

– Именно так, – подтвердил Битов и сообщил: – Для охраны колонны штаба фронта выделено подразделение из дивизии НКВД.

Белозубов ждал, что сейчас товарищ начнёт основательно вводить его в курс дела, но их разговор неожиданно прервали. В комнату влетел дежурный командир и прямо с порога выложил:

– Приказано строиться в колонну!

– Ваня, ты с машиной? – спросил Битов, поднимаясь из-за стола.

– Да, у меня пикап, – ответил, тоже вставая, Белозубов.

– Значит, начинаем драп, – горько пошутил Битов и, взяв с топчана свои пожитки, первым вышел из комнаты.

* * *

Предгорисполкома напоследок окинул взглядом свой не больно роскошный кабинет. Всё было на месте. Видавший виды канцелярский стол, с которого сейчас исчез даже письменный прибор, пяток разномастных стульев и казённый шкаф, где до войны хранились папки с делами. Ещё, напротив шкафа, ближе к стене, имелась тумбочка с сиротливо стоявшим на ней графином. Ещё вчера тут толпились люди, а сейчас было пусто, и бывший предгорисполкома вздохнул. Вообще-то с должности его никто не снимал, постановления никакого тоже не было, но на окраине города то и дело лаяли пушки, шла вялая перестрелка, и было ясно: пора уходить.

Предгорисполкома взял лежавший на стуле заранее приготовленный заплечный мешок и глянул в окно. Здание бывшей управы, которое теперь занимал исполком, стояло в самом центре города, напротив закрытого советской властью собора. Жители на улице не показывались, но движение по идущей через центр магистрали было оживлённым. Куда-то катились воинские фуры и затесавшиеся в общий поток грузовики. Подумав, предгорисполкома незаметно вышел через чёрный ход. Потом миновал конный двор и, очутившись на заштатной улочке, направился в сторону предместья, откуда ещё не доносилась стрельба.

Опасаясь встретить знакомых, предгорисполкома жался ближе к заборам, но беспокоился он зря, сейчас его вряд ли кто-либо узнал. Вместо повседневной пиджачной пары он был одет в тёплый армяк, на голове красовался треух, а городские ботинки сменили добротные яловые сапоги. К тому же прохожих на улочке не было, и предгорисполкома, без особых хлопот добравшись к концу улицы, постучал в окно аккуратного частного домика. Там, видимо, уже ждали, так как створка тут же раскрылась, и из-за занавески выглянул седоватый мужчина.

– Что, пора?..

– Да, – кивнул предгорисполкома