Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

и в правительстве США. Никто особо и не обратил внимания на все признаки этого – дебаты в арабском мире на протяжении почти двух десятилетий на тему «нефтяного оружия», неудачную попытку применить его в 1967 г., угрозу эмбарго в 1971 г. во время тегеранских переговоров, публичное выступление Садата о «нефтяном варианте» политики в начале 1973 г. и чрезвычайную узость нефтяного рынка в 1973 г. Конечно, каким бы ни был характер переговоров Садата с Фейсалом и какими бы ни были услышанные Садатом обещания, Фейсал и другие консервативные арабские лидеры не хотели открыто выступать против Соединенных Штатов – страны, от которой зависела их безопасность. Более того, они, возможно, были бы удивлены, даже до некоторой степени шокированы, если бы Соединенные Штаты не обеспечили Израиль оружием и боевой техникой. Изменило ситуацию и привело к сокращению добычи и введению эмбарго не что иное, как исключительно демонстративный характер помощи Израилю: утренний вылет самолетов из Делавэра, а затем объявление о военной помощи в размере $2,2 млрд. Останься они в стороне, считали некоторые арабские лидеры, и определенные режимы покачнулись бы под натиском разъяренной уличной толпы. С другой стороны, демонстративная поддержка Израиля давала им достаточный повод выступить против Соединенных Штатов, чего некоторые арабские лидеры, безусловно, очень хотели.

Потрясшие Америку события субботы, 20 октября, не закончились сообщением о введении нефтяного эмбарго. В воскресенье утром, уже находясь в Москве, Киссинджер узнал о том, что произошло в Вашингтоне накануне. Это событие, получившее известность как «резня в субботний вечер», стало критическим моментом в политике президента Никсона. В субботу вечером он принял решение уволить специального следователя по Уотергейтскому делу Арчибальда Кокса, который настаивал на передаче следствию магнитных пленок с записью разговоров президента в Овальном кабинете. Получение этих записей стало центром борьбы между президентом и Сенатом, который хотел получить доказательства личного участия Никсона в многочисленных противоправных действиях его администрации. Сразу после увольнения Кокса министр юстиции Эллиот Ричардсон и его заместитель Уильям Ракелсхауз в знак протеста ушли в отставку. «И теперь, – сообщил Киссинджеру по телефону руководитель аппарата Белого дома Александр Хейг, – здесь настоящее светопреставление»[518].

«Мелкая кража»

Когда на Ближнем Востоке грохотали орудия, а в США наступал нефтяной кризис, главное лицо американской администрации было озабочено совершенно другими вещами. Ричард Никсон оказался основным участником событий, которые, начавшись, по его словам, с «мелкой кражи», переросли в не имевшую прецедентов серию уотергейтских скандалов. Ничего даже отдаленно похожего Соединенные Штаты не видели со времени Типот-Дома. Развитие уотергейтской эпопеи во время войны Судного дня, жадный интерес к ней всей страны, влияние ее на ход войны и введение эмбарго, на умы и чувства американцев – все это сплеталось в одно целое и придавало странную сюрреалистическую окраску драме, разыгрывавшейся на мировой арене. Так, 9 октября, в тот день, когда Голда Меир в отчаянии сообщила, что готова лететь в Вашингтон и лично просить о помощи, Никсон занимался вопросами отставки вице-президента Спиро Агню. Агню просил Никсона помочь найти работу в качестве консультанта и, кроме того, жаловался на налоговое управление, которое желает знать, сколько он заплатил за свои галстуки. А 12 октября, когда американские высшие должностные лица наконец поняли, что Израиль проигрывает войну, и ломали голову, как организовать поставки оружия, все были вызваны в Белый дом для присутствия, как выразился Киссинджер, на «странной и нелепой церемонии» представления избранного Никсоном нового вице-президента Джеральда Форда.

В следующие недели, хотя Никсон на время отвлекался от своего личного кризиса и периодически вникал в проблемы кризиса мирового, фактическое руководство американской внешней политикой перешло к Генри Киссинджеру, который, являясь помощником президента по вопросам национальной безопасности, был только что назначен еще и госсекретарем. До прихода в аппарат Белого дома Киссинджер занимался научно-исследовательской работой в Гарвардском центре международных отношений, временно размещавшемся в Гарвардском музее семитологии. Помимо этого он состоял на службе у Нельсона Рокфеллера, самого серьезного соперника Никсона на президентских выборах. Этот университетский профессор, когда-то подростком прибывший с родителями в Соединенные Штаты как еврейский беженец из нацистской Германии, амбиции которого в юности не простирались далее должности дипломированного бухгалтера, сейчас волей причудливого стечения обстоятельств, уотергейтского скандала и рухнувшего авторитета президентской власти стал воплощением легитимности американского правительства. Общественный имидж Киссинджера вырос до колоссальных размеров и заполнил вакуум власти, образованный дискредитировавшим себя высшим исполнительным лицом государства. Для Вашингтона, средств массовой информации, мирового капитала он стал необходимым представителем власти и преемственности в период, когда доверие к Америке подвергалось жестоким испытаниям.

Пожалуй, происходило слишком многое. Средства массовой информации и общественное мнение были перегружены. Но Уотергейт и двусмысленное положение президента имели непосредственные и самые серьезные последствия для положения на Ближнем Востоке и нефтяных дел. Садат вряд ли бы решился начать войну – по крайней мере имелись основания так утверждать, – если бы после выборов 1972 г. пришедший к власти сильный президент использовал свое влияние, чтобы начать диалог между Египтом и Израилем. Такой сосредоточенный на главных вопросах президент мог бы также уделить больше внимание проблемам энергетики. Но когда началась война, Никсон был настолько занят собственными проблемами, настолько потерял доверие, что оказался не в состоянии обеспечить сильное президентское руководство, необходимое в отношениях с воюющими сторонами, экспортерами нефти, и дать отпор явной экономической войне против Соединенных Штатов и заодно русским. Иностранные лидеры со своей стороны с недоумением отнеслись к этому странному для них уотергейтскому процессу, бывшему отчасти ритуалом, отчасти цирком, отчасти трагедией, отчасти триллером, затронувшим всю американскую политику и американскую высшую исполнительную власть.

Уотергейт определил и дальнейший ход развития энергетических проблем на 1970-е гг. В стечении обстоятельств – введении эмбарго и «резни в субботу вечером», Уотергейта и войны Судного дня, очевидно, существовала логическая связь. Все они переплелись каким-то мистическим образом и надолго оставили прочные подозрения, питавшие теории заговоров и не дававшие хода более рациональным ответам на стоявшие перед страной энергетические проблемы. Одни утверждали, что возникновение нефтяного кризиса было тайно спланировано Киссинджером с целью улучшения экономического положения Соединенных Штатов в противовес Европе и Японии. Другие считали, что Никсон намеренно поощрял развязывание войны и фактически способствовал введению эмбарго, чтобы отвлечь внимание от Уотергейта. В общественном сознании нефтяное эмбарго и противозаконные предвыборные вливания некоторых нефтяных компаний – часть нелегальной прибыли, полученной от большого бизнеса Америки комитетом за переизбрание президента, – слились воедино, существенно увеличив традиционное недоверие к нефтяной промышленности и заставив многих считать, что война Судного дня, эмбарго и энергетический кризис были организованы и умело срежиссированы нефтяными компаниями ради наживы. Всем этим догадкам суждено было надолго остаться в памяти, гораздо дольше, чем войне Судного дня или президентству