Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Влияние эмбарго на психологию европейцев и японцев было огромным. Проблемы снабжения мгновенно вернули их к тяжелым послевоенным годам лишений и дефицита. Экономические достижения 1950-х и 1960-х гг. внезапно показались весьма сомнительными и непрочными. В Западной Германии министерство экономики занялось нормированием и почти сразу же оказалось погребенным под грудой телексов от находившихся в отчаянном положении предприятий промышленности. Первым получили телекс от сахарной промышленности, со свеклоперерабатывающего завода, где в разгаре был сезон переработки. Если не будет топлива в течение всего 24 часов, говорилось в телексе, остановится весь технологический процесс и в трубах произойдет кристаллизация сахара. Угроза выхода из строя этой отрасли и непоступления на рынок ее продукции была в Германии настолько велика, что сахарорафинадным заводам был срочно выделен необходимый объем мазута.
В Японии введение эмбарго вызвало еще более острую реакцию. Доверие, обусловленное высоким экономическим ростом, внезапно исчезло, и весь комплекс прежних страхов по поводу уязвимости страны мгновенно возродился. Означало ли это, спрашивали себя японцы, что, несмотря на все их усилия, они снова будут бедны? Страхи, вызванные эмбарго, породили панический спрос на целый ряд товаров, что напоминало страшные «рисовые бунты», пошатнувшие положение нескольких правительств Японии на рубеже XIX и XX столетий. Водители такси вышли на демонстрации протеста, а домохозяйки бросились в магазины скупать стиральные порошки и туалетную бумагу, создавая запасы, которых хватило бы на несколько лет. И если бы не государственное регулирование, цены на туалетную бумагу повысились бы в четыре раза, как это произошло с нефтью. Таким образом, дефицит нефти сопровождался нехваткой туалетной бумаги.
В Соединенных Штатах низкий уровень поставок подорвал веру в бездонность природных ресурсов – убеждению, столь прочно укоренившемуся в американском сознании и повседневной жизни, что вплоть до октября 1973 г. большинство населения даже понятия не имело о том, что страна вообще импортирует нефть. Между тем в результате этих событий на глазах американских владельцев машин розничные цены на бензин подскочили на 40 % – по причинам, им не понятным. Повышение цены ни на один другой товар не дало бы такого заметного, мгновенного и эмоционального результата. Автомобилистам приходилось не только платить больше, чтобы наполнить бак, но и отыскивать бензоколонки, где цена галлона бензина повышалась не чаще одного раза в день. Однако нехватка бензина стала еще более очевидной с введением «лимита на одну заправку», названного так Джоном Сохиллом из Федеральной комиссии по энергетике, но более известного как «очередь за бензином».
Очереди за бензином стали самым заметным последствием эмбарго и непосредственно сказались на благополучии Америки. Накануне введения эмбарго в Соединенных Штатах из-за узости рынка была введена система нормирования с целью равномерного распределения поставок по стране. Теперь она приобрела уродливую форму: не допускала перераспределения, т. е. переброски бензина из тех мест, где он имелся в достаточном количестве, туда, где его не хватало. С распространением противоречивых сообщений и слухов американцы стали жертвами начавшейся на рынке товаров паники, только теперь это был не стиральный порошок или туалетная бумага, а бензин. Водители, которые ранее заправлялись только тогда, когда стрелка индикатора уровня топлива практически вставала на отметку «пусто», теперь стремились постоянно пополнять бак, даже в тех случаях, когда заправлялись лишь на доллар, тем самым еще больше увеличивая очереди. Это было разумно: ведь завтра бензина вообще могло не быть. На некоторых бензоколонках заправка производилась по определенным дням в зависимости от того, оканчивается ли номер машины на четное или нечетное число. Раздраженные водители ожидали несколько часов в очереди, не выключая двигателя, порой расходуя больше бензина, чем удавалось купить. Во многих регионах страны на бензоколонках появились объявления «Извините, сегодня бензина нет» – так непохожие на те, что зазывали покупателей, обещая скидки, и которые были такими привычными в последнее десятилетие избытка. Эмбарго и вызванный им дефицит обозначили резкий и внезапный отход от прошлого, и этот новый опыт коренным образом подрывал уверенность американцев в будущем[521].
«Цены на говядину»
Ричард Никсон стремился восстановить эту уверенность. В начале ноября на совещании кабинета по вопросам энергетики один из министров предложил выключать освещение административных зданий. «Но тогда придется увеличить число полицейских», – заметил практичный, выступавший за строгие меры в борьбе с преступностью и беспорядками президент. У него были более серьезные и далеко идущие планы. 7 ноября 1973 г. Никсон обратился к встревоженной и напуганной нации с президентским посланием. Он предлагал гражданам принять ряд мер: понизить температуру в жилых помещениях и ограничиться использованием одного автомобиля. Он со своей стороны постарается ослабить экологические нормы, приостановит переход коммунальных служб с угля на нефть и учредит управление энергетических исследований и разработок. Он также призвал к проведению нового грандиозного мероприятия – программы «Независимость». «Давайте зададимся общенациональной целью, – сказал он, – в духе программы „Аполлон“ и с решимостью „Манхэттенского проекта“, чтобы к концу этого десятилетия у нас был создан потенциал для обеспечения энергетических потребностей и достигнута полная независимость от какого-либо иностранного источника энергоносителей». Назвать такой план амбициозным было бы преуменьшением: он требовал развития новых технологий, огромных денежных вложений и резкого отхода от новой программы охраны окружающей среды. Сотрудники аппарата предупреждали Никсона, что добиться независимости в энергетике к 1980 г. нереально и, следовательно, провозглашать ее было бы неразумно. Никсон решительно отклонил все возражения – энергетика на тот момент была неразрывно связана и с проблемами кризиса, и с высокой политикой.
Он уволил своего главного советника по энергетике Джона Лава, пришедшего в аппарат еще задолго до введения эмбарго, и заменил его заместителем министра финансов Уильямом Саймоном. Сообщая кабинету о новом назначении, Никсон сравнил этот пост с постом Альберта Шпеера, занимавшегося вооружениями в Третьем рейхе. Если бы Шпееру не была дана полная власть в борьбе с немецкой бюрократией, пояснил Никсон, победа над Германией была бы одержана намного скорее. У Саймона это сравнение вызвало замешательство. Далее Никсон сказал, что Саймону будет предоставлена «абсолютная власть». Но было ясно, что такой власти в вашингтонских коридорах, где шли постоянные споры между фракциями, Саймон получить не мог. Новый «хозяин» энергетики оказался вовлеченным в бесконечные слушания в комиссиях и подкомиссиях конгресса, которые, судя по всему, не прекращались ни днем, ни ночью. Однажды, торопясь с одного совещания на другое, Саймон быстро пятился к машине, на ходу заканчивая беседу с двумя вице-губернаторами. Усаживаясь в машину, он ударился головой и рассек лоб. Саймону надо было срочно ехать в больницу, чтобы ему наложили швы, но председатель комиссии не отменил слушания, и «хозяин» энергетики просидел пять
