Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нахмурился:
– Надо же, монстр какой.
Она медленно выдохнула:
– Только представь себе, что получилось бы, если бы она добилась своего.
– Я не подвергался бы на протяжении долгих лет незаслуженным преследованиям Стражей?
Губы ее сжались в жесткую линию.
– Стоило бы такому понятию, как «справедливость», найти отображение в своде наших законов, как Совет неминуемо оказался бы втянутым в события, происходящие во внешнем мире.
– Ужас какой, – хмыкнул я. – Горстка чародеев, пытающихся творить в мире добро… что может быть страшнее?
– Смотря какое добро, Гарри, – вполголоса заметила Анастасия. – Нет таких, кто считал бы себя законченным мерзавцем, а свои действия – преступными. Многие из самых жестоких тиранов в истории руководствовались благими намерениями или предпринимали действия, которые сами считали «жесткими, но оправданными» во имя блага своего народа. Каждый из нас сам себе представляется героем.
– Угу. Трудно, например, определить, кто был доброй, а кто злой стороной во Второй мировой.
Она закатила глаза:
– Ты, Гарри, учился по истории, написанной победителями. Я-то сама пережила это, так что могу сказать тебе: в те дни все было далеко не так однозначно. Да, говорят о зверствах в нацистской Германии. Однако на каждый реальный случай приходится пять или шесть выдуманных. И как, скажи, распознать, где правда, где пропаганда, а где голый вымысел и мифы, созданные населением тех стран, на кого напала Германия?
– Но может, задача стала бы проще, найдись там два или три чародея, чтобы помочь? – предположил я.
Она искоса посмотрела на меня:
– Тогда, следуя твоей логике, Совету стоило бы уничтожить и Соединенные Штаты.
– Чего?
– У твоего правительства тоже руки в невинной крови, – невозмутимо пояснила она. – Если ты, конечно, не считаешь индейцев, у которых отняли эти земли, злодеями, заслужившими такое обхождение.
Я нахмурился:
– Что-то мы далеко ушли от обсуждения моей матери.
– Да. И нет. То, что она предлагала, неминуемо вовлекло бы Совет в конфликты смертных. И следовательно, в политику смертных. Признайся честно: если бы Совет прямо сейчас объявил войну Америке за ее былые преступления и нынешний идиотизм, ты бы подчинился приказу атаковать?
– Черт возьми, нет, конечно, – возмутился я. – Штаты, разумеется, далеки от идеала, но все же лучше того, чем довольствуется большинство людей. И здесь у меня гнездо как-никак.
Она устало улыбнулась:
– Вот именно. А поскольку в Совет входят члены со всего мира, это означало бы, что независимо от того, как бы и где бы мы действовали, почти наверняка найдутся обиженные тем, как обошлись с их родиной. – Она пожала плечами и тут же поморщилась от боли. – Я бы, например, возражала, если бы Совет выступил против любой из стран, где живут мои родственники. Пусть они меня, возможно, и не помнят, но поступить иначе было бы неправильно.
Некоторое время я обдумывал ее слова.
– Ты хочешь сказать, что Совету пришлось бы воевать с кем-то из своих?
– И сколько таких ситуаций потребовалось бы, прежде чем от Совета ничего не останется? – спросила она. – Войны и распри могут тянуться не одно поколение даже без участия кучки чародеев. А урегулирование этих конфликтов еще сильнее впутает нас в дела смертных.
– Ты имеешь в виду власть, – тихо произнес я. – Совет попытался бы заполучить политическую власть.
Она внимательно посмотрела на меня.
– Одна из причин, по которым я уважаю тебя больше, чем других твоих сверстников, это твое пристрастие к истории. Именно так. И нет лучше способа обрести власть над другими, чем черная магия.
– Что полностью подпадает под законы магии.
Она кивнула:
– Поэтому Совет сам себя ограничивает. Любой чародей волен использовать свои способности так, как ему заблагорассудится, при условии, что он не нарушит при этом ни одного из законов. Лишенный возможностей черной магии, даже самый злонамеренный тип может нанести обществу смертных лишь ограниченный ущерб. Сколько бы они ни причинили тебе неприятностей, Гарри, законы магии не имеют никакого отношения к справедливости. И Белый Совет тоже. Единственная их цель – ограничить возможность использования силы. – Она снова едва заметно улыбнулась. – А еще Совету удается иногда творить добро, защищая человечество от сверхъестественных опасностей.
– И тебе этого достаточно? – спросил я.
– Это далеко от идеала, – согласилась она. – И все же лучше остального, что могло бы быть. И то, строительству чего я посвятила всю свою жизнь, тоже там.
– Туше, – вздохнул я.
– Спасибо.
Я погладил ее пальцы:
– Значит, ты считаешь мою мать недальновидной.
– Она была непростая женщина, – сказала Анастасия. – Гениальная, непредсказуемая, страстная, увлекающаяся, идеалистка, обаятельная, отвратительная, жесткая, беспечная, заносчивая – и да, недальновидная. Не говоря о множестве других качеств. Очень ее интересовала область
