Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бандит бессердечный! – кричала она. – Я думала, он на самом деле привел мне служанок, а он, оказывается, вон что задумал! На что же тебе я, раз ты хочешь обзавестись наложницами? К чему мне теперь жить на свете? Чтобы терпеть позор и стать посмешищем для людей?
С этими словами она схватила попавшиеся ей под руку ножницы и замахнулась, чтобы ударить себя… Атаман кинулся к жене, выхватил ножницы и с мольбою опустился перед ней на колени.
– Ну, выпил немного лишнего, помутился рассудок… наболтал… там всякую ерунду, – бормотал атаман. – Простите меня! Больше никогда о таких вещах и думать не буду…
Извинения атамана ни к чему не приводили. Женщина по-прежнему рыдала, обвиняла мужа в измене и все время пыталась покончить с собой. Она схватила какой-то шнур и накинула его себе на шею, а когда шнур у нее отняли, она стала биться головой об стену. Атаман кинулся между нею и стеной и, земно кланяясь, стал молить ее:
– Поверьте мне, ведь я уже поклялся вам никогда больше и в помыслах подобного не допускать… Вы не верите?. Ну, хорошо, ну, накажите меня… Ну, пусть мне всыпят палок. Пусть мне достанется вдвойне, если я еще когда-нибудь нарушу слово, – и атаман велел немедленно позвать исполнителей. Те явились.
– Я виновен в том, что оскорбил госпожу и вызвал ее гнев, – сказал он, обращаясь к ним. – Дайте мне двадцать палок по всем правилам. И если госпожа смилостивится, то я припомню вам это как заслугу. Только смотрите, – прошептал он, – никому не рассказывайте, что атаман, мол, боится своей жены. Ведь если такое услышат, то засмеют.
С этими словами атаман лег на пол. Исполнителям ничего не оставалось, как поднять палки. Опускались они, правда, без особых усилий, тем не менее атаман кричал что было мочи и просил пощады у жены.
Как только был нанесен двадцатый удар, жена атамана подняла руку и, тыча в мужа пальцем, сказала:
– Если ты еще будешь держать в голове такие помыслы, не стану с тобой вместе жить. А теперь раз ты не пожалел собственной шкуры, чтобы вымолить у меня прощения, то незачем мне кончать свою жизнь самоубийством. Но, если ты действительно хочешь, чтобы я простила тебя, не устраивай этой комедии: я сама велю дать тебе двадцать палок. И тогда уж отведу свою душу.
Атаману ничего не оставалось, как в ответ на это поклониться жене.
В следующей главе вы узнаете, что произошло дальше.
Глава 51
Запас весь похищен зерна —
путникам гибель грозит.
Вдруг помощь нежданно приходит —
дарит монахиня рис.
Атаман несколько раз подряд поклонился жене до земли и сказал:
– Единственное, о чем я вас прошу, это не гневаться больше на меня и забыть прежнюю обиду. А там сколько бы вы ни приказали дать мне палок, я на все согласен.
– Раз он на все согласен, – обратилась жена атамана к исполнителям, – всыпьте ему хорошенько. Да смотрите, не вздумайте валять дурака, как в прошлый раз, а то прикончу вас как собак!
После такого грозного предупреждения исполнители не осмелились проявлять нерадение: двое из них тотчас бросились держать атамана, а двое других занесли над ним палки и принялись так бить его, что после первых же ударов на теле атамана образовались кровавые раны. Атаман кричал во весь голос, но исполнители остановились лишь тогда, когда всыпали ему все двадцать палок.
– Экий разбойник, – не унималась жена главаря, – нет у тебя ни сердца, ни чувства долга. Нет, так легко тебе не отделаться! Дать ему еще двадцать палок! – приказала она.
Главарь слезно взмолился:
– Прошу пощадить меня, уважаемая супруга! Мне больше не вынести.
– Не вынести?! Так почему же ты все думаешь обзаводиться наложницами? – горячилась жена атамана. – А если бы я взяла себе любовника и постоянно оставляла бы тебя без ласки и внимания, понравилось бы тебе это? Все вы мужчины такие: пока бедны и незнатны, рассуждаете о морали, а как только разбогатеете и станете что-то представлять собой, так вам на все наплевать, вы сразу забываете тогда, кто вы и что вы, и не только проявляете небрежение к родне и перестаете считаться с друзьями, но у вас не остается даже чувства долга к той, с которой вы вместе ели мякину [376]. Вот где самое настоящее преступление. Да за одно это следует растерзать вас на куски. А ты еще вздумал брать себе наложниц! Да где же твоя порядочность, где же твое чувство долга? Так вот знай же: я бью тебя не за что другое, как именно за то, что ты думаешь только о себе! Успокоюсь я только тогда, когда выбью из тебя всю твою разбойничью спесь, пока в тебе не появятся признаки сострадания к людям и чувство долга к другим. Но долго возиться с тобой я не буду – сегодня я еще изобью тебя, а там дальше поступай как знаешь. Только помни: не будешь брать себе наложниц – хорошо, а будешь – потрудись сначала найти мне любовников. И этих любовников не я выдумала – так повелось с древних времен. Их в древности называли «лицо и голова» [377]. «Лицо» – потому что они были хороши собой, «голова» – потому что у них были красивые волосы.
– Да стоит ли приводить доказательства и столько говорить из-за таких пустяков, – заявил атаман, покорно выслушав жену. – Тем более что это очень интересная мысль, и пусть даже вы сами это придумали, так что тут такого? Если только вы действительно хотите держать при себе любовников, то я и на это согласен. Я прошу вас лишь быть снисходительной к гордости моей. Быть гордым у нас, властителей лесов, уже с давних времен вошло в привычку, и с этим, клянусь вам, я ничего поделать не могу.
– Я знаю, что это вошло в привычку, – не унималась жена, – но кто же мешает тебе избавиться от этого порока?
– Ведь нам, разбойникам, именно благодаря гордости и удается обижать людей, – оправдывался атаман. – А если я от этого откажусь, то какой же я буду разбойник? Нет, в этом до самой моей смерти я не смогу измениться.
– Ах, вот как? –
