Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский

Пациенты со значительными повреждениями зоны Брока произносят фразы с большим трудом. Их мускульная координация может быть нарушена вплоть до паралича отдельных мышц, потому слова сходят с их уст вымученно, с паузами и запинками. Предложения, произносимые такими пациентами, осмыслены и их общий посыл понятен. Тем не менее им недостает ритма, слаженности и грамматической связности. Эти фразы крайне примитивны и скорее представляют собой последовательный набор слов, нежели настоящие предложения.

Люди с повреждениями зоны Брока отчетливо сознают, что их речь похожа на кашу, выдавливаемую по капле, но ничего не могут с этим поделать. И они не способны полноценно понимать сложные грамматические конструкции.

Второй важнейший модуль в нашем мозге, связанный с речью, это зона Вернике. Она отвечает не за итоговое производство речи и не за понимание сложных взаимосвязей между уровнями абстракций. Ее сфера есть образование связи между словами, с одной стороны, и наполняющими их смыслами – с другой. Проще говоря, зона Вернике ответственна за понимание базового смысла речи и наполнение своей собственной речи смыслом.

Пациенты с повреждениями зоны Вернике совершенно не понимают обращенных к ним слов и не могут сами составить осмысленных фраз. Произносимые ими предложения обладают прекрасным ритмом, грамматикой и синтаксисом. При этом они либо напрочь лишены внятного содержания, либо смысл в них перемешан с огромным количеством повторений, отклонений от темы и сущего абсурда. Одновременно такие пациенты не в состоянии понять, что произносят бессмыслицу. Осознание содержания как чужой, так и своей речи контролирует зона Вернике, а именно ее работа и была нарушена.

Таким образом, в нашей голове нет волшебного человечка, который занимался бы всем и сразу. Мозг есть команда узких специалистов. Хотя порой они могут переучиваться с потрясающими результатами, обычно им просто не нужно этого делать, либо для подобной переквалификации отсутствуют благоприятные условия. Повреждение любой специализированной зоны приводит к нарушению тех функций, за которые она отвечает.

Дело доходит до совершенно невероятных случаев, когда отдельные повреждения мозга приводят к потере памяти о том, как называются овощи, но память о названиях фруктов сохраняется. Или же, наоборот, человек помнит все фрукты, но забывает все овощи, а также названия инструментов (орудий труда).

Некоторые повреждения миндалины в нашем мозге полностью отключают способность человека испытывать страх. Другие нарушения в ее работе или, например, давящая на нее опухоль делают человека крайне пугливым, тревожным или агрессивным. Это и не удивительно. В миндалине трудятся нейронные специалисты по страху и агрессии.

Самые же сложные функции в мозге, вроде принятия решений, есть результат совместной деятельности нескольких модулей. В нашей голове не только нет генерального директора, но нет и единого совета директоров. Скорее, это несколько соперничающих советов директоров, которые заседают в разных офисах. Ранее мы обозначили главные из них как лимбическую систему и кортикальную систему. Они ведут споры и внутри своих залов для собраний, и со своими коллегами на другом этаже.

Успешная работа мозга есть гармоничное взаимодействие всех составляющих его частей. Это точно выстроенная иерархия во взаимодействии специалистов и выверенное распределение обязанностей между ними.

II. Энергоэффективность

У живого организма много потребностей, много вариантов их удовлетворения и много задач, требующих разных знаний и навыков. Среди прочего, это означает, что в единицу времени существует необходимость в работе лишь небольшого числа специалистов. Остальные при этом могут отдыхать и не расходовать драгоценные энергетические ресурсы.

Полная активация мозга была бы крайне опасна и невыгодна, а потому для нас она фактически невозможна. Вернее, она возможна лишь на весьма короткий промежуток времени, за которым тотчас последует смерть. Дело в том, что чем выше число нервных связей, которые активно передают информацию, тем больше расход энергии. И тем выше уровень шума и информационных конфликтов между нейросетями. Если бы все девяносто миллиардов нейронов активно работали при каждом деле, которым мы заняты, энергопотребление было бы колоссальным.

Представьте огромную компанию, в которой каждая операция требует усилий всех ее сотрудников сразу. Это совершенно нежизнеспособная стратегия. Деление нервной системы на модули есть единственный вариант, позволяющий усиленно работать только тем частям мозга, которые нужны для решения стоящих перед нами проблем.

Кроме того, связь всех клеток со всеми или хотя бы их прямая связь с единым командным центром потребовала бы немыслимого числа нервных отростков и, соответственно, ресурсов для их построения и содержания. В таком случае наш мозг был бы гигантских размеров, и подобный монстр не мог бы даже сдвинуться с места, не говоря уже о том, чтобы выжить.

Связывающие клетки отростки должны быть столь короткими, сколь это возможно, и преимущественно находиться внутри специализированных модулей. Прямое взаимодействие с единым центром потребовало бы создать колоссальное число прямых коммуникаций между нейронами и обеспечить огромную длину отростков. Это настолько бессмысленная и неэффективная трата энергии, что с эволюционной точки зрения ее можно считать невозможной.

Вернемся к аналогии с работой организации. Начальник не может ни знать, ни контролировать большую часть из того, что происходит в его компании. Если для совершения каждого малейшего жеста сотрудники будут бегать к нему за приказом и одобрением, ничто не сдвинется с места.

По этой причине основная часть коммуникаций в компании происходит между сотрудниками внутри их отделов, а также между сотрудниками и внешней средой. Точно так же основная часть коммуникаций в мозге происходит внутри модулей, а в командные центры попадают лишь крохи.

И эволюция, и инженерное дело пошли по пути обособления модулей и укорочения информационных связей. В единицу времени должен работать лишь необходимый минимум специалистов. Связей между ними должно быть так мало, как только возможно для эффективной работы, а нервные отростки – предельно короткими. Это вопрос энергоэффективности, то есть выживания.

Следствием этого является то, что с ростом мозга живых существ в процессе эволюции у них почти не увеличивается среднее количество связей между нервными клетками. В большом мозге большого животного оно приблизительно такое же, как в маленьком мозге маленького животного.

Это значит, что чем больше и сложнее мозг, тем больше, как правило, автономность и отделенность друг от друга его модулей. По мере роста количества нервных клеток и отделов мозга, общее количество связей внутри отделов растет, но вот удельная доля связей между отделами – лишь стремительно уменьшается.

III. Повышенная адаптивность к переменам

Действительность постоянно преподносит нам как приятные, так и неприятные сюрпризы. Обстоятельства и условия меняются и подчас требуют не просто получения новых знаний и навыков, а перестройки наших мозгов и тел.

Словом, меняющиеся условия