Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако эти штрихи не есть вся картина. Они даже не являются поводом к мрачным выводам и не есть нечто дурное и непреодолимое. Философ пришел к нескольким горьким прозрениям, и они совершенно преждевременно показались ему окончательными. Он не вник в их сущность, поспешил опустить руки и поставил крест на существовании как таковом.
Более того, предлагаемый Шопенгауэром рецепт преодоления страдания не работал. Отторжение своей природы, отторжение страдания и тягот, едкая насмешка над реальностью лишь усугубляли наше положение. Они делали внутренний мир человека еще мрачнее, еще мучительнее, еще ограниченнее. По Ницше, шопенгауэровские рецепты не просто были основаны на неверном понимании ума. Они достигали противоположного результата.
Отвержение этого мира и самого себя в надежде укрыться от боли есть продукт заблуждения. Для нашего освобождения и дальнейшего роста мир должен быть полностью принят и освоен. Принять – не значит сидеть сложа руки и отказаться от перемен и борьбы. Принять себя и мир означает лишь одно: увидеть то, что есть, и устранить в себе пустой шум из рефлекторной агрессии против реальности и ее эмоционального отторжения. Это и есть тот сокровенный метод, который позволяет начать работать с негативными аспектами жизни и эффективно их устранять.
Когда мы счищаем с реальности грязный слой из злого бурления собственного ума, мы впервые видим то, что есть. Даже самые хищные явления жизни тогда прячут свой оскал. Мы более не примешиваем к ним своей автоматической агрессии, и негативное перестает быть негативным и становится просто полем для творческих усилий.
После плохой новости Шопенгауэру нужно было узнать и хорошую. Затем ему следовало понять, что никаких плохих новостей вообще не существовало. Но он не стал идти глубже и остановился на фазе отрицания. Это не позволило Шопенгауэру осознать, что страдание возникает именно из нашего отторжения явлений жизни, которое он и культивировал в своей философии.
Страдание рождается из непрерывной агрессии человека против себя и мира, против самого хода времени. В «Так говорил Заратустра» Ницше называет этот фундаментальный инстинкт отторжения всего, что идет не по плану, духом мщения. Мы рефлекторно мстим своему прошлому, настоящему и будущему за то, что они не соответствуют нашим предубеждениям. Мы производим злое умственное бурление вместо того, чтобы по-настоящему взаимодействовать с ситуацией, которую хотим поменять.
Такое ядовитое несварение ума, порожденное духом мщения, Ницше обозначает термином рессентимент. Рессентимент представляет собой совокупность конфликтных и невротических эмоций, импульсов и желаний. Он состоит из актов агрессии, страха, раздражения, разочарования, зависти, обиды, неудовлетворенной и горькой жажды. Когда яд рессентимента накапливается в нас, он въедается в ум и становится мировоззрением. Он принимает формы пессимизма, нигилизма и декаданса как на философском, так и на бытовом уровне.
Ницше провозглашает, что для устранения зловонных помоев души мы должны вовсе не уничтожить себя и не подавить свою волю к жизни, как то предлагал Шопенгауэр. Все с точностью наоборот. Следует полностью принять страдание, пойти ему навстречу и освоить его, устранить в себе всякий дух мщения и рессентимент.
Нужно перестать отторгать проблемное и негативное. Когда мы прекращаем бесполезное эмоциональное сопротивление ситуации, у нас появляется ясность ума и сила для конструктивного действия. Проблемы превращаются в творческие задачи и больше не мучат нас. По меньшей мере, их разрушительное влияние на психику уменьшается на порядки.
Страдание, таким образом, не есть неизбежное выражение сущности самой мировой воли, а продукт доминирования в нас духа мщения и рессентимента. Это просто несовершенство ума, основанное на невежестве и дурных привычках. В страдании нет ничего необходимого, необратимого и фундаментального.
По Ницше, Шопенгауэр был просто плохим психологом. Он безо всяких на то оснований сделал свойством всего мироздания болезнь ума некоторых живых существ в некоторый крошечный отрезок мирового времени. Здесь Шопенгауэр и допустил свою главную ошибку. Мир не есть зло и не есть мука. Ум может быть свободен от самоистязания. Он может быть и радостным, и сильным. Для этого нужно не подавить свою волю, а максимизировать и усилить.
Антидот от слабости и страдания, следовательно, таков. Воля должна перестать отрицать и себя, и мир и очиститься от заразы в виде разъедающих ее инстинктов отторжения (духа мщения и рессентимента, в терминологии философа). Нужно положить конец пессимизму, нигилизму, декадансу, всякого рода нытью и злобе. Это совершенно бесполезные бессознательные реакции, которые только умножают страдание и истощают наши силы.
Реальность должна быть полностью и без оговорок принята. Нужно сказать ей абсолютное «Да» и начать работать с тем, что есть, а не со своими фантазиями о том, как все должно быть сейчас, должно было быть в прошлом и должно будет быть в будущем. В той мере, в какой у нас это получается, мы видим, что мир прекрасен и наполнен счастьем даже в своих самых «ужасных» проявлениях. Это полное принятие Ницше описывает латинским термином amor fati («любовь к судьбе»).
Amor fati есть тотальное принятие себя и мира. Это принятие по системе «все включено». Оно не терпит никакого невротического гурманства, привередничанья, тяги к лакомым кусочкам и попыток воротить нос от чего-либо. Здесь в философии Ницше зарождается эмбрион тех идей, которые мы ранее обозначили как установку на бытие и буддистский принцип единого вкуса. К сожалению, Ницше не успел развить эти мысли дальше, чем до эмбриональной стадии, так что в его наследии содержатся лишь их общие контуры.
Из преодоления духа мщения и принципа amor fati рождается высочайший идеал Ницше, идеал сверхчеловека. Впервые он отчетливо сформулирован в книге «Так говорил Заратустра». Сверхчеловек, согласно Ницше, есть тот, кто достиг полного принятия себя и мира и благодаря этому раскрыл свою силу.
Наиболее точное и емкое описание сверхчеловека, однако, содержится не в «Так говорил Заратустра», а в черновых набросках философа. Там он называет его «римский цезарь с душой Христа»[52]. С одной стороны, сверхчеловек совмещает в себе полную свободу от духа мщения и агрессии с абсолютной любовью к судьбе. С другой стороны, ему присуща активность, величайшая сила и творческая экспансия римского владыки.
Преодоление духа мщения и любовь к судьбе есть главные составляющие сверхчеловека и главные темы «Так говорил Заратустра», как и ряда других его работ.
Тем не менее только души Христа, по Ницше, для сверхчеловека недостаточно. Философ подчеркивает, что мировая воля есть не воля к жизни, как учил Шопенгауэр. Жизнь не может быть умножена, ведь жизнь уже есть. Вектор движения воли есть не просто продолжение существования, а бесконечное развитие, совершенствование, расширение. Ницше образно называет