И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Альфонс, закончив свой рассказ, сказал, что ему необходимо вернуться к себе в шатер, поэтому пожелал Омару быстрейшего восстановления сил и пообещал завтра заглянуть. Бен Али же, слегка осмотревшись, лег на железную кровать и тотчас забылся.
Меж тем, на следующий день цирк вновь открылся для посетителей. Случай с Рохманом даже повысил интерес жителей Лиона и его окрестностей к «Парадизу», поэтому уже утром у ворот его столпилось огромное количество людей. С выстрелом пушек ворота открылись, и вся эта толпа залетела внутрь. Большое шапито открылось так же, как и открывалось всегда – в час пополудни. Омар мог лишь выступать в роли зрителя, поскольку до работы его пока не допускали. Но даже так ему было еще интереснее – посмотреть выступления с той стороны, для которой все они и исполнялись. За два дня до Рождества главными артистами клоуны – они исполняли практически все номера на главном манеже, они выступали на улице, их, собственно, и ждали почти все посетители. Перед праздником людям не нужны были всякого рода номера, сопряженные с риском для жизни. Это понимал и Пьер Сеньер, бывший ревностным католиком. И эти дни до Рождества прошли очень быстро. Настолько быстро, что никто особо и не заметил, как наступил вечер Сочельника. А в цирке «Парадиз» Рождество праздновать любили. По традиции накрывали огромные столы в шатре-столовой, повара готовили чудесные угощения, оркестр играл праздничные композиции. Даже уродцам позволяли отпраздновать рождение Христа. Ну как позволяли. Им было дозволено немного прогуляться по своему «кварталу» на холоде, без утепленной одежды, и всего несколько часов. Вечером для них также устраивали праздничный ужин. В его состав, этого ужина, входили, в основном, рыба, либо куриная ножка, жареный картофель, несколько стручков спаржи, а также чарку сладкой воды, не забывая кусок хлеба. Однако уродцы действительно воспринимали эту стряпню, которую по нескольку раз на дню ели обычные работники, как настоящий праздничный ужин и благодарили Бога, своего Бога. Исключение в среде уродцев составлял только Жероним Лабушер, который, хоть и не принимал участия в общей трапезе в шатре-столовой, но был обеспечен таким же ужином. Уже сам он, действуя лишь от своего имени, иногда отдавал до половины своей порции многим уродцам. Чаще всего это были дети-уродцы, которые и без этого получали вдвойне меньший паек. Для уродцев Лабушер выполнял роль Отца, от всего защищавшего и охранявшего от гнева Бога. Ну а сам Бог трапезничал у себя в шатре, в окружении своей семьи и своих самых близких прислужников. Чтобы вам еще легче представлялось, как был устроен шатер Хозяина, вам стоит это объяснить. Шатер его состоял из нескольких тентов, очень высоких и очень плотных, имевших от трех до шести (точно не знал никто) слоев ткани для обеспечения теплоты и звукоизоляции. Площадь этого шатрового комплекса составляла площадь даже большую, чем занимал шатер-столовая, который мог вместить тысячу человек. Вокруг шатра находилось несколько деревянных пристроек, являвшихся одновременно и последним уровнем защиты шатра, и еще одним средством для сохранения тепла. Окон у шатра имелось немного, причем они в действительности являлись стеклянными, как у настоящего здания. Земля под шатром была застелена пятью слоями толстых ковров. Так как у шатра имелось несколько «комнат», в каждой из них имелась походная печь с трубой, выходившей через крышу шатра. Таким образом, шатер Хозяина напоминал больше настоящий дом, чем цирковой шатер. Если говорить об окружающей обстановке, то шатер, или, как говорили в цирке, особняк Хозяина, был защищен высоким железным забором с постоянно закрытыми воротами, находившимися под круглосуточной охраной как минимум четверых надзирателей. Вы спросите, как, в таком случае, полгода назад пробраться за этот забор смогли четверо ребят, среди которых был покойный Луи Лорнау? Дело все в том, что тогда забор еще не был поставлен, а лишь находился в процессе установки, вот поэтому парнишкам удалось оказаться у шатра Хозяина в тот раз. Вот таким представал особняк Хозяина. И в нем проходила рождественская трапеза руководства цирка. Марин хотела сбежать к своим друзьям, однако за ней очень активно следили, поэтому несколько попыток ее обернулись провалом. Тем не менее, празднование Рождества, несмотря на несколько моментов, например, гибель Альберта Рохмана, прошло в очень теплой и душевной обстановке.
Глава XVI
Традиции празднования Рождества были у каждой семьи особенные, пропитанные наставлениями предков и чертами, свойственными для родных регионов артистов. Нам хотелось бы подробно остановиться на Рождестве 1869 года в семье Лорнау, которому суждено было стать последним для Густава. Также, помимо Рождества, нами будет обзорно рассмотрен быт семьи Лорнау.
Несмотря на свое коренное германское происхождение, семья Лорнау отдавала дань французскому этикету и вообще в быту старалась использовать именно французский стиль. Главным событием каждой недели в семье Лорнау являлся большой ужин, на котором все ее представители собирались в шатре Густава, либо в его вагоне, если в этот момент цирк находился в пути. Каких-то слишком заметных отличий рождественского ужина от обычного не наблюдалось, поэтому вполне логичным будет поговорить просто об ужине семьи Лорнау как таковом. К тому же, все понимали, что намного важнее будет именно вместе провести ужин, порадовать в последний раз старшего Лорнау, а не отпраздновать какое-то событие.
Рождественский ужин 1869 года полностью организовывал глава семейства – Густав Лорнау. За обустройство стола и выбор блюд он отвечал всегда. Последний раз он серьезно изменил сервировку около двух лет назад. Тогда он заменил тяжелые тарелки с золотой каймой жьенским фарфором с узором chasse35 – виноградные лозы и листья. В одном из крупных парижских универмагов – Au Bon Marché – Густав приобрел столовое серебро в стиле «кардинал» – модное в то время и отвечавшее прихотям главы семейства – с клеймом мастера, вычеканенным в углублении ложки, и парижским «крысиным хвостиком» на нижней стороне каждой из ручек. Вилки сильно изогнуты, зубцы их расставлены широко, а ручки ножей приятной тяжестью ложатся глубоко в ладонь. Сомнений насчет хрусталя у Густава также не возникло. Бокалы для аперетива он
