И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

руки. Агнес же начищала медицинские инструменты. Густаву стало интересно, что же с ним сейчас будут делать. Он решил не открывать рта, а ждать, незаметно наблюдая за происходящим. На Моррейне был надет медицинский халат поверх жилетного костюма, вероятно сделанного из теплого твида, чтобы не замерзнуть в зимнюю погоду. Он впервые надел очки, которые ему совершенно не шли. Густаву показалось, что надел он их совершенно безо всякой надобности, поскольку Алексу было всего сорок два года и до этого, как уже было отмечено, очки он никогда не надевал. Возможно, он не надевал их при посторонних людях, а будучи наедине, постоянно их носил. Но, в таком случае, он в очках должен был читать, а не работать. Сейчас же он, очевидно, вряд ли собирался что-то читать, учитывая то, что уже больше десяти минут, как показалось Густаву, намывал руки, а Агнес прочищала все инструменты. Густаву все это казалось странным, но не более. Когда, наконец, Моррейн прекратил мыть руки, он обтер их, после чего поставил саквояж на столик, стоявший неподалеку. Из саквояжа он достал несколько свертков ткани и положил их на столик. Большего Густав увидеть не мог в силу своего положения, а также того факта, что обзору его мешал белый тюль, висевший вокруг кровати. Но поскольку дорогой читатель не лежал в кровати вместе с Густавом, ему будет видно, что же было в этих свертках. В одном из них оказался очень большой, длинный шприц, рассчитанный, примерно, на 300 мл жидкости. Во втором свертке оказалась поражающей длины игла, как не трудно догадаться, предназначенная для известного шприца. В третьем свертке, а также в четвертом и пятом, находилось несколько ампул и маленьких баночек, внутри которых находился белый порошок. Агнес, увидев все вышеперечисленное, очень удивилась и поинтересовалась у Алекса, какую процедуру он собирается выполнять. В ответ она услышала: «Не переживай, точно такая же процедура, как и все, проходившие до сего». Это хоть и успокоило девушку, но не до конца. Она с опаской наблюдала, как Алекс смешивал содержимое ампул и баночек, взбалтывал, а после этого набирал в шприц. Делал он это до тех пор, пока шприц не оказался полностью заполненным получившейся смесью. Смесь была практически прозрачной, и было непонятно, что она в себе содержала, поскольку названий на ампулах и баночках не было написано. Это насторожило Агнес еще сильнее, и она в открытую спросила Моррейна, что он собирается делать. Ее слова услышал Густав, практически уснувший за время ожидания неизвестной процедуры. Он попытался прислушаться к начинавшемуся разговору. Моррейн снял очки, убрал их в карман халата, после чего обратился к Агнес, стоявшей напротив:

– Тебе совершенно не нужно волноваться, Агнес, я являюсь врачом, а не шарлатаном. И я обязан помочь твоему отцу. Ты же помнишь, как я спас твоего отца, сделав ему флеботомию? Ну, кровопускание…

– Да, помню, – робко ответила Агнес, – вы правы, доктор Моррейн. Мне не стоит беспокоиться. Может, нужна какая-то помощь?

Алекс оглянулся по сторонам, пытаясь найти что-то. Порыскав глазами, он остановился на тазике с чистой водой.

– Да, разумеется! – весело сказал Алекс, – можешь поменять воду в этом тазике на горячую, а также сменить полотенца?

– Конечно!

Девушка схватила полотенца и таз, после чего выбежала на улицу. Моррейн же прикрепил иглу к шприцу и сложил все необходимые инструменты на стальной поднос. После этого он надел очки и подошел к кровати Густава. Около кровати стояла маленькая тумбочка, на которой, в свою очередь, стоял небольшой графин с водой. Алекс убрал графин и поставил поднос на его место.

– Что, падаль, теперь будешь в меня вливать? – саркастично спросил Густав.

Моррейн промолчал, аккуратно взяв руку Лорнау-старшего и еще более аккуратно расстегнув рукав его рубашки. Алекс смочил салфетку спиртом и обеззаразил область вокруг вены, в которую собирался колоть. Густав более ничего не говорил, лишь молча наблюдал за всеми действиями Алекса. Однако, когда Алекс взял громадный шприц и выпустил из него воздух, Густав почувствовал себя очень нехорошо. Он стал еще белее, руки затряслись, по лицу поступил холодный пот.

– Это морфин, – сказал Моррейн, заметив смятение в глазах Густава, – был сравнительно недавно выведен из опиума. Ученые говорят, что он гораздо эффективнее справляется со своей задачей.

– С какой задачей? Убивать людей?

– Облегчать боль, – сквозь зубы произнес Алекс, – не переживай, тебе станет намного легче. Не зря же я его достал из Германии. Все для того, чтобы помочь страдающему немцу, ха-ха!

Этот смех очень не понравился Густаву. Он понимал, что жить ему осталось недолго, однако явно не пару дней, а, как минимум, несколько месяцев, поскольку состояние его начало вновь стабилизироваться. И это новое средство Моррейна не внушало никакого доверия. Может, он просто это накручивал себе в голове, потому что боялся умереть слишком скоро. Может, это, как думалось Альфонсу и, с недавнего времени, Омару, очень сильно действовал опиум, к которому, несмотря на его отвратность, у Густава развилась настоящая зависимость, и переходом на морфин Алекс как раз-таки хотел зависимость эту извести. Последняя мысль показалась Густаву наиболее разумной, поэтому он решил сосредоточится именно на ней. Пускай Алекс и являлся в глазах Густава полнейшим ничтожеством и вором, его врачебные способности находились за гранью понимания Лорнау-старшего. Они могли ненавидеть друг друга, могли презирать, но никогда они не вспоминали про свою вражду, оказавшись в состоянии «врач—больной». Густав был практически беспомощен, его единственным оружием оставался язык. Но им он пока не спешил пользоваться, предпочитая выжидать.

– Знаешь, Густав, – произнес Алекс, начав медленно вводить морфин в вену, – для того, чтобы избавить человека с болями такой силы, как у тебя, требуется не больше 50 мг вещества. Если же превысить дозу в два раза, то человек начнет медленно ощущать это на себе.

Густав, до сего спокойно лежавший, начал неистово бегать глазами, будто что-то разыскивая. Чем больше морфина проникало в кровь, тем ярче выражалось беспокойное поведение Густава. Алекс продолжал:

– Это становится отчетливо заметно через несколько минут. Пока что у тебя лишь наблюдается возбуждение, что характерно для начального этапа передозировки. Если же превысить дозу в три раза, то вскоре начинается учащение дыхания, снижение общей температуры, небольшие судороги.

Густав, в точности со словами Алекса, начал учащенно дышать, руки и голова слегка потряхивались. Лорнау-старший смог, преодолев тяжелейшие усилия, посмотреть, как уже половина шприца, 150 мг, была пуста. Холодный липкий пот уже поступил по всему телу, говорить Густав уже не имел сил, только дрожал нижней челюстью, пытаясь приоткрыть рот, из которого обильно стекала слюна, а также