И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, зайдя в шатер для новоприбывших, который фактически уже стал личным шатром Омара, друзья продолжили разговор, прерванный по инициативе Альфонса.
– Я не просто так попросил разговор продолжить здесь, не на улице, – сказал Альфонс, присаживаясь на свободный стул, – нас спокойно могли подслушать.
– Ты хочешь сказать, – сказал Омар, – что Алекс для себя медленно похищал деньги у Скотта?
– Именно это я и сказал.
– Но подожди, разве он не должен был этого заметить?
– Не должен был, – произнес Альфонс, усмехнувшись, – и вот почему. Густав формально исполняет обязанности казначея в цирке, ты об этом знаешь. И у него имеется особая бухгалтерская книга, в которой прописано, кому он выдает средства, выделяемые директором на зарплаты. Если проще, то у каждой, так сказать, группы внутри цирка, будь то группа врачей, группа униформистов или, скажем, группа цыган, имеется человек, которому поручено получать все деньги, выделяемые на зарплаты, и распределять их согласно расписке, выданной Густавом. Обычно все наши сотрудники тщательно сверяют полученные деньги с распиской, но не Герман Скотт. Он слишком просто относится к деньгам и полностью поручается на Моррейна, отдавшись медицине и исследованиям своим. Именно из-за этого Моррейн и подворовывает для себя некоторую, весьма приличную, часть доходов Скотта.
– Неужели такие большие доходы у него? – поинтересовался Омар.
– Как говорит брат, больше чем он в цирке получают всего трое, – ответил Альфонс, – это Буайяр, Луа и Роже.
– А сам Густав?
– У Густава весьма скромный доход относительно их доходов.
– У меня еще есть сомнения, – сказал Омар, – зачем Алексу воровать деньги, если он никак не может их потратить? Из цирка ведь нельзя самовольно уйти.
Альфонс достал сигару, закурил, немного подождал, после чего ответил:
– Насколько известно, Моррейн – американец, приехал из Бостона лет пять назад, может раньше. Есть вероятность, что он тайно отсылает эти деньги именно туда – в Соединенные Штаты.
– Но зачем?
– Этого ни мне, ни Густаву неизвестно. Да и не играет это большого значения. Моррейн все равно обречен. Он сильно нагрубил брату недавно, потому Густав решил, что пора прекратить все это. Меня их мнимая война не интересует, поэтому я стараюсь держаться в стороне, а брат решил просто сдать Моррейна Хозяину.
– А он с Алексом-то говорил?
– Разумеется, еще неделю назад, по пути из Марселя в Лион. Само собой, Алекс все обвинения отрицал, заявляя, что, якобы, сам Густав ворует деньги, чтобы отсылать в Баден для реставрации церкви, а в растрате решил обвинить столь ненавистного человека. Они чуть было не подрались, благо, я находился в вагоне в тот момент и заставил Алекса уйти.
– Расскажи, с чего вообще начался конфликт Алекса с Густавом? – не унимался с расспросами Омар.
Альфонс устало улыбнулся. Ему было не очень интересно рассказывать подобные, весьма неприятные, истории. Омар, хоть уже и являлся другом, но недостаточно долго пребывал в данном статусе, и доверять до конца ему было попросту невозможно. Омар же, будто у себя в мыслях подтверждая позицию Альфонса, собирался позднее и у Алекса узнать эту же историю. Однако, решив немного скрыть из деталей, Лорнау-младший все-таки поведал бен Али историю конфликта Алекса и Густава.
– Все началось, вроде бы, с простого и достаточно пустякового случая, – начал Альфонс, затушив сигару, – Алекс должен был осмотреть ногу Густава, когда подагра только начала сковывать его, как капкан. Алекс пришел к брату в шатер, достал инструменты и начал осмотр. Но, то ли по случайности, то ли по задуманному, Алекс проткнул спицей наиболее опухшую часть ноги, от чего брат неистово закричал. Он, будучи в гневе, не сдержал эмоций и прогнал Алекса, на следующий день позвав Германа и, видимо, сильно приукрасив, поведал о случившемся, а также заставил Германа лишить на некоторое время Алекса практики. После этого Алекс почти месяц работал носильщиком у Германа, не имея возможности заниматься врачебным делом, которому был обучен в университете. Само собой, в Моррейне затаилась обида. Однако отомстил он очень жестоко. Он донес Хозяину, что, будто бы, Густав во время того самого злополучного осмотра, пребывая в гневе от боли, обозвал его, Хозяина, самыми бранными словами. Самого Густава поначалу не наказали, наказали его сыновей, заставив их ровно такой же месяц убираться в конюшнях, запретив после этого несколько недель выступать, что для нас вообще является самым страшным наказанием. Но на этом Алекс не остановился, он распустил, словно паук, паутину сплетен касаемо меня и моего брата. Я не буду объяснять, чему именно эти сплетни были посвящены, думаю, тебе это знать совсем не обязательно. Дело было в другом – в сплетни начали верить. Вместе с этим начала падать и репутация всей нашей семьи. Ты спросишь, откуда нам стало известно о том, что эти сплетни были делом рук Моррейна? Отвечу так: кто-то сам сказал об этом, а с кем-то пришлось некоторое время побеседовать. По итогу Алексу пришлось извиниться перед нами, но совершенно легко можно понять, что сделал он это неискренне. С того времени началась эта своеобразная война. Я из нее вышел сразу же, заявив, что мне это совершенно не нужно. А вот Густав, похоже, решил довести дело до конца. Он мне сказал как-то, что был бы невероятно доволен и счастлив, если бы Алекса до смерти высек Безымянный палач. Лишь одно его сильно расстраивает. Венцель, его старший сын, находится в весьма дружеских отношениях с Моррейном. Он несколько раз пытался образумить его, однако Венцель не хотел слушать.
Омар был потрясен услышанным. Никогда бы он не подумал, что месть двух взрослых людей друг другу может принять такой странный вид. Ему были известны случаи семейной мести между арабскими племенами, но они, чаще всего, принимали форму открытого противостояния воинов, в котором выявлялся победитель. Однако здесь случай был совсем другой. Здесь два человека мстили друг другу очень изощренно, скрытно, безнравственно. Убийство тоже вещь страшная и безнравственная, но таковы племенные порядки, диктуемые еще раннефеодальным устройством арабского общества, в качестве закона признававшего лишь сунны Корана. В цивилизованном обществе такого быть не могло. Видимо в этом и эволюционный переход и заключается. Люди от грубых и банальных убийств переходят к интригам
