И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После завершения всего этого процесса, когда все четверо наказуемых лежали с окровавленными спинами, Эмиль Луа приказал надзирателям забрать трупы Рохмана и второго униформиста, а всем остальным сказал возвращаться в свои палатки и продолжать работать. Клэр, Альфонс и еще несколько циркачей побежали на манеж, чтобы помочь Омару, а также остальным пострадавшим. Алекс Моррейн согласился оказать им скорейшую первую помощь и также вышел на манеж. Надзиратели более не препятствовали передвижениям людей, а вскоре и вовсе покинули Большое шапито.
Глава XV
Спустя всего три дня после произошедшего, казалось, все и забыли об этом. На поступивший из мэрии Лиона запрос по поводу смерти сотрудника юристы цирка ответили, что с сотрудником в настоящее время все в порядке, он не погиб, а выжил и проходит восстановительное лечение, после которого вновь вернется в ряды артистов первого класса. В эту информацию, являвшуюся ложью от начала и до конца, мэрия поверила и выпустила несколько листовок с призывом приходить в цирк 23 декабря, а после Рождества еще в течение двух недель. Жители города обсуждали это происшествие недолго, что сильно удивило руководство цирка, ожидавшего быстрого распространения сплетен. Даже в местных газетах мало что напечатали про случившееся. Альфонс Лорнау связывал это с давлением, оказанным цирковыми юристами на мэра, которому пришлось, в свою очередь, надавить на издательства и типографии.
Омар все эти три дня, в течение которых шло урегулирование ситуации, провел в цирковом лазарете, примыкавшем к шатру доктора Скотта. Раны на его спине заживали с удивительной скоростью, чего нельзя было сказать про остальных бедолаг, также восстанавливавших свое здоровье в лазарете. За бен Али ухаживала Марин, приходившая к нему каждый день и проводившая несколько часов подле него. За это, казалось бы, небольшое время они смогли очень сильно сблизиться. У каждого из них пропал необъяснимый страх друг перед другом, он сменился доверием и ласковостью. Поначалу Омару было достаточно тяжело даже разговаривать, однако на второй день он уже спокойно беседовал с Марин о посторонних вещах, наподобие знаменитого лионского фуникулера, который девушке довелось недавно посетить вместе с Клэр. Для того, чтобы покинуть цирк, пришлось просить разрешения Буайяра, который, разумеется, не мог отказать внучке и, в особенности, дочери своего Хозяина. Они отправились на холм Фурвьер на этом самом фуникулере для того, чтобы немного отвлечься. Холм Фурвьер – это сердце Лиона, месторасположение самого старого городского квартала, носящего такое же название. Чуть ниже расположен квартал Вьё-Лион (Старый Лион), очень бедный, но очень красивый средневековый район, населенный преимущественно ремесленниками. Марин и Клэр прогулялись практически по всему городу, однако именно эти два квартала вызвали у них наибольший интерес. Марин рассказала Омару еще о многих своих походах, а последнему было невероятно интересно ее слушать. Даже не потому, что места были действительно красивыми (хоть это и было так), а потому, что об этом говорила именно Марин. Сам же бен Али старался, превозмогая боль, рассказывать девушке истории из жизни в пустыне, о своих приключениях и плаваниях. Так Омар очень скоро восстановился и 22 декабря был выписан из лазарета. Осматривая его, доктор Скотт предостерег бен Али:
– Не совершай опрометчивых поступков, Омар. Уж лучше промолчать иной раз, чем лезть на баррикады и иметь такой результат.
Омара эти слова очень удивили, на них он ответил:
– Уж лучше меня на этих баррикадах убьют, чем я смирюсь с несправедливостью.
Герман рассмеялся и ничего не ответил боле. Он заключил, что для полного восстановления Омару необходимо будет воздержаться от всяческих физических нагрузок, включая даже езду верхом. «Тебе вообще повезло, что тебя разрешил Хозяин лечить. Других он лечить запретил, лишь позволил им здесь отлежаться до завтрашнего утра», – сказал Скотт, закончив осмотр бен Али.
Омара на выходе из лазарета ждал Альфонс Лорнау.
– Где же Марин? – спросил Омар, подойдя к другу.
– Она у Хозяина, – ответил Альфонс, – ты как?
– Лучше. Но на несколько недель запретили трудиться.
– Эх, а я так надеялся, что ты поможешь нам перенести из «Горы» несколько предметов мебели, хе-хе.
Друзья медленно направились к шатру Омара. Погода приобрела настоящий зимний характер, с лионской спецификой. Она, как вам уже известно, выражалась в отсутствии большого количества снега. Он заменялся инеем и изморозью по утрам, а также сильными порывами ветра, из-за чего создавалось впечатление, что город находился в какой-нибудь Норвегии, где также не наблюдалось много снега, а ветров дуло предостаточно и со всех сторон света. Из-за такой погоды Альфонс захватил для Омара теплую куртку, которую поспешил быстро надеть на друга, чтобы тот не замерз по пути. Сам Альфонс, как уже привык за годы, курил сигару. По дороге зашел разговор об Алексе Моррейне, который был сильно унижен Сеньером на манеже.
– Как ты думаешь, за что так его Хозяин унизил? – спросил Омар.
– Чем мотивировался Хозяин, мне неизвестно, – холодно ответил Альфонс, – однако, в любом случае, что бы он не натворил в глазах руководства – ему было это поделом.
– Из-за того, что он не усмотрел за Рохманом?
– Нет, гораздо мерзопакостный проступок за ним, – сказал Альфонс и выбросил окурок сигары на дорогу, – он несколько лет уже ворует деньги у Германа, и даже не только деньги – он еще и медикаменты некоторые ворует!
– Откуда такая убежденность? – непонимающе спросил бен Али.
Альфонс попросил подождать, пока они дойдут до шатра Омара. Последнему пришлось согласиться. Оставшийся путь они молчали, изредка встречая на пути униформистов, рабочих или надзирателей, патрулировавших округу. Почти все циркачи либо сидели в своих шатрах, либо находились в шатре-столовой, безынтересно проводя время. Обычно для цирка было характерно такое меланхоличное настроение после всяческих потрясений, наподобие того, что произошло тремя днями ранее. Вас наверняка интересует судьба погибшего Альберта Рохмана, а также
