Жуть - Алексей Жарков

Они попадают сюда. В брикетах по три тонны. Нетто. В холоде ожидания.

Но сегодня случилась ошибка. Приёмщик не должен получить «свою партию» — тех, кого отбирал. Таков контракт.

Многорукое чудовище приближается. Распадается на тела. Сочится розовой жидкостью.

Никакой ошибки. Они — за мной.

Я пачкаю дерьмом штаны. Я сам — безвольное дерьмо. Ноги подкашиваются. Колени разбиваются о бетон. Зубы щёлкают. На пол плюхается откушенный кончик языка, кровоточащая тварь. Кровь заполняет рот, сочится наружу.

Бежать… Нет. Это слишком просто. Как закрыть глаза.

Наконец и от меня ничего не зависит. Только малость.

Умереть.

— — —

Друзья слушали, боясь пошевелиться. Впрочем, двое и не могли. Тонкие губы рассказчика дёрнулись и растянулись, неуклюже имитируя человеческую ухмылку. Только сейчас друзья поняли, что существо сидит на месте Зязи и держит в белой костлявой руке деревянного Юч-Курбустана.

— Кто следующий? — прохрипел приёмщик. — Кому мне передать жетон? А-а… не только у вас есть друзья.

Приёмщик встал, развернулся и исчез в темноте. Не успели товарищи перевести дух, как на его месте возник Зязя, сел у костра и поджег сигаретку.

— Я что-то пропустил? — весело спросил он. — Ходил отливать. Вы чё так уставились, пацаны?

Первым раскрыл рот Филин:

— Ты это… в порядке?

— Ну да, — выпуская дым, удивился Зязя. — А чё?

— Ничего странного не видел?

— Нет, — вскинул брови Зязя, — неужели девчонки?!

— Ага, если бы, — непослушным голосом отозвался Егоркин. Паралич немного отпустил, но тело по-прежнему слушалось с трудом.

— Ну, тогда вот вам моя история, — произнёс Зязя, сжимая фильтр зубами и поднимая к лицу деревянного Юч-Курбустана. — Страшная. Про маньяка.

Половина

А. Жарков, Д. Костюкевич

Она была в ванне, когда он вернулся.

Не вся. Половина.

Олег привалился к откосу, схватился за край длинной раковины. К своему удивлению, спрятанному под пластами страха, как горошина под матрасами, он не почувствовал отвращения. Недавно съеденный ужин спокойно лежал в желудке, зато кровь оглушительно застучала в висках.

И да — ему было очень страшно. Он боялся того, что они (он не мог думать о полицейских не иначе как они, только так… они — люди, которые будут задавать вопросы) всё повесят на него.

Труп его жены.

Эту кровь на кафеле и полу.

Всё это.

Стеклянные глаза Марии смотрели на него с неким осуждением. Из верхней половины тела продолжала сочиться кровь, сток ванны забили какие-то серые ошмётки.

— Это не я, — сказал вслух Олег. — Нет.

Не он…

…убил и распилил жену пополам.

…расчленил нижнюю часть на куски и завернул их в чёрные пакеты для мусора, которые были разбросаны по узкому коридору.

…не он собирался поступить так же с другой половиной.

— Ты уверен? — сказал кто-то, и Олег всё-таки закричал.

Голос был холодный и цепкий, как рыболовный крючок. Он донёсся из зала.

Олег заставил себя двигаться.

Незнакомец сидел в кресле, с его рук, раскинутых на подлокотниках, капала кровь. Под потолком горела единственная лампочка. Лицо человека пряталось в пыльной тени.

— Ты ведь хотел этого, — сказал убийца. Не спросил — подсказал.

Олег почувствовал, как слабеют ноги… и ещё… он испытал странное облегчение, его рваное эхо.

— Кто ты?

Незнакомец рассмеялся.

Олег сполз по стене.

— Кто ты? — слабо повторил он, глядя на ножовку. Инструмент лежал на паркете — между ним и убийцей. Режущее полотно покрывали чёрно-красные сгустки.

Незнакомец подался вперёд — в круг жёлтого света.

— Ты знаешь, кто я.

Да, Олег знал. Уже видел это лицо — и не раз. В треснувшем зеркале ванной, в которой пытался укрыться от надрывного пьяного визга. Видел эти налитые кровью глаза и перекошенный злобой рот. Лицо одержимого ненавистью человека, мечтающего распахнуть дверь, ворваться в спальню и заткнуть наконец «эту суку». Лицо жалкого неудачника, который знает, что никогда не решится на это.

Своё лицо.

Человек напротив носил это лицо непринуждённо, будто маску. Его голос был спокоен, окровавленные руки не дрожали. Исказившая лицо ненависть казалась восковой.

Отработавший представление мим, забывший смыть мёртвый неподвижный грим.

Его тёмная половина.

Да, Олег не раз желал смерти Марии… но убил не он. А человек напротив… человек?

Незнакомец с его лицом поднялся из кресла и стал надвигаться. Как-то странно, рывками, будто останавливаясь, застывая при каждом шаге и меняясь. Его рука сжимала то ножовку, то топор, то скальпель… неизменно в крови, бурой, свежей, она капала на пол, он приблизился к Олегу, сел напротив на корточки и почти болезненно заглянул в испуганные глаза.

— Что тебе нужно? — прошептал Олег. — Зачем ты это сделал?

— Я? — Убийца не ухмылялся, но Олег почувствовал затхлое тепло из приоткрывшегося рта. — О, это не я. И она жива. Я только помог ей. А тебе… тебе подарю жизнь. Новую жизнь. Не упускай такую возможность. Шанс всё исправить.

— Что?.. О чём ты?..

— Скоро поймёшь, — незнакомец наклонился и впился зубами в губы Олега, проник шершавым языком в рот, вошёл в гортань, его язык набух и раздулся, заполнил всю полость, сделался скользким, как кусок мокрого мыла, и устремился через горло к сжавшимся внутренностям. Глазные яблоки незнакомца коснулись глазных яблок Олега и тут же потеряли целостность — слились в две крупные капли… Навалилась темнота, чужой язык заполнил каждую клетку, руки и ноги налились тяжестью двойного тела. Голова откинулась назад, будто пудовая гиря. Дыхание остановилось.

Олег умер.

— Теперь ты готов. Иди к ней, она ждёт.

Окружавший его мрак затвердел, обрёл очертания, вытянулся в длинный коридор, вспыхнул в глубине светом. Странным, розовым, мерцающим. Олег лишь подумал о движении, а его тело уже подхватила неведомая сила и понесла вниз, в глубину чёрного пространства, к увеличивающемуся с каждой секундой розовому пятну. Пятно приближалось, росло, свет становился всё сильней, распадался на переливающиеся, точно живые, щупальца лучей, сиял так ярко и нестерпимо, что Олег наконец не выдержал и закрыл глаза.

Падение закончилось ощущением прохлады по всему телу. Он открыл глаза и в ярком свете, заменившим душную и тёплую темноту, начали проявляться странные предметы: белые стены, стол на колёсиках, кресло…

— Не волнуйся, ты не убил её, — донеслось эхо далёкого падения.

…перед глазами возникло кресло, потолок в огнях, белые, расставленные в стороны ноги, розовые пальцы, сверкнули лезвия ножниц, боль наполнила лёгкие.

— Поздравляю, у вас мальчик.

Темнота рассеивалась, наполняясь звуками, запахами и вкусами. Всё казалось непривычным и новым. Прежняя память стремительно рассеивалась, как дым от потухшего костра. Угли прошлого ещё источали воспоминания, но стремительно остывали, погружая разум в забвение.

Чьи-то глаза улыбались над бледно-синей тряпичной маской, смотрели сверху, сильные руки придерживали ослабевшее тело, голову. Он увидел женщину с улыбкой облегчения на бледном лице, уставшие от боли глаза, прилипшие ко лбу растрёпанные волосы. Она лежала в странном кресле, расставив ноги.

В таком виде её сложно было узнать, но это она… память вспыхнула на прощанье странным именем «Мария» и погасла.

— Вы уже решили, как назовёте?

Лицо в маске отдалилось, передавая Олега в другие руки, тёплые, мягкие, нежные.

— Ещё нет…

— Хороший малыш, крепкий, — человек в маске потянулся к завязкам на затылке, начал распутывать. — К сожалению, пришлось оперировать, но вы быстро поправитесь.

Он снял повязку и посмотрел на Олега.

Олег узнал его лицо.

И тут же забыл.

— — —

Дослушав до конца, друзья переглянулись.

— Зязя, ты это, пока отливал, ничего странного не видел? — поинтересовался Филин.

— Да нет же!

— Тут подваливал какой-то мужик… странный…

— Не то слово странный, мужик натурально стрёмный, — перебил Егоркин.

— И чё? — выпучил глаза Зязя. — Я-то тут причём?

— Может, он сейчас наши вещи навинчивает! — воскликнул Натан, вскакивая с места. — Ай-да проверим!

Егоркин, Филин и Гоша подорвались за Натаном к палаткам, подсвечивая путь фонариками. По дороге Гоша хлопнул по плечу Зязю, мол, давай с нами, чего расселся. Зязя сморщился, бросил в костёр сигарету и последовал