Этюды об Эйзенштейне и Пушкине - Наум Ихильевич Клейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В аллегорических росписях Золотой палаты московская государственная тенденция проявилась с особенной силой. О стиле этих росписей можно было бы отчасти судить по церковным росписям эпохи, если бы они дошли до нас в большем количестве и в лучшей сохранности»[295].
Но Эйзенштейн и не копировал в фильме кремлёвские росписи XVI века – его фрески были «проекцией» на стены представлений и устремлений царя. Вероятно, наблюдение Грабаря о том, что церковный «надзор» над иконописцами сменился «московской государственной тенденцией», натолкнуло на идею перенести прием посла в Золотую палату, которая фигурировала еще в Прологе, где Иван мальчиком принимал этого «старого гуманиста», тогда еще – секретаря посла Ливонского ордена, и испытал унижение от бессилия остановить циничную коррупцию бояр.
На следующий день, 31 марта 1942 года, на старой (московской) заметке Эйзенштейн пишет другим, более мягким карандашом, в каком эпизоде – место сцены царя с живописцами: «Вообще бы говоря, в прощальной аудиенции ливонского посла, хотя жаль терять белизну залы». Видимо, тогда же, тем же мягким карандашом, но на новом эскизе окончательно фиксируется: «В сцену приема ливонского посла (в конце)». Но дописки не дают объяснений, зачем сцена царя, поучающего иконописцев, соединена со сценой приема-ареста посла.
30. III.42. ПРИЕМ ПОСЛОВ (РОСПИСЬ ПОТОЛКА) (1923-2-1694. Л. 3)
31. III.42. ПРОЛОГ. СХЕМА АНГЕЛА С ОГНЕННЫМ ЛИКОМ. NB. НИ КРЫЛЬЯ, НИ МЕЧ НЕ ДОЛЖНЫ ЗАХОДИТЬ НА НИЖНЮЮ СТЕНУ (1923-2-1696. Л. 1)
Можно лишь догадываться, почему поначалу Эйзенштейн предполагал устроить прием посла в легендарной библиотеке царя. Возможно, ему хотелось не упустить в фильме о «русском Ренессансе XVI века» исторически достоверный факт: Иван IV был одним из самых начитанных, самых литературно и музыкально одаренных людей своего времени. Образованность не помешала ему стать одним из самых страшных тиранов не только своей эпохи.
В сценарии библиотека Грозного появляется первый раз в эпизоде, где вчерашний цареубийца Волынец выдает царю заговор его противников. И вот как записано начало эпизода, предваряющего картины карательной акции Ивана IV – «безмолвного похода» на Новгород:
«Много книг. Среди них Цицерон. Тит Ливий. Светоний.
Стоят Федька и духовник Ивана – Евстафий.
Евстафий, не глядя, перелистывает Аристофана»[296].
Тем страшнее на фоне гуманистической учености выглядит решение Ивана подвергнуть мятежников беспощадной расправе. Сущностная противоречивость в характере и деяниях российского самодержца отмечена в другой заметке:
«Гуманист и библиотека. Культура. Варвар и гуманист»[297].
Понятно также, почему и ливонец похож лицом и одеянием на Эразма Роттердамского – правда, лишь внешне. Первый же титр фильма должен был включить картину царствования Ивана в тот век, «когда в Европе Карт Пятый и Филипп Второй, Екатерина Медичи и герцог Альба, Генрих Восьмой и Мария Кровавая, костры инквизиции и Варфоломеевская ночь…»[298]
ПАНОРАМА ЗОЛОТОЙ ПАЛАТЫ (ПРИЕМ ПОСЛОВ И ВЫХОД ИВАНА).
I. ПАНОРАМА. ВЕДЕТ ЗА СОБОЮ ВЫХОД ИВАНА. К КОНЦУ ИВАН ДОХОДИТ ДО КРУПНОГО ПЛАНА. ПАНОРАМА II УЖЕ КАК БЫ ПУТЬ ЕГО ГЛАЗ.
II. ИДЕТ ПАНОРАМА ВДОЛЬ ПАДАЮЩИХ НА КОЛЕНИ БОЯР. ЗАГИБАЕТСЯ – ОТКРЫВАЕТ ТОРЕЦ ЗАЛЫ: ШУЙСКИЙ И БЕЛЬСКИЙ ТОЖЕ ПАДАЮТ НА КОЛЕНИ. ЗАТЕМ ИДЕТ ОТ НОГ К ГОЛОВЕ ПО АНГЕЛУ ЧЕРЕЗ ВЕСЬ ПОТОЛОК.
ПАНОРАМА (II) ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ НА ЗАПРОКИНУТОЙ ГОЛОВЕ ИВАНА (ВВЕРХ НОГАМИ – А). СЛЕДУЮЩИЙ] КАДР: ЗАПРОКИНУТАЯ ГОЛОВА ИВАНА В НОРМАЛЬНОМ КАДРЕ (В). НАГИБАЕТСЯ ВПЕРЕД И ВЫХОДИТ ИЗ РАМКИ. СЛЕДУЮЩИЙ] КАДР: ПОДНИМАЕТСЯ НА ТРОН (С). NB. СБЛИЗИТЬ ЭТИ КАДРЫ КОМПОЗИЦИОННО (1923-2-124. Л. 79)
31. III.42. ПАНОРАМА. КОГДА ПОЯВИЛАСЬ ГОЛОВА АНГЕЛА И ПЛЕЧИ, АППАРАТ ДЕЛАЕТ 180° ПО ПОТОЛКУ И ОПУСКАЕТСЯ С НОГАМИ АНГЕЛА НА ЛИЦО НАД ПРЕСТОЛОМ И ТРОНОМ, ГДЕ СКЛОНЯЮТСЯ ШУЙСКИЙ И БЕЛЬСКИЙ НА КОЛЕНИ. ИВАН СО СПИНЫ ИДЕТ ОТ АППАРАТА. НО ВОСХОЖДЕНИЕ ИВАНА УЖЕ ЛОВИТСЯ ВСТРЕЧНО (1923-2-124. Л. 72)
2. IV.42. В ПРИЕМНОЙ ПАЛАТЕ АНГЕЛУ, ПОЖАЛУЙ, НЕ ВЕСЫ (ИЛИ НЕ ТОЛЬКО ВЕСЫ И МЕЧ), НО… СВИТОК: ТАК, КАЖЕТСЯ, ПОЛАГАЕТСЯ АПОКАЛИПТИЧЕСКОМУ АНГЕЛУ. МНЕ ЭТО НУЖНО И ДОКУМЕНТАЛЬНО, И ОРНАМЕНТАЛЬНО, И AS A FORETASTE ‹ПРЕДВКУШЕНИЕ› БУДУЩЕГО СИНОДИКА! (1923-2-124. Л. 75)
4. IV.42. ПРОЛОГ. АНГЕЛ РАЗМЕЩЕН В КАДРЕ (1923-2-1703. Л. 1)
2. IV.42. И ОТСЮДА АНГЕЛ УКЛАДЫВАЕТСЯ В КАДР. НЕ НАДО ЭТОЙ ЛИНИИ, ОТДЕЛЯЮЩЕЙ СВОД (1923-2-1700. Л. 1)
Но выбор библиотеки для приема-ареста был умозрительным. По драматургии же фильма, как раз в Золотой палате Иван подростком впервые увидел Ливонского посла и именно из-за него испытал унижение бесправного правления. В «Приеме послов» подкупленный боярин Шуйский от имени великого князя Московского Ивана передает Ливонскому ордену за пропуск товаров по Балтийскому морю «привилей», который уже был обещан от его же, Ивана, имени Ганзейскому союзу немецких торговых городов, подкупившему другого боярина – Бельского…
Судя по эскизу от 11 января 1942 года, Эйзенштейн поначалу представлял себе палату для приема послов в виде большого зала с характерными для русского зодчества XVI века «парусными» сводами потолка.
30 марта – в тот самый день, когда Эйзенштейн придумывает сцену Ивана с богомазами, – меняется и решение декорации палаты. На ее потолке, который стал ровным («лотковым»), появляется фреска Ангела Апокалиптического. На следующий день, 31 марта, когда были объединены «урок богомазам» и «прощание с послом», уточняется и положение Ангела: его ноги будут попирать Вселенную на торцовой стене за троном отрока Ивана, а его огненный лик будет полыхать на стене напротив – над аркой входа в палату.
Но где тут место для фрески Москвы, которую Эйзенштейн планирует разместить в Золотой палате одновременно с гневным Ангелом?
Разгадку дают нарисованные в тот же день схемы декорации: она состоит из двух залов – верхнего (с фреской Ангела) и нижнего. Подчеркнем сразу: эта декорация не реконструирует ни по планировке, ни по росписям реальную Золотую палату, существовавшую в Кремле до XVIII века. Она – плод фантазии Эйзенштейна и условий съемок в Алма-Ате.
В начале апреля панорама по потолку – как бы вслед за взглядом Ивана по Ангелу – отменяется. Эйзенштейн нарисует, как можно уместить в пространстве кадра и Ангела, и Ивана на троне со старшими боярами рядом, с послами и боярами Ближней думы в верхнем зале.
Тогда же Эйзенштейн запишет предположение о том, не надо ли изобразить на фреске свиток в руках Ангела, и даже нарисует такой свиток с именами. Но ограничится тут каноном, по которому архангел Михаил (это и есть Ангел Апокалиптический) изображался с копьем или пламенным мечом в одной руке и зеркальной сферой (символом предвидения) либо весами (для взвешивания праведных и грешных деяний) – в другой.
2. IV.42.
