Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина

величество. Вы искали смерти. Каким же безрассудным нужно быть королём, чтобы бросить мать и дочь править государством ради авантюры. Бросить Квертинд, – он наклоняется ближе. – Но вы были осторожны. Всё это время. Даже со своей женой не теряли головы. Сколько раз я пытался подобраться к вам через неё! Тщетно, – он откидывается на спинку и кладёт ногу на ногу так, что перед моими глазами оказывается его грязный сапог. – Знаете, я давно понял: чтобы заманить любого человека в ловушку, достаточно одной-единственной эмоции. Любви. В её многообразии и особенностях, конечно, – он ухмыляется. – Дай человеку объект поклонения и восхищения, и он сделает всё, чтобы сберечь его. И не важно, будет это образ прекрасной дамы, короля или самого Квертинда. Люди на всё готовы ради любви. Но вы, – он снова наклоняется, чтобы впериться в меня взглядом неожиданно разноцветных глаз. – Вы Ивериец. С вами сложнее. Никто из вас не способен любить. Даже Квертинду вы не так верны, как говорят об этом глашатаи. Но всё же… Всё же заманить вас проще, чем любого другого. Потому что вы тоже любите. Только, в отличие от других квертиндцев, вы влюблены в самих себя. Только посмотрите, как просто я сыграл на вашем самолюбии. Это даже скучно.

Я кричу. Сучу ногами, как младенец, но больше не отчаянный ужас владеет мной, а гнев. Я содрогаюсь от злобы к этому неизвестному, мною владеет неистовое желание избить его, причинить вред. Если бы я мог, я бы убил его за эти слова.

Но я ослаб и устал. Попытки вдохнуть больше не приносят ни малейшего успеха, и уже в полубреду я чувствую, как от резкой остановки трясётся кабинка колеса. В груди полыхает пожар. Тошнота подступает к горлу.

Одно заклинание Девейны. Меня спасёт простое заклинание даже слабого целителя. Но та, кто способна мне его подарить, сейчас висит над Фодерраном, замкнутая в таком же узком пространстве, в каком замкнут и я… Меня спас бы и Толмунд, если бы я только смог разглядеть живую цель. Но я вижу только скрипача – даже не его самого, а уже тёмный силуэт, окружённый солнечным светом.

– Я так и не представился, – встаёт надо мной в полный рост Бом Бон и надевает свой мятый цилиндр. – Меня зовут Господин Демиург, ваше величество. Я желаю вам попасть в сады Девейны. И, если это случится, значит, мы с вами никогда не встретимся. Рад был знакомству.

На прощание он трогает полы шляпы, кидает взгляд вниз, на площадь и делает шаг на платформу. Над его головой урчит, синеет чудо тимберийской науки – транспортный дирижабль, моя надежда на новое будущее. Я медленно моргаю, всё ещё не веря в свою смерть, но, открыв глаза, уже не вижу ни Бом Бона, ни толчею перед входом в корпус, ни той кабинки, из которой мне не суждено выйти. Только последними ощущениями понимаю, что колесо снова трогается, и от нового покачивания кабинки замирает дыхание. Замирает – и больше уже не возвращается…

Следующий вздох я сделала уже совсем в другой реальности. Больше не Ирб Иверийский, а Ванда Ностра, Великий Консул королевства Квертинд, бледная прорицательница и новая надежда государства. Но в эту минуту никто бы не признал во мне владелицу титулов. Взмокшая, дрожащая и хрипящая, я на четвереньках проползла по полу хранилища реликвий, отчаянно хватая ртом воздух и стараясь справиться с ужасной тошнотой. Я всё ещё не различала граней времени. В груди пламенел яд. «Ложное ощущение», – сказала я вслух, чтобы отрезвить саму себя.

Схватила нежный шифон платья на груди и часто заморгала. По щекам побежали слёзы, дыхание осушило горло. Но когда морок видения начал спадать, перед глазами встали пыльные, слегка проржавевшие ключи Иверийского замка. Символ ушедшей эпохи. Напоминание о том, что прошлое осталось в прошлом. Или призрак прошлого ещё здесь, с нами? Всё ещё витает над Квертиндом и сулит горе? Я протянула руку. Взять ключи прямо сейчас, открыть Иверийский замок и распечатать наконец все тайны, что он хранит…

– Госпожа, – прогремело из-за двери.

Я отдёрнула руку. Коротко потёрла виски, вдыхая аромат мятного масла. Не спеша поднялась, расправила юбку, надела туфли. И вышла из хранилища.

– Вас спрашивал его милость Биттернак по срочному вопросу. Содержание беседы он предпочёл не раскрывать. Что за важная таинственность, лу-лу! – возмутился Йоллу, подёргивая правым ухом. Он хлопотал над сверкающим столовым серебром. – Тайны от секретаря Великого консула – признак дурного человека, лу-лу. Что за сведения такие, которые обязательно нужно сообщать лично?

Рудвик деланно фыркнул, погладил лапами внушительный живот. В летнем зное шерсть на его лбу взмокла и торчала колючками, но бархатный камзол выглядел идеально.

Я устало опустилась в глубокое старомодное кресло возле накрытого стола.

– Из кондитерских на западе Лангсорда прислали новое блюдо, которое они планируют поставить к Ночи Красной луны, – облизнулся Йоллу. – Сладкий хлеб с киселём и ванильным соусом, лу-лу. – Над столом сверкнул бликом клош, но я не видела угощения – перед глазами всё ещё стоял синий баллон дирижабля. – Утверждения десерта ждут от вас завтра к вечеру. Ещё для Претория прислали восемь десятков витых свечей, но я предупредил, что нам нужно ещё столько же…

– Ужинать я не буду, – прервала я бесконечный поток речи, справляясь с тошнотой. – Подай свежую смену одежды и ступай скажи Биттернаку, что я приму его завтра утром в кабинете.

– Ваша милость, как можно…

– Ступай, – подняла я руку, не желая знать, по какому поводу на этот раз возмутится рудвик.

В кабинете воцарилась тишина. Только городской гомон вместе с пылью влетал в открытые окна. Я щедро плеснула лауданума в кубок с вином, осушила бокал и на секунду прикрыла веки, наслаждаясь таким редким молчанием. Молчал хрустальный бокал, молчали корешки древних фолиантов, молчало тёплое дерево стола. Ничто не нарушало моего покоя, и в это редкое мгновение мысли наполнились не голосом вечности, а воспоминаниями. Они перемежались с мечтами, и в них я была с Грэхамом. Он сидел напротив в ярко-алой кабине, улыбался, и впереди нас ждало волнительное путешествие. Мысленно я попросила у него прощения за то, что собираюсь совершить сегодня.

– Как ты думаешь, Йоллу, – резко открыла я глаза и погладила ещё не распечатанные донесения из ложи стязателей. – Жестокость и безжалостность входят в перечень необходимых правителю качеств?

Рудвик застыл у шифоньера с чистым платьем. Боязливо обернулся, будто не был уверен, что вопрос предназначается ему.

– Чепуха на постном масле, лу-лу, – наконец ответил он, аккуратно поглаживая расшитый шёлк.

Ни один