Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он даже не обернулся. Кивнул, блуждая взглядом по саду, и быстро вышел. На этот раз – насовсем.
Остался только океан, волшебный дом и… никто.
Никто подняла руку, чтобы помахать на прощание, но пальцы сами собой сжались в кулак. Подчиняясь неизвестно какой воле, кулак с размаху врезался в выкрашенное голубым дерево. Потом ещё, и ещё. И ещё. Стёкла в двери дрожали. Каждый новый удар выбивал из волшебного дома счастье и магию, наказывал за обман. Что-то всё-таки разбилось, осыпалось. На рассохшейся краске остались следы крови.
Не чувствуя боли, я вцепилась в волосы и сползла по дверному косяку вниз. Села, обхватив колени и отрешённо перебирая в мыслях мгновения. Каштаны. Смех ментора. Щекотка. Поцелуи. Шум прибоя. Вот и все мои драгоценности. Вот и всё, что осталось.
Ничего уже не повторится. И новое тоже – не сбудется.
Вдруг захотелось вскочить, побежать по берегу океана, завыть, перекрикивая чаек, и вымолить у богов право на счастье. Но я не смогла подняться – не было сил. Только упала на бок, ощущая под щекой битое стекло и тёплое дерево.
Мерное, тяжёлое дыхание заглушало все посторонние звуки. Сон наяву, кошмарный сон, затуманил разум. И напрочь парализовал тело.
Мыслей не было. Только пустота.
В груди саднило и что-то тянуло – гулко, тревожно, изматывающе. В самую тьму.
Не знаю, сколько я так пролежала. Час, день, неделю. Вечность. Я не чувствовала ничего – ни порывов ветра, ни жажды, ни боли. Ни даже отчаяния. Только на задворках сознания, как будто не в моей голове, а вне меня, зиждилась мысль, что если я умру сейчас, то Кирмос почувствует. Что связь даст ему понять, что мейлори больше нет, и тогда он осознает, насколько был мне дорог. Мне хотелось умереть ради этого.
– …да я его сама лично утоплю…
Кровь в ушах стучала: бум. Бум. Бум. Тело вдруг тряхнули, и в без того больную голову как будто вбили гвозди.
– …вот так, давай…
Я не знала, дышу ли сама, но воздух со свистом проникал в горло и выходил обратно.
– …господин Чёрный Ублюдок! – крикнула леди Эстель, хлестая меня по щекам.
– Сирена? – моргнула я, понимая, что сошла с ума.
– Пресвятая Девейна в алом покрове, – ответила подруга и, поднявшись, упёрла руки в бока.
В полутьме, освещённая слабеющими лучами, это и правда была богиня: вьющиеся соломенные волосы, летящее платье с листьями папоротника на юбке, голубой огонёк тиаля. А окружающие сады только подтвердили мою догадку.
Зрение неохотно возвращалось. Мир вокруг становился шире и ярче, обретал чёткие очертания.
Я снова моргнула, и богиня исчезла. Зато на спине появились её тёплые ладони и знакомый звонкий голос зашептал воззвания к Девейне. А потом Сирена запела – живая или воображаемая: сначала смешные песенки с жёлтых листовок, потом – музыку моих часов. Стало так хорошо, тепло и спокойно, будто райские сады наконец приняли меня. Перед глазами появился стакан воды.
– Выпей, – подсказала Девейна-Сирена после долгой паузы.
Я покорилась и растерянно огляделась. Оказывается, я всё ещё сидела на пороге того же дома, только исчезли обломки, труха, песок. Исчезли и мои раны. Зато кособокие ступени темнели от пятен крови, и её было так много, будто здесь зарезали молодого бычка.
После питья во рту появился сладковато-травяной вкус, и тело сделалось тяжёлым, разморенным. Магия исцеления отозвалась приятной усталостью.
Над океаном медленно садилось оранжевое солнце. Небо, насколько хватало глаз, как на палитре, перемешивало цвета – золотистые, пурпурные, багровые, самые невообразимые. В первых сумерках трепетали вишни, роняя крохотные лепестки.
– …и вот я собираю Фидерику на встречу с Куиджи, а она стала так капризна, будто и впрямь заразилась от своих сестёр, – рассказывала сидящая рядом неожиданно живая Сирена. Она общипывала веточку винограда. – Да какие они вам сёстры! Просто разряженные профурсетки, задирающие нос, – леди Эстель возмущённо взмахнула руками. – Готовлю бельё, значит, подбираю чулки и кружевные трусики… Я не считаю это унизительным. Ты ведь знаешь, я обожаю пикантные подробности! Итак, в тот момент я как раз воевала с ящиком комода, и тут в комнату ворвался этот твой стязатель, с хмурой рожей и пушистыми усами.
– Жорхе? – прохрипела я.
– Он! – обрадовалась Сирена и потрепала меня за плечи. – Точно, он! И говорит, чтобы я не смела отправляться вместе с Фидерикой, поскольку очень нужна тебе. Я тогда ещё подумала: Лаптолина точно что-то провернула. Этой змее доверять нельзя, я тебя предупреждала. Но потом… – он прервалась, как будто решая, рассказывать ли дальше. Решила: – Потом мы с усатиком пришли сюда, и я увидела тебя здесь, в крови. Этот дом. Смятую постель… И сообразила, что Лаптолина здесь ни при чём. Она бы ни за что не прислала стязателя. Это всё Чёрный Консул.
Я сжала и разжала кулак. На нём всё ещё темнела засохшая кровь. Голова постепенно прояснялась, а вместе с ней возвращалась предательская память. Я обернулась – и наткнулась на взгляд Жорхе, сидящего за столом. Его вид, как обычно, выражал слишком много противоречивых эмоций. Стязатель как будто не знал: хочет ли он похвалить меня или отругать.
– Да, – подтвердила я вслух. – Я была с Кирмосом.
И снова глянула на свои руки. На ладонях, на запястьях и на сгибе локтя розовели свежие шрамы.
– Да чтоб ему в жизни отзывались только Лулук с Луликой! – возмущённо фыркнула серебристая лилия. – Знаешь, я даже начала понимать Орден Крона. Буду звать его Чёрным Ублюдком.
– Не надо, – попросила я.
– Надо! – вскрикнула Сирена, тыча меня пальцем в плечо. – Он оставил тебя здесь одну, в таком отчаянии, что ты едва не лишила себя жизни. Как последний сукин сын! Он обманул не только тебя, но и меня. Мы так верили в него…
Она поняла, что я задышала слишком часто, и внезапно замолчала.
Грудь сдавил запоздалый испуг. Едва я окинула взглядом разбитую дверь, порог и пятна крови, как закружилась голова. О Ревд! Какое страшное, стыдное помешательство! Какое предательство самой себя! Ещё каких-то несколько часов назад я обещала быть сильной и вдруг проявила такую позорную слабость, что впору и впрямь расписаться в безумии. Вот она, истинная любовь: таится не в поцелуе, а в безрассудстве и саморазрушении.
– А знаешь, я бы тебя ни за что ни оставила, – успокаивающе проговорила подруга. – Даже если
