Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

Картина первая: о слепом поводыре. «Может ли слепой водить слепого? не оба ли упадут в яму?» (Лк 6:39) Как может несчастный слепец догадаться, что благодетель, предлагающий ему себя в поводыри, сам слепой? Первый может знать, что он незрячий, и, по сути, знает, но в то же время, охваченный манией величия, пытается от себя утаить. Какую ответственность он берет на себя! Одна мысль о ней уже в состоянии укротить то часто восхваляемое неуемное стремление непременно влиять на других! И, поясняя, Спаситель добавляет: «Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись (то есть закончив свою учебу. – Ф. Ц.) будет всякий, как учитель его» (Лк 6:40).

Я полагаю, здесь, говоря «учитель», Иисус подразумевает не Себя, а того поводыря, который не может совсем забыть о собственной слепоте и утешается своим намерением сделать из ученика нечто лучшее, чем он сам. Такое Спаситель считает абсолютно невозможным.

Картина вторая: о сучке «в глазе твоего брата». Подмечено удивительно точно! Действительно, заметив в глазу брата сучок (не образный, а настоящий), почему-то невольно хочешь и даже считаешь своим долгом предложить ему в этом досадном случае свои услуги. Почему бы и нет? А что, если это оптический обман – отражение бревна в глазе брата в твоем собственном глазу? Так далеко в своих рассуждениях Спаситель не идет и полагает сучок настоящим. Но для такого искусства врачевания тебе нужен острый глаз! Улучши прежде собственное зрение и извлеки из своего глаза бревно, которое обезображивает тебя.

Картина третья: «Нет доброго дерева, которое приносило бы худой плод; и нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый» (Лк 6:43). Бревно в твоем глазу выдает твое нездоровье, отчего и твоя духовная помощь может быть только больной, и плоды она принесет больные. «Ибо всякое дерево узнается по плоду своему». Что толку украшать себя чужими перьями и потчевать других чужими мыслями, пусть даже заимствованными тобой у самого прекрасного учителя. «Потому что не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника». Смоква, виноград – какие они вкусные, никого убеждать не надо – олицетворяют манеру действия Спасителя, которую Он так ярко обрисовал и рекомендовал нам перенять; колючие и ранящие шипы – навязчивость слепого поводыря.

Следующий стих (Лк 6:45), по сути, итог того, чему нас учат эти примеры, конкретное выражение основных мыслей, без образных сравнений. «Ничего деланного, искусственного!» Изменись! Будь тем, что ты есть, и тогда все исходящее из твоих уст благотворно и здраво, в противном случае оно – пустой звук. Добрый человек может по-деловому и предметно беседовать со своим ближним, скажем, о слесарном ремесле, и их беседа будет полезна, поскольку она пронизана невидимым Божественным светом. Злой же человек может изливать на собеседника христианские речи, но все его слова отравлены тем злым и недобрым, что есть в нем: высокомерием, завистью, черствостью, лицемерием и пр. И вот каков окончательный вывод Спасителя: избегай умышленного, преднамеренного! Дай себе волю – в хорошем смысле слова, бодрствуя в молитве, – и если ты человек праведный, то правда будет на твоей стороне. Ходи пред Богом в духе, говоря и действуя непроизвольно, почти бессознательно, и тогда ты будешь поступать наилучшим образом[64].

Спаситель хочет только, чтобы мы, в каком бы окружении ни доводилось нам жить, оставались людьми любящими, остальное Он берет на Себя. Его дело должно распространяться в народе в первую очередь через общение людей между собой, одна формальная проповедь принесет мало пользы. (Во времена апостолов победная весть о Воскресении Иисуса и его значении для всех разнеслась очень быстро, и достигалось это не торжественными, как сегодня, ложно-духовными призывами к исправлению.) Спасителю, конечно же, было важно, чтобы люди постоянно видели неискаженным сам характер Его дела, проникнутого сердечной теплотой и нисколько не навязываемого, – именно это и привлекало к нему всеобщее внимание. И Он всерьез опасается или, скорее, предчувствует, что многие из тех, кто считает себя истинными христианами, именно поэтому и пропустят мимо ушей, проигнорируют эту проповедь и будут Его именем делать все как раз наоборот, предписывая то же и другим служителям Иисуса. Вот почему Он заканчивает проповедь словами: «Что вы зовете Меня: Господи! Господи! – и не делаете того, что Я говорю?» (Лк 6:46)

Подытоживая сказанное, Спаситель открывает нам Свои мысли о возможных последствиях Его речи. Забыть ее или оставить без внимания невозможно. В ней сокровеннейшая истина, полная света и очарования, содержащиеся в ней мысли тотчас же становятся нашими собственными, неотъемлемой частью сути того, кто их слышит. Но они могут ввести слушателя в заблуждение, и тем опасны. Слушающему все понятно, они согрели его своим теплом и наполнили радостью, он всему верит и думает, будто все усвоил. Но он не следует им, то и дело забывая о них. Он открещивается от нищеты или гордится богатством, его земная жизнь полна забот, тревог, волнений, но и удовольствий; он по-прежнему не прощает своим врагам и не упускает случая едко или презрительно отозваться о тех, чьи недобрые слова по своему адресу кто-то ему передал; он остается глухим и безучастным к настойчивым просьбам о помощи и продолжает судить людей. Но он слишком задумывается об этом, твердо зная, что человек неверующий. Просто на все это, как он считает, у него иной взгляд, возможно, весьма своеобразный, но зато более «трезвый и разумный», и прежде всего – на заключительную часть проповеди. А если он в чем-то и грешит против нее, превращаясь тем самым в слепого поводыря или судящего о сучке в глазе брата своего, то это он ставит себе даже в заслугу. Иначе говоря, слышащего и не исполняющего тех слов нельзя уподобить человеку, который вовсе не строит; нет, он строит – быстро, привлекательно, банально, и его дом как будто безупречен.

Но Спасителю важен не этот глупый слушатель, а слушатель умный, с позитивным мышлением, которому всегда импонирует быть таким, каким должно быть, а не просто существовать.

«Всякий, приходящий ко Мне и слушающий слова Мои и исполняющий их, скажу вам, кому подобен. Он подобен человеку, строящему дом, который копал, углубился и положил основание на камне». В поте лица своего он удаляет от сердца все нечистое, обозначенное ему наставлениями Иисуса, – превратное суждение о том, что неизбежно в этом мире, превратное отношение к ненависти и несправедливости, своекорыстие и косые взгляды в сторону других, словом, все, на чем нового не построишь. Строит он медленно, но «почему, когда случилось наводнение и вода наперла на этот дом, то не могла поколебать его, потому что он основан был на камне [в греческом тексте – «построен правильно»]. А слушающий и неисполняющий подобен человеку, построившему дом на земле без основания, который, когда наперла на него вода, тотчас обрушился; и разрушение дома сего было великое» (Лк 6:48,49).

Разрушение дома иных Его слушателей было великое, когда они, увлеченные потоком сиюминутного безумия, решив, что Иисус их обманул, кричали: «Возьми, возьми, распни Его!», но еще больше у того, кто после смерти, к своему удивлению, оказывался в положении того богача – «в аду будучи в муках!». И самообманы продолжались вплоть до обрушения дома.

В обеих проповедях мы – более, чем принято – выделили и осветили одно: то, что Спаситель, при всей Своей любви и внимании к отдельным людям, всегда имел в виду Великое и Всеобщее, человечество и Царство Небесное, предлагая каждому отдельному человеку утешение как следствие, вытекающее из этого Всеобщего, Царства Небесного. Для нас же важнее конкретный человек (в первую очередь наше любимое Я), поэтому у нас возникает как бы пространственное представление о великом повороте от погибели к славе: здесь грех, вина, нужда, там — слава; для Спасителя же человечество – единая личность, отчего этот поворот Ему видится происходящим во времени: сейчас грех, вина и погибель, в будущем (правда, начало положено Им уже сейчас) – Царство Божие.

Своеобразным пояснением к этому, ясным и величественным, служит, на мой взгляд, Иисусова притча о блудном сыне (Лк 15:11–24), рассказанная Им в ответ на сетования фарисеев на Его «чрезмерную» снисходительность к грешникам. Мне кажется, притча эта уже давно сложилась у Него в голове, и здесь, рассказывая ее, Он как бы дополняет ее, откликаясь на обвинение фарисеев. «Когда блудный сын, как мне уже давно видится в душе, вернется домой, у старшего брата, наверное, обнаружится тот же образ мыслей, который не приемлет Меня сегодня в фарисеях, и радость победы вновь омрачится, если не сказать – отложится на неопределенный срок». Так, возможно, Он думал. Притча о блудном сыне и без этого дополнения, сама по себе, совершенна и законченна. Вероятно, сложилась она у Него постепенно в ответ на мрачные вопросы, которые рождал в Нем греховный порядок вещей. Притча высвечивает место человека в Великом и Всеобщем, его падение, потерянность и надежды Иисуса на его спасение. Вот почему, на мой взгляд, этой притчей и завершаются Нагорные проповеди.