Этюды об Эйзенштейне и Пушкине - Наум Ихильевич Клейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 февраля возникают первые эскизы к будущему фильму: разработка первого из придуманных эпизодов – «Исповедь». Видимо, его тема обозначена в январском плане как «Новгород (духовник) 1570». Она будет развита так: царь Иван после страшных казней в Новгороде и его разграбления исповедуется в соборе, но, заподозрив излишнюю осведомленность и взволнованность арестами в вопросах священника, в гневе начинает душить его цепью от креста, потом отдает Малюте. Исповедь Ивана в своих грехах оборачивается допросом духовного отца («второй исповедью»)[146].
Через неделю, 9 февраля, Эйзенштейн начинает выстраивать сценарную последовательность ситуаций – и впервые упоминает делегацию к Ивану в Александрову слободу. По наброску видно, что не только событийный ряд, но и смысловой контекст этого эпизода навеяны повествованием Ключевского:
«Иван над гробом Анастасии. „Со святыми упокой“ за кадром.
Трагедия Ивана – терзание в сомнениях – правильно ли взят им путь. Не кара ли Господня – смерть Анастасии».
2.11.41. SOME TOUCHES. ПРИХОДИТ ИВАН, КАК ПЬЯНЫЙ, ШАТАЯСЬ: ИСПОВЕДЬ, ИСПОВЕДЬ. ПАДАЕТ НА КОЛЕНИ: НЕДОСТОИН, НЕДОСТОИН… ПОЧТИ В ГРУДЬ ПОД ЕПИТРАХИЛЬЮ. ПОТ НА ЛБУ. КРОВАВЫЙ, ХОЛОДНЫЙ. БОЛТАЕТСЯ КРЕСТ ДУХОВНИКА СВЕРХУ В КАДР. ПОДОЗРЕНИЕ: ОДИН ОСТАНОВИВШИЙСЯ И ПОКОСИВШИЙСЯ КВЕРХУ ГЛАЗ. ПАЛЬЦЫ ВЗЯЛИСЬ ЗА КРЕСТ. ПОТЯНУЛИ… ВТЯНУЛИ В КАДР ГОЛОВУ ДУХОВНИКА. ШЕПОТОМ НА УХО: «А ТЫ ОТКУДА ВЕДАЕШЬ?» И РУКИ СТАЛИ СКРУЧИВАТЬ ЦЕПЬ КРЕСТА. ПОЧТИ GAROTTA. ЭТО «ВТОРАЯ ИСПОВЕДЬ» (1923-2-1666. Л. 1, 2)
Внезапное известие о предательстве Курбского – второй удар. Neuer Zusammenbruch ‹Новое крушение›. «Друг». Но реакция – ярость и новое Aufaumen ‹вздыбливание›.
Проект Басманова. Окружить себя новыми людьми.
Но [нужен] «друг». Послать за Филиппом.
Отъезд в Слободу (гроза уходит вдаль).
Взвыла Москва.
Народ жмет на бояр.
Делегация к Ивану с плачем народным и хоругвями.
Курбский у Сигизмунда убеждает брать Русь. Боярский заговор городам.
Но вот из Александровой Слободы «надвигается гроза».
Переходит в тайфун, ураган скачущих опричников.
И в палаты.
9. II.41. В ЭТУ СЦЕНУ ПРЯМО СО ВЪЕЗДА (ПЕРВОГО) ОПРИЧНИКОВ В МОСКВУ – ЧЕРНОЮ ТУЧЕЮ, ВОЛЧЬИ ГОЛОВЫ И МЕТЛЫ (ПЕРВЫЙ ПОКАЗ). БОЯРЕ – И[ВАН] IV – ОПРИЧНИКИ – DESPUIS PHILIPPE ‹ПОТОМ ФИЛИППУ. ИЗЛОЖЕНА ПРОГРАММА ОПРИЧНИНЫ. AND FIRST MEETING WITH PHILIPPE AND HIS FIRST OPPOSITION TO WHAT JOHN'S DOING ‹И ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ФИЛИППОМ И ЕГО ПРОТИВОСТОЯНИЕ ТОМУ, ЧТО ИВАН ДЕЛАЕТ› (И ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА – ТОЛЬКО ЧТО ПРИБЫЛ, И ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ – «МОЛЧИ, ВЛАДЫКА»). (ФИЛИПП ЕЩЕ НЕ МИТРОПОЛИТ). ПОТОМ ОНИ ОСТАЮТСЯ ВДВОЕМ – ДОГОВАРИВАТЬСЯ. А ЗА СТЕНАМИ УЖЕ ХВАТАЮТ ГОЛОВКУ БОЯР (1923-2-1666. Л. 4)
Иван – и новая программа.
Ужас боярства»[147].
В тот же день Эйзенштейн рисует сцену вторжения царя с опричниками в Москву – будто в завоеванный город[148]. В конце пояснительного текста к эскизам он решает: сразу после сцены возвращения Ивана из Александровой слободы и встречи с Филиппом должен идти эпизод первых устрашающих репрессий (как и было в реальности).
15 февраля 1941 года Эйзенштейн пишет сценарный план и под номером XXIII совмещает в одном эпизоде четыре темы: начало крестного хода, чтение грамоты царя к народу на околице Москвы, приезд игумена Филиппа из Соловецкого монастыря и возвращение Ивана с опричниками из Александровой слободы в Кремль:
«От околицы вдаль идет крестный ход.
К царю в Александрову слободу.
На околице глашатай царский
Читает царскую грамоту о том, что на народ царь
Зла не имеет. А имеет лишь на бояр-церковников.
Подъехали сани. Вышел из них старец.
Слушает и ушам своим не верит (Филипп).
Слушает народ и сочувствует.
И к боярам растет злость великая.
Вдруг вдали – свист и гиканье.
Черной тучею мчатся всадники невиданные.
У седла метла и песья голова.
И посередь той тучи темныя
Скачет сам православный царь.
Он осунулся. А глаза горят.
Ниц падает весь народ.
А всадники у хоромин царских уже»[149].
Эйзенштейн старается уместить основные перипетии эпохи Ивана в две серии фильма, и поэтому в первых планах эпизода XXIII крестный ход намечен лишь несколькими кадрами: он только удаляется от околицы в снега, его сразу сменяет черный ураган опричнины, несущий грозу, неслыханную даже в многострадальной Москве.
30 марта 1941 года возникает один из первых кадров будущего фильма: «Казни на Лобном месте». Эйзенштейн зарисовал его в своей излюбленной глубинной композиции: на переднем плане – скрюченный Иван, похожий на питающегося падалью грифа; на заднем плане – Собор Покрова Богородицы, монумент победы над Казанью; перед стенами Кремля – виселицы, котлы и плахи[150].
Этот кадр – своего рода визуальная формула правления Ивана IV. Ибо в реальности первые казни после возвращения царя из Александровой слободы были «скромнее».
Василий Осипович Ключевский писал о них: «Царь спешил: на другой же день после этого заседания [государственного совета], пользуясь предоставленным ему полномочием, он принялся на изменников своих опалы класть, а иных казнить, начав с ближайших сторонников беглого князя Курбского; в один этот день шестеро из боярской знати были обезглавлены, а седьмой посажен на кол»[151].
У Эйзенштейна в снятом для второй серии эпизоде «Первые казни» Малюта обезглавит «только» трех бояр Колычёвых. Но чтобы показать лицемерие и жестокость царя, окажется достаточным такого лаконичного решения: трех гордых голов обреченных, трех взмахов сабли Малюты, трех шагов Ивана по ступеням, его «покаянного» поклона казненным и восклицания – «Мало!»[152]…
30.111.41. КАЗНИ НА ЛОБНОМ МЕСТЕ (1923-2-1666. Л. 10)
31 марта 1941 года – дата на титульном листе первого варианта сценария. В нем первая серия фильма завершается эпизодом у гроба царицы Анастасии в Успенском соборе. Мнимым отречением Ивана от власти и отъездом из Москвы начинается сценарий второй серии:
«XVI. Московская околица.
Воз за возом.
С добром.
С иконами.
Выезжают за околицу.
Царские сани:
в них мелькнул царский профиль.
Народ бежит за санями. Никак не поймет, что случалось.
Слуги царские твердят одно.
Тема: „Царство царь бросает…“
„Уходит от изменников-бояр…“
Скрылись царские возы вдали.
Недоумевает народ.
Шепчется.
Замерла покинутая Москва.
По пустой Москве стелется шепот:
Тема: „…Бросил царь… Покинул царь…“
Где-то взвыла собака.
Другая откликнулась.
Заголосила баба.
Подхватила другая.
И взвыла Москва великим воем.
Вот уже бежит народ к думному крыльцу.
Требуют бояр.
Требуют царя вернуть.
Снаряжают крестный ход: царя назад молить.
Ефросинья Старицкая отговаривает.
Народ не слушает.
Владимир Андреевич и Фуников обращаются к народу.
Их не слушают.
Заставляют бояр вместе крестным ходом идти.
Движется крестный ход из Москвы царя обратно звать.
От околицы вдаль идет крестный ход к царю в Александрову слободу. ЗТМ [Затемнение]
Из ЗТМ. На околице Москвы царский глашатай читает народу ответную грамоту.
Тема: „На народ царь зла не имеет. Имеет зло лишь на бояр-изменников“.
Подъехали сани.
Из них вышел вызванный царем в Москву постаревший боярин Колычёв – игумен Соловецкого монастыря – Филипп.
Рядом с ним – монах.
Филипп ушам не верит.
Народ слушает грамоту. Сочувствует.
И к боярам растет великая ненависть.
Вдруг вдали слышны свист и
