ПГТ - Вадим Сериков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главное чудо случилось утром. Позвонил Игорь и сказал, что их штатный подсобник вернулся раньше времени, и в принципе Эдик может на работу не выходить. Хотя, если он, конечно, хочет, то обещанные два дня – за ним.
Не помня себя от счастья, Эдик что-то замычал в трубку, но потом собрался и смог членораздельно объяснить, что это очень здорово, так как именно сегодня ему нужно одну справку получить. Для дедушки из Саратова. А завтра его пригласили на концерт Муслима Магомаева. В Москву.
Уже через неделю Эдик работал сторожем на складе. Разгадывал целыми днями кроссворды, был доволен жизнью и больше не мечтал о карьере строителя.
***
– Вот такая, какгрится, Португалия, – назидательно закончил Захарыч, – а ты говоришь. Думать надо, о чем мечтаешь.
Я аж опешил.
– А причем тут Португалия?
– Не причем, – пожал плечами Захарыч. – Присказка у меня такая.
В этот момент во двор вошел Дмитрий.
– Здорово, Димухан, – приветствовал его Захарыч. – Как, такскать, дела?
– Наидобрейшего вам денечка, Геннадий Захарович, – ответил Дима. – Дела, как у арбуза: живот растет, а хвостик сохнет! Вы ко мне по делу или так, от работы отвлекать?
– Да вот с другом твоим пришел, какрится, познакомиться,– неожиданно заявил Захарыч. – Слава о нем по поселку идет. Умный человек говорят, с Петербурга, знает все тайны мира. А с умным человеком, шоназывается, пообщаться завсегда приятно.
– Кто говорит? – хором спросили мы с Димой.
– Все говорят! – серьезно покачал головой Захарыч. И тут же рассмеялся, увидев наши вытянувшиеся лица:
– Да шучу я, шучу. Пару ключей мне, какгрится, надо сбацать, – и протянул Мастеру образцы.
– Ладно, – облегченно молвил Димам. – Вы полчасика подождите тут. Сделаю.
– Делай-делай, не спеши, – поощрил его Захарыч. – А я пока с другом твоим поболтаю, вижу, истории наши строительные ему, какгрится, нравятся.
И он блаженно прищурился, как кот на солнышке.
Дима виновато посмотрел на меня: мол, потерпи уж, чего там. Я пожал плечами: мол, чего уж там, потерплю.
У меня было много дел и мало времени. И настроение не ахти: сроки поджимали, а найти ничего существенного не получалось. В такой ситуации только и слушать байки какого-то бывшего Диминого начальника. Но не посылать же его?
И, все-таки как же это он про Португалию угадал? Совпадение? У меня аж мурашки по коже пробежали.
Тут я заметил, что Захарыч уже некоторое время говорит.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Марш энтузиастов
– …я-то Димона за что люблю: он, какгрится, смекалистый. При этом дослушает всегда до конца, не торопится, такскать. Не то что некоторые. Ох, однажды мои удальцы учудили…
***
В огромном проценте случаев до критической ситуации доводят следующие слова: "Все понял, дальше можете не объяснять".
Именно эти слова произнес в то утро Славик, старший стройбригады, когда Геннадий Захарович рисовал ему планировку склада. На первом этаже жилого дома находились магазины и кафе, а в подвале – великое множество подсобных помещений: какие-то там теплоузлы, склады, катакомбы и пещеры Али-Бабы. Вот в этом подвале требовалось сломать кирпичную перегородку, а потом завезти туда стройматериалы.
Славик очень торопился: надо было дочку забрать из сада. Поэтому, не дослушав шефа, заверил его, что ему все совершенно ясно.
Захарович, конечно, немного сомневался. Знал он Славика, как облупленного. Но бригадир был предельно убедителен. Слава просто представил себе заплаканное дочкино лицо в том случае, если он не придет вовремя, и готов был уломать хоть сто начальников, только бы до этого не дошло.
Выйдя от начальники, Славик помчался организовывать процесс. Лучше всего для такой работы подходил Лешка Малой, парень молодой и крепкий. Он усиленно занимался в тренажерном зале, и его перло от избытка энергии. Леша бы с радостью использовал свою силищу для разгрома врагов, но врагов вокруг не наблюдалось. Малой мог бы лупить сограждан, но их надежно защищал Уголовный кодекс. Поэтому сегодняшнее поручение было прекрасной возможностью продемонстрировать всю удаль молодецкую.
Славик показал Лехе ту стену, которую надо было разрушить. Как ему казалось, надо было разрушить. Да разрушить побыстрее, чтоб потом еще цемент принять. Сразу после инструктажа Славик немедленно убыл за ненаглядной доченькой.
Лешка схватил кувалду и, рыча от ярости, как Конан-варвар в исполнении актера Шварценеггера, принялся крушить ставшей ненужной преграду. Это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие, и кирпич, не ожидавший такого натиска, был быстро и позорно разгромлен. Уже через полчаса от перегородки осталась только груда осколков, аккуратно сложенная Лешей в сторонке.
После разрушения стены перед Конаном открылось еще одно помещение, но разбираться было некогда, потому что приехала машина с цементом. Леха с упоением таскал мешки, воображая, что это красивые обнаженные женщины, которых он спасает из рушащегося города Вавилона. Откуда в городе Вавилоне, даже рушащемся, такое количество красивых женщин и зачем они обнажились, Малой вряд ли мог бы объяснить.
Водитель, наблюдавший за ним, подумал, что работников в этой конторе набирают напрямую из сумасшедшего дома. Ибо нормальный рабочий не может получать такое удовольствие от переноски цемента. Ведь цемент тяжелый и пыльный. У этого шофера было очень бедное воображение, не как у Малого.
Леша перетащил все мешки и сложил из них настоящую баррикаду. "Как будто я пулеметчик и дот охраняю", – радостно подумал он. И даже приладил к мешкам какую-то трубу вместо пулемета. Пострелял чутка, виртуозно изображая выстрелы губами. Потом закрыл помещение выданным ему ключом и отправился в спортзал, сочтя сегодняшнюю нагрузку явно недостаточной.
Утром на новоустроенном складе собралась вся бригада. Курили, обсуждали политические новости, настраивались на рабочую волну. Неожиданно, в соседнем помещении, которое теперь было совместным со складом Лехиными стараниями, распахнулась одна из дверей. Оттуда вышла женщина, всем своим видом напоминавшая продавщицу. Как ни странно, именно продавщицей она и оказалась.
Дама спустилась на принадлежавший магазину склад и была несколько фраппирована. Это если говорить грубо. Если говорить мягко, то она обалдела настолько, что на некоторое время потеряла дар произносить какие-либо звуки. Потом дар этот вернулся