ПГТ - Вадим Сериков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отучившись три курса, Виталий понял, что все это – зря. Не дает психология никаких ответов. Не знает она ничего про человека и не может ему помочь.
– Знаешь как отец Виталий говорит? – Дима остановился, чтобы сосредоточиться и не переврать цитату. – "Психология гладит человека по коже, потому что глубже проникнуть ей не дано. А думает о себе, что познала его, человека, целиком".
– Глубоко копает, – констатировал я.
Мой спутник удовлетворенно кивнул, не заметив иронии. Видимо, находился под впечатлением масштаба личности своего кумира.
Разочаровавшись в деле, казавшимся тогда смыслом жизни, Виталий пустился во все тяжкие. С успеваемостью в университете появились проблемы. Да и здоровье, как физическое, так и психическое, стало быстро и неуклонно ухудшаться. Нелегкая наследственность уверенно взяла его за горло и тянула в бездну, знакомую, но от того не менее мерзкую.
Однажды, будучи сильно пьяным, Виталий решил повеситься. Смысла в жизни он не видел. Решение было принято, когда шел по улице. Внезапно ноги его ослабели, и он, чтобы не упасть, опустился на первую попавшуюся лавку. А лавка стояла перед церковью Архангела Гавриила. Впрочем, Виталию было все равно где сесть – лишь бы не упасть. Но и сидя он продолжал обдумывать технические детали суицида.
Рядом опустился мужчина. Он был не молод и не стар. Правильные черты лица, хорошая улыбка. Некоторое время он сидел молча и смотрел на купола. Потом вдруг повернулся к Виталию и сказал:
– Не надо.
– Что не надо? – опешил Виталий.
– Убивать себя не надо.
– Почему это? – Виталий с вызовом, откуда только силы взялись, посмотрел на незнакомца. Его даже не удивило, что человек знает то, чего знать никому не должно.
– А тебе надо храм на селе построить. Дальше – как знаешь.
Виталий хотел саркастически рассмеяться. Где он и где храм? Да и с какой стати? Зачем ему нужна эта поповская глупость? Но рассмеяться почему-то не смог.
– Ладно, пойду я, – буднично сказал мужчина и, уже поднявшись, добавил. – Да, ты больше всякую дрянь не пей. Пиво можно немного, или вина. По праздникам. А остального – не надо. Ну, давай, не болей, – он потрепал Виталия по голове.
Ни от кого Виталий не потерпел бы подобной фамильярности, но этот жест показался совсем не обидным. Наоборот, возникло ощущение, будто отец, в один из редких трезвых дней, сел к нему на кроватку и долго-долго гладил по голове. У чужого мужчины была та же рука. Отцовская.
В голове у Виталия неожиданно прояснилось, на сердце стало легко и спокойно. Хмель улетучился, вернулись силы. Он возвратился в общежитие, проспался и, встав наутро, забрал документы из университета. А потом уехал домой, в деревню.
В Прекрасном было три достопримечательности: детский дом для новорожденных, тюрьма строгого режима и ветеринарный техникум.
Молодой человек устроился работать в тюремную котельную, и через некоторое время жизнь свела его со священником из соседнего села, отцом Петром. Виталий рассказал отцу Петру о своей встрече и честно признался, что никаких особых религиозных чувств в нем нет. Но он хочет понять природу человека и быть полезным людям. И храм бы он построил, только не знает как. И нужно ли.
Священник, пожилой вдовец и папа семерых детей, уже, правда, взрослых, подумал и ответил:
– Быть полезным – это хорошо. У нас тут в церкви крыша протекла. Ее-то залатали, а потолок теперь в пятнах. Побелить поможешь?
Виталик не понимал, как побелка потолка может изменить его судьбу. Больно мелко это как-то, приземленно. Но помог. Отказать было неудобно. Потом помог поправить покосившийся забор. Потом помог нести хоругви в престольный праздник. А потом оказалось, что он проводит в Храме больше времени, чем дома, хотя село Зародищи, где стояла церквушка, располагалось километрах в пяти от Прелестного.
Однажды, где-то через год, на праздник в церковь приехал владыка Арсений, местный митрополит. После праздника и соответствующих застолий, по-деревенски обильных, он переговорил в сторонке с отцом Петром, и они подозвали Виталия.
– Вы хотите быть священником? – сразу взял быка за рога владыка. Человеком он был прямым и всяких экивоков не жаловал.
– Да, – не задумываясь ответил парень, сам не зная почему. На эту тему он никогда и не думал.
– Подавайте заявление в семинарию. Я дам рекомендательное письмо.
Колебался Виталий недолго. Не всю же жизнь в котельной провести. Он подал документы на заочное отделение петербургской духовной семинарии, и его, учитывая годы в университете, взяли сразу на второй курс. Через год Виталия рукоположили во дьяконы, а еще через полгода – в иереи. Рукополагал все тот же владыка Арсений.
После таинства опять обильно трапезничали. Владыка хитро посмотрел на вновь испеченного священника и сказал:
– Давай, строй храм в Прелестном. Есть на то решение, и земля выкуплена. Не благодари, но и помощи особой не жди. Будет нелегко. Сдюжишь – молодец. Не сдюжишь – жаль. Но мне почему-то кажется, что справишься.
Последующие пять лет были самыми тяжелыми, но и самыми счастливыми в жизни отца Виталия. Проблемы возникали на каждом шагу и росли, как снежный ком. Отсутствие денег, пьющие работяги, некачественные стройматериалы. А главное, Виталия периодически одолевали сомнения – нужно ли то, что он делает? Правильно ли это?
Односельчане к трудам Виталия относились по-разному. Кто-то, от кого и ожидать нельзя было, помогал. Работал люто, бесплатно, до последних сил. Кто-то, наоборот. Директор местного строительного магазинчика, например, бывший с Виталием в прекрасных отношениях, попытался сделать свой гешефт и заломил тройные цены. Спасло лишь, что новый батюшка в короткий срок стал асом в прорабском деле и вовремя пресек обман.
Откуда брались силы, непонятно. Откуда деньги, непонятно тем более. Но храм строился, и настал день, когда он был освящен.
Попутно отец Виталий успел обзавестись женой и двумя детьми. Женился он на преподавательнице русского языка в ветеринарном техникуме. Новоиспеченная матушка, закончившая музыкальную школу, собрала из мало-мальских музыкальных сельчан небольшой церковный хор.
Начались службы, требы, рутинная жизнь. Раз в несколько недель отец Виталий посещал тюрьму. Как мог, помогал детскому дому, собирая по крохам деньги и вещи.
Когда, пять лет спустя, священник оглянулся на то, что