ПГТ - Вадим Сериков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твой вечно и навсегда Федор".
Молодец Федор Иваныч. Припечатал соотечественников, как отрезал. Но информация, несмотря на ее внешнюю бессмысленность для меня ценна. Они тут, оказывается, все с гонором. Живут сложной, насыщенной внутренней жизнью. Нужно учесть, чтобы не влипнуть.
– Ты не спишь там? – раздался с улицы голоса Дмитрия. – Давай, пошли, борщ стынуть изволят.
Я и не думал, что прошло так много времени. Ну, что ж, пошли так пошли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Аз есмь царь
Стол для званого ужина был накрыт в беседке, и представлял он собой кулинарный шедевр из разряда "все свое". Про огурчики-помидорчики свежие-маринованные даже говорить не стоит, это мелочи. Разнообразие салатов, как легких, овощных, так и серьезных, майонезно-сметанных, веселило голодный глаз и свидетельствовало о том, что можно остаться сытым, ограничившись только ими. Но поставить точку в этом месте не позволил бы борщ, уже разлитый по тарелкам: настоящий, с жировой слезой, настолько густой, что любая, самая тяжелая, ложка осталась бы стоять в нем вертикально, если бы кто-то решил ее туда установить.
Такое преизобилие не очень здоровой, но вкусной пищи, казалось бы, исключало любую возможность помыслить о чем-то еще. Ан нет! На небольшом столике возле мангала стояла алюминиевая миска с мясом.
Про запотевшие бутылки даже говорить не буду. Просто скажу: они были. Они были, как тот последний мазок мастера, который отличает художественный шедевр от школярской поделки.
О десерте после созерцания всего этого великолепия не хотелось и думать, но по краю сознания блуждала мысль, что без него здесь не обойдется. Не те люди.
– Это на потом, – несколько успокоил мастер Дима, указывая на мясо. – Сейчас закусим, а после будем шашлык жарить. Заодно и разомнемся чуток.
Мастер Дима, по случаю застолья, сменил комбинезон на брюки с рубашкой. В вихре захвативших меня событий я позабыл описать его внешность, что и делаю, исправляясь.
Дмитрию было лет около сорока семи-восьми. Чуть седоват, подтянут. Среднестатистическое, хотя и не лишенное приятности, лицо. Как говорится, "бабам нравится". Глаза его были быстры и, двигаясь, приводили в шевеления брови, что создавало впечатления беспрестанного вращения мысли в голове их обладателя. В речи Дима имел склонность к некоторой витиеватости, что, в сочетании с малоросским "гыканьем" производило весьма забавное впечатление.
Изложив программу вечера, Дмитрий представил меня присутствующим. Их было двое. Княгиня Изольда Викентьевна Беломо и граф Аскольд Рудольфович Безлунный. Шутка. Их звали Элен и Гоша.
Элен оказалась созидательницей всей этой гастрономической роскоши, а по совместительству – женой Дмитрия. Это была живая темноволосая женщина, удивительно хорошо сохранившаяся для своих лет. Ее открытая улыбка казалась лишенной какого-либо кокетства. На голове она носила легкую косынку, что для меня, жителя сугубо городского, было немалой диковинкой. Своей немногословностью Элен довершала образ сельской жительницы, который восторженные писатели девятнадцатого века определяли порой, как "сама Русь". Спросить о происхождении столь нездешнего имени я постеснялся, но догадаться было несложно. Скорее всего, "Элен" было ласковым мужниным прозвищем, а по паспорту же она была просто Леной.
Гоша, он же Георгий Опенкин личностью в Разумном был легендарной. Высокий и, как говорили в прежние времена, статный. Владелец собственной лесопилки. С щегольски закрученными усами, которым хозяин явно уделял повышенное внимание. Глаза, светло-голубые и очень пронзительные, как у всех почти светлоглазых людей, смотрели прямо и бесхитростно. Лицо при этом оставалось живым, и в течение нескольких секунд на нем могли смениться выражения покоя, напряжения, осознания, скорби от этого осознания, и опять покоя. Никогда раньше я не встречал таких живых лиц. Судя по всему, Гошин внутренний мир можно было читать, как открытую книгу.
Рассказать об этом человеке стоит особо стоит особо. Факты его жизни мастер Дима выдавал мне порциями, между делом, но личность Георгия более всего раскрывается при непрерывном их изложении.
***
Георгий был совестью поселка. Прямой, как стелла победе коммунизма, врать он не умел совсем. И надо бы соврать, а он не может. Слово и дело у него были совсем рядом, промежутка не существовало. Сказал – сделал. И в действиях своих был предельно радикален. Без полутонов.
Как-то пришел Гоша с работы в очень плохом расположении духа. Это было еще до лесопилки, он на заводе трудился. План у них что ли горел. Или, наоборот, за выполненный план премию не додали. А Гоша несправедливости не любил. Переживал очень.
Супруга, дура, нет, чтобы почувствовать настроение мужа и промолчать, начала с порога поднимать жилищный вопрос. Требовать ответа: мол, когда будем расширяться? А то уж больно тесно живем. В такой тесноте и самоконтроль потерять можно.
Да так агрессивно и настойчиво она с Георгием разговаривала, что он тут же его и потерял, самоконтроль этот.
В коридоре стояла кувалда. Кум возвратил, попользовавшись. Тяжелый Гошин взгляд пал на ту кувалду, и в голове у него родился, или, скорее, вспыхнул план. Схватив инструмент, он стал им лупить стену, разделявшую квартиру с соседской, с криками:
– Расшириться хочешь? Ох, я нас сейчас расширю! Так расширю, что не соберешь!
Стена узкая была, в полкирпича, и продержалась под суровым напором недолго. Несколько обломков вывалилось к соседям. В этот момент, к счастью, кувалда не удержалась в руках Георгия и со свистом улетела в образовавшийся проем. К счастью, потому что в тот момент там никого не было, кроме серванта с посудой, который и принял на себя весь удар карающей длани.
Свершив эти невиданные действа, Георгий покинул нежданно расширившиеся жилище. Видимо, пошел оформлять новую недвижимость.
Соседи, вернувшись домой, поинтересовались через отверстие: а в чем, собственно, дело? В чем, так сказать, острота текущего момента? Жена Надя, которая к тому времени обрела какой-то дар речи, объяснила, что, мол, нервный срыв. У всех бывает. А ущерб возместим, и все назад восстановим.
Соседи согласились подождать. Отношения у семей были хорошими. Гоша – парень трудолюбивый и рукастый, а ущерб на крупный не тянул. Хотя сервиза было жалко. Но не имелось у соседей иного выбора, кроме как ждать.
Дыру на ночь для звукоизоляции заткнули подушкой. А кувалду отдавать не стали. Мало ли в каком настроении