ПГТ - Вадим Сериков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующей остановкой значилось Разумное.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Дело мастера боится
Вот я и в Разумном.
Автобус номер сто три отъезжает от остановки. Мы с сумкой остаемся. Наезд камеры: крупный план моего мужественного и задумчивого лица с глубокой мыслью во взгляде, сверкающем из-под полы шляпы. Или у шляпы нет "полы"? Неважно, главное, у меня есть мысль. И я ее думаю. Значит, кто я? Правильно, человек мыслящий.
Ладно, развлеклись, пора и ночлег искать. Погоды нынче стоят теплые, но непредсказуемые: в Белгороде был дождь, тут – жара. Но дождь может в любую минуту вернуться. На лавочке, значит, особо не заночуешь. Да не очень и хочется. Где тут у них "дом колхозника", интересно?
Я огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь аборигена-консультанта. Аборигенов не нашел, зато увидел памятник. Солдат с автоматом смотрел с высокого постамента куда-то мимо меня, он был строг и собран, как перед смертельным боем. У подножия стояли плиты с именами. В солдате удивила меня одна деталь: в отличие от других героев подобных монументов, этот был необычайно юн. Почти мальчик. Никогда таких не видел.
Вокруг разбросаны были не первой свежести домики, из чего я сделал вывод, что нахожусь в старой части поселка. И куда дальше? Может, заорать зычным голосом «Эге-ге-гей, люди добрые, а кто тут предания старины глубокой знает?!».
Ладно, кричать пока обождем. В сумасшедшем доме нас ждут круглосуточно, так что спешить некуда. Пройдемся, прогуляемся, времени полно.
Улица носила имя Чехова и начиналась длинным административным зданием, смотревшимся достаточно эклектично среди деревенской застройки. Таблички с названиями организаций теснились на стене у входа, как курицы на насесте. Запомнилось одна: "Апогей. Агентство недвижимости". Да уж. Какая недвижимость, такое и название.
Обойдя все здание, я вышел к деревянному дому. "Ул. Чехова, 4" было написано на домовом знаке. Ниже висела табличка, гласившая, что здесь находится «Мастерская по ключам и заточке инструмента». Табличка была исполнена с некоторым изяществом. Видно было, что хозяин не чужд прекрасного.
Ворота оказались распахнуты настежь, а над калиткой имелась многообещающая надпись: «Добро пожаловать». Ключи мне были не нужны, но приветствие обнадеживало. Я зашел во двор.
Во дворе действительно располагалась мастерская. Я сразу понял это по наличию мастера. Мастер был настолько типичный, что принять его за кого-то другого было просто невозможно. Синий грязноватый комбинезон, синий же рабочий берет и железяка в натруженных мозолистых руках. Наш школьный учитель труда, мировой, кстати, мужик, выглядел точно так же. Даже лицом они были чем-то схожи.
Мастер настолько увлекся работой, что я не решился его потревожить. Осмотрелся вокруг.
Хозяйство было не новое, но крепкое. Еще один, помимо мастерской, домик, колодец, беседка с качельками и роскошный кирпичный туалет, явно являвшийся венцом хозяйского строительного гения и предметом его гордости. Больше ничего осмотреть я не успел, поскольку присутствие мое было обнаружено.
– Добрейшего денька. Чем могу способствовать?
В речи мастера явно слышался южно-русский акцент. Говор был забавный, похожий на украинский, с мягкой "г".
– Здравствуйте. А где у вас… "дом колхозника"?
Зачем, ну, зачем я сказал эту глупость?
На лице мастера не отразилось никаких эмоций, видимо, привык и не к такому. Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
– А вы, значится, колхозник?
– Нет! – воскликнул я с такой горячностью, как будто был обвинен в растлении малолетних. – Я из Питера.
В глазах мастера появился неподдельный интерес.
– А давайте в беседке упадем, я как раз отдохну чутка.
Присели. Помолчали. Хозяин в упор, ничуть не таясь, разглядывал меня. Ох, уж эта мне провинциальная непосредственность.
Так, и о чем его спросить? Спросить, не знает ли он Чувичкина, и нет ли у него готовой родословной этого типа, с описанием дворянских корней до восьмого колена? А потом бежать по улице, обгоняя санитаров, и наслаждаться недолгой свободой, приветствуя уступающий дорогу сельский народ?
– Знаете, – начал я осторожно, – вообще-то я историк, краевед. Интересуюсь историей некоторых здешних фамилий.
Я не был уверен, что этот человек знает слово "краевед", но ошибся. Мастер неожиданно вскочил и хлопнул себя по бедру от переполнившего его вдруг восторга:
– Краевед? Так это ж, едрицкий кот, прекрасно! – и он посмотрел на меня так, как будто я был любимым, потерявшимся, но неожиданно найденным щенком.
Я впервые столкнулся с такой теплой реакцией на слово "краевед". Это было как-то непривычно. Ни в ком до сей поры оно не вызывало такой ажитации.
– И что же в этом хорошего? – осторожно спросил я.
– Так у меня кореш заповедный – тоже краевед. Он тут рядом обитается. Правда, сейчас на юга съехал. Говорит: что-то горло побаливает, водовки, мол, теплой попить потребно.
Дедуктивный метод подсказал мне, что кравед – тот самый, что в Белгородском архиве рылся. Это в Питере у нас, куда ни плюнь, в коллегу попадешь. А тут, думаю, краеведы – редкость. В Красной Книге они тут.
– Я бы с удовольствием познакомился с коллегой, – дипломатично проговорил я. – Жаль, что он в отъезде. И с вами бы пообщался. Но сначала я хотел бы заселиться в какую-нибудь гостиницу.
– И зачем тебе та гостиница? – мастер изящно сократил нашу социальную дистанцию, перейдя на "ты". – Да и нет у нас ни одной. "Дом колхозника" и вправду был, но богадельню ту еще при эсесесере прикрыли. Поселяйся тут, в бабушкином доме, – он указал рукой на маленький, но уютный домик, окруженный яблонями. – Кислород впитывай.
Перспектива жить с какой-то там бабушкой мне совершенно не улыбалась. Эта неизвестная бабушка могла… как бы это сказать? Ограничить мое личное пространство.
Заметив мои колебания, мастер усилил напор:
– Да ты не боись. Пустует светелка, как бабушка померла. Два года уж, – и вздохнул. Из чего я сделал вывод, что бабушка была любимой.
Такой поворот меня вполне устраивал. Не смерть любимой бабушки, конечно, а возможность отдельного проживания.
– Спасибо за предложение, – сказал я, – а сколько я вам буду должен?
Человек я, как все архивные работники, щепетильный, и привык сразу расставлять все точки над "ё".
– Да ты сдурел или где? – махнул рукой мастер. – Какие деньги? У нас тут денег нету. Натуральное хозяйство: горшки на мыло меняем.
"Интересная манера разговора, – подумалось мне. – Как у скомороха".
Дальше
