Разделенный человек - Олаф Степлдон

Памятуя о Викторе, Мэгги сочла его весьма подходящим объектом эксперимента, потому что он, как она для себя сформулировала, был «сбившимся с пути порядочным человеком». Главной ее целью было найти способ «будить» людей, выводя их к самому ясному и восприимчивому уровню, на какой те были способны. Обучившись этому искусству, она сумела бы помочь Виктору навсегда обуздать Чурбана.

Мэгги совсем не была уверена, что обладает хоть какими-то силами, но если они и были, то состояли, кажется, в том, чтобы направить внимание «пациента» на нечто, в пределах его видимости, но остававшееся до сих пор незамеченным.

Новый опыт начался с того, что Мэгги направляла внимание пьяницы на окружающие предметы: освещенный солнцем букет нарциссов в вазе; изящное достоинство, с каким вышагивал по полу кот; отношения обедавших за соседним столиком матери с маленьким сыном; бодрая рябь болтовни двух французов с дальнего конца столовой; вовсе не бросавшееся в глаза выражение святости, сквозившее порой в утонченных манерах молодой соседки старой дамы. Через несколько дней Мэгги показалось, что она добилась определенного успеха. Далее она попробовала склонить внимание пациента к мнению о нем других постояльцев, заботливо отбирая тех, кто не питал к нему отвращения и не презирал, а сожалел, что такой привлекательный, состоятельный человек катится по наклонной дорожке. Через несколько дней ей показалось, что тот проводит в баре меньше времени. Затем он совсем отказался от спиртного. Мэгги уверилась, что эксперимент закончился успехом. Но однажды она услышала разговор своего «пациента» с кем-то, невидимым ей. Он серьезно говорил: «Вы спасли меня просто тем, что вы есть. Если вы мне откажете, я снова покачусь в пропасть». Мэгги стала слушать. Голос утонченной молодой женщины отвечал: «Уверяю вас, так не годится. Я вас совсем не знаю, я не собираюсь выходить за вас ради ваших денег, и я вас не спасу. Вам придется самому себя спасать. Прошу вас, дайте пройти». Послышался шорох, и Мэгги поспешно отступила. Позже, подавая на стол, она подслушала обрывок разговора молодой женщины с ее старой подругой.

«Я разве что улыбнулась ему, не более того, а теперь он вообразил меня ангелом-хранителем». И этот случай заставил Мэгги сомневаться, что она обладает «колдовскими» силами, но все вместе подталкивало ее продолжать опыты. Ей казалось, что она развивает свои способности в том самом направлении, которое нужно, чтобы помочь Виктору.

Когда стало ясно, что поток писем от Виктора иссяк, Мэгги сочла себя свободной от обязательства не влиять на него и направила приобретенное умение на усиление Виктора бодрствующего против его сонного «я». Но этот опыт был труднее других, потому что Виктора не было рядом. Она не могла знать, как он реагирует, если реагирует вообще. Вообще-то она большей частью возлагала надежды на попытки передать Виктору образ своего лица и воспоминания о самых вдохновляющих их беседах. Для этого она урывками задерживалась перед зеркалом, чтобы сформировать и переслать как можно более точный образ.

Между тем ее тревога и нетерпение нарастали. Наконец Мэгги решилась отправиться в городок, где жил Виктор, и найти его адрес, хоть и понимала, что тем самым скомпрометирует и себя, и его. То, что она услышала от его квартирной хозяйки, внушало большое беспокойство.

Я расскажу об этом так, как услышал от Виктора в лондонской гостинице. После последней встречи с Мэгги приступов у него больше не было. Он усердно практиковал свою новую «технику» и старался не перенапрягаться. Со временем он уверился, что твердо стоит на ногах, и немного утратил осторожность. Под конец семестра он побывал на «собрании», устроенном студентами в отдаленном городке. По такому случаю, чтобы влиться в компанию, он отступил от временного обета трезвости и позволил себе порядочно пива. Я уже упоминал, что бодрствующий Виктор был мало подвержен опьянению. Однако в тот раз он ощутил легкий хмель. Больше он не стал пить. Неизвестно, спиртное ли вызвало катастрофу или тяжелый чемодан, который на обратном пути упал с багажной полки ему на голову и на мгновение оглушил. Домой он вернулся очень усталым, со страшной головной болью. И сразу лег в постель.

На следующий день он проснулся «Чурбаном». Он ничего не помнил с тех пор, как стоял у алтаря с Эдит два года назад. Он очнулся среди бела дня в совершено незнакомой и довольно бедной спальне. Под подушкой нашел свои наручные часы. На них было двадцать минут одиннадцатого. Ничего не понимая, он вскочил с кровати, голова гудела. На стуле лежала одежда, кое-что было ему знакомо. На туалетном столике обнаружилось немного мелочи, бумажник, карандаш и ручка и другие, большей частью знакомые вещи. Он накинул знакомый халат, куда более поношенный, чем ему помнилось, и открыл дверь, за которой оказалась явная «гостиная меблированных комнат». В камин недавно подложили дров. Стол был накрыт для одного, столовый прибор не тронут. Рядом с тарелкой лежала сложенная газета – «Манчестер Юнайтед», – издание, с точки зрения Чурбана, весьма сомнительного направления. Виктор взглянул на дату – 24 февраля 1923 года. Он упал в кресло, чувствуя себя больным и напуганным.

На кресле рядом лежала стопка книг и бумаг. Виктор потянулся к ним. Почти все книги были подписаны «Виктор Смит» (а не «Кадоган-Смит»), и были это скучные труды по промышленной истории. Бумага была исписана его рукой, но и здесь было нечто странное. Почерк был аккуратнее и легче читался, и в то же время был не таким импозантным, как обычное его размашистое письмо. Отбросив листки, Виктор открыл другую дверь гостиной, за которой нашел ванную и туалет. Поспешно умывшись и побрившись, он вернулся в спальню, чтобы одеться, а затем снова сел перед камином, обдумывая свое положение. В бумажнике он нашел два фута купюрами и вскрытый конверт, подписанный старательной, но неловкой рукой: «Виктору Смиту (даже без мистера), пансион миссис Вилрайт» – и адрес провинциального городка в Йоркшире. В конверте лежали письмо и фотография на редкость уродливой девушки, в которой он узнал официантку гостиницы, где остановился перед венчанием. Письмо начиналось: «Мой самый любимый Виктор» – и дальше в том же духе. Часто упоминался некий «Чурбан», в борьбе с которым корреспондент – «Мэгги» намеревалась таинственным образом помочь Виктору. Тот испытал необъяснимый приступ враждебности к этой девице и швырнул письмо с фотографией в огонь.

У каминной полки была кнопка звонка. Виктор позвонил. Вошла немолодая женщина с матерински заботливой улыбкой:

– Доброе утро, мистер Смит. Неплохо вы повалялись!

Тут она заметила в жильце что-то необычное. Тот довольно резко, будто не своим голосом (так рассказывала она Мэгги), потребовал завтрака. Требование