Разделенный человек - Олаф Степлдон

целого преображаются в радость. Ты скажешь, что все это – пустословие. Конечно, так и есть, если ты ищешь буквальной истины. Но я знаю, я теперь знаю, что в этом есть поэтическая истина, как в утверждении, что солнце смеется, разгоняя тучи.

Перечитав абзац, я боюсь, что тебе он ничего не скажет. Но он, пусть и запинающийся, кое-что значит для меня в силу пережитого опыта. А для тебя?

Но, Гарри, прежде, чем сказать „до свидания“, я должен отметить еще кое-что. Космическое преображение всего, пережитого нами, это совсем не то, что индивидуальная жизнь после смерти, будь она на время или навсегда. В этом преображении я теперь не сомневаюсь, но не в силах описать его и даже отчетливо его помыслить. Между тем жизнь после смерти – достаточно постижимая идея, но о ней я ничего нового не скажу. Может быть, смерть – это полное прекращение нас, и, если так, будем благодарны этому вечному сну. Может быть, мы переходим из эпохи в эпоху цепочкой временных жизней в пределах этой суровой вселенной, совершенствуя свои индивидуальные души, чтобы под конец каждый внес в музыку полный вклад. Возможность такого „перевоплощения“ может нас напугать, ведь к концу каждой отдельной жизни мы приходим обессиленными. Но, может быть, новая жизнь начинается с новыми силами. И как это восхитительно, если каждому выпадет шанс творить! Но отыщу ли я Мэгги? (Господи! Я до сих пор ее желаю!) Может быть, да, а может быть, нет. Что ж, я буду пытаться. (Хороша будет шутка, если Чурбан пробудится и обнаружит, что снова жив! Взвоет как собака!) Но есть и другой шанс. Может быть, мы пробудимся в совершенно иной временной и пространственной (или внепространственной) системе существования, состоящей не из звезд и пустоты, из света и тьмы, давления и прочего, что воздействует на наши органы чувств, а в чем-то… непостижимом для нас. Опять же, может, смерть сразу собирает нас в вечности. Уничтоженные как личности, мы, может быть, проснемся с воспоминанием всей жизни вечного духа, мировой души, Бога! Может быть, может быть! Но разве это важно? Главное, что все, случившееся с нами как личностями, важно для духа, и что дух существует; хотя я, много лет проломав голову, все еще не скажу, будто знаю, что он такое; разве что он то, что все мы (когда бодрствуем) сознаем как важное, он просто восприятие, любовь и творческое действие в отношении объективной вселенной.

Но я все еще не сказал того, что хотел сказать. Вот, говорю. Если я переживу смерть, я всеми силами постараюсь установить связь с Мэгги, и с тобой, старый скептик Гарри, тоже. Так что прошу вас обоих внимательно прислушиваться, так сказать, к телефонным звонкам. Может, мне надо будет сообщить вам что-то важное. Я говорил ей, что, если сумею, передам вызов через нее. Если, конечно, я не буду так поглощен делами иного мира, что попросту забуду об этом и о Мэгги. Но если так случится, буду ли это еще «я» в каком-либо значимом смысле? Безусловно, то, что останется жить, не будет «мной», если станет равнодушно к Мэгги и холодно ко всей красоте и ужасу этого мира, к борьбе рода человеческого. И все же… предположим, входя в иную сферу бытия, я увижу, что обращение к оставленному миру станет предательством другого, и что дух должен независимо проявляться в каждом из них? Как знать! Но одна радость несомненна – это коренное, необоримое превосходство духа и его исконное тождество во всех мирах. Этого довольно, чтобы стоило проживать наши жизни, какая бы индивидуальная судьба нам не выпала.

Что до меня, я чувствую, что полностью примирился с любой судьбой, какая выпадет мне. Скорее всего, как мне представляется, после смерти не останется настоящего „я“ Виктора Смита; но может быть обрывки моих воспоминаний еще некоторое время будут витать возле людей этого мира, как бесплотные видения, перепархивающие из сознания в сознание. Впрочем, это неважно.

Ну, вот и все. До свидания, Гарри! Что бы ни случилось, мы с тобой навеки вплетены во вселенную, как две отдельных нити в ее ткани и как дружеская связь этих нитей. Те оксфордские деньки – часть вечности. Как и твои доброта и понимание в день моей неудачной женитьбы, как и твое неизменное терпение, хотя бы когда ты пробираешься сквозь хаос этого письма. Наслаждайся осенью жизни! Мне немного жаль, что я пропущу последнюю стадию, ведь она могла бы оказаться лучшей. Но неважно! Все хорошо.

Счастливо и до свидания!

Виктор».

Сноски

1

Речь идет об одном из клубов, организованных для детей бедняков с целью предоставить им возможности обучения и полезного досуга. – Здесь и далее примеч. переводчика.

2

Имеется в виду студенческий клуб парламентских дебатов «Оксфорд Юнион».

3

В оригинале Cad – первый слог фамилии Кадоган, по-английски означает «хам, невежа».