Листопад - Николай Лохматов

- И ты что, легко согласилась?

Они шли по дороге. Маковеев, уверенный в себе, довольный тем, что Наташа рядом, что его воодушевленный голос покоряет ее. Уж он-то знал девичьи слабости!

- Блок - это вечность! Ему не будет конца. Вот послушай. - Голос его зазвучал еще более проникновенно, но негромко:

Загляжусь ли я в ночь на метелицу,

Загорюсь - и погаснуть невмочь,

Что в очах твоих, красная девица,

Нашептала мне синяя ночь.

Не шелохнувшись стояли сосны. Холодное солнце пронизывало бор, роняло на дорогу розоватые лоскуты бликов.

Нашепталась мне сказка косматая,

Нагадал заколдованный луг

Про тебя, сновиденье крылатое,

Про тебя, неугаданный друг.

- Вы женаты? - спросила Наташа.

Маковеев от неожиданности опешил, но тут же нашелся:

- А что? Разве это важно?

- Нет, - тихо прозвучал ее голос. - Вы, наверное, всегда ей читаете стихи?

Маковеев взял ее за руки.

Ушел я в белую страну,

Минуя берег возмущенный.

Теперь их голос отдаленный

Не потревожит тишину,

с нотками грусти продекламировал он. - А что касается жены... Это проза.

Наташа украдкой заглянула ему в лицо. Оно, как ей показалось, было бледным и грустным.

- Ты еще не замерзла? - вдруг спросил Маковеев. - Пойдем быстрее, а то простудишься.

Наташа, сама не зная почему, подумала: "Мне с тобою так хорошо..."

3

Наташа к поселку летела словно на крыльях. "Пришел!.. Я знала, что он придет!.."

Лес ей казался празднично-необыкновенным. Он искрился в голубоватом сиянии снега. Легкая, раскрасневшаяся, она, увидев на кухне отца, бросилась к нему на шею:

- Папа! Какой сегодня чудный день! Лес будто в сказочном ожерелье...

Отхлебывая маленькими глотками дымящийся суп, Буравлев не сводил взгляда с дочери. Она сегодня действительно была в ударе. И ему стало весело. Он рассказывал:

- Глянул Ковригин: ни собаки, ни зайца - только из комеля хвост торчит. Поначалу подумал - заячий, а оказался собачий.

Оказывается, его гончая застряла в дупле. Освободил ее, а там, в глубине дупла, - заяц. Пробовал достать - не получается. Пришлось идти за пилой. А вернулся - косого и след простыл. Не захотел на закуску попасться.

Буравлев трясся от неудержимого хохота.

- Ну и косой! Вот хитрюга, а? - давясь от смеха, выговаривал он. Молодец, сумел обскакать двулапого. Ковригина такая досада взяла, что с горя про выпивку забыл.

После обеда отец, довольный Наташиной лаской, ушел в кабинет заниматься своими делами. Наташа, поставив на стол грязную посуду, застыла в мечтательной позе. Часто отец, уходя, говорил: "Да, Сорока-Белобока, плохи у нас с тобой дела". Сегодня его слова показались особенными: в них была теплота и скрытая любовь к ней. Она любила отца. Да, да, любила... А сегодня его любила, как никогда...

Наташа выбрала момент и вошла к отцу. Он что-то писал. Она стояла молча. Он кончил писать, обернулся. Ждал, что скажет.

- Папа, я все же решила пойти в бригаду Лизы.

Он с горечью проговорил:

- Жаль!.. У тебя получается, как у той слепой лошади: ни тпру, ни ну. Одним словом, ни с места. А когда же будешь готовиться в институт?

Наташа сказала как могла мягче:

- Не всем быть учеными. И так их больше, чем надо.

- Чепуху болтаешь!.. - оборвал он дочь. В голосе его проступили нотки раздражения. - Придет время, спохватишься, да поздно будет. По мне, даже лучше, что будешь дома.

Наташа оживилась, положила руки ему на плечи.

- И я так разумею. Но ты не думай, что я против института. Разве работа мне помешает готовиться? Я же буду стараться...

- Может, ты и права, - вздохнул Буравлев. - Действуй как знаешь. Ты теперь выросла. - Он поднялся и пошел к двери. От прежней его веселости ничего не осталось. И почему его слова не доходили до дочери? То ли он стал другим, то ли она не хочет его понять?..

4

Красный бор все же не свели. Стоял он, шумел под ветрами окскими... Маковеев не стал обострять с лесничим своих отношений, и план вырубки передал ромашовцам. Да и сам старался реже встречаться с Буравлевым. Всякий раз, когда ему докладывали о каких-либо новшествах Приокского лесничества, лишь усмехался:

- Можно подумать, что он на луну слетал...

Буравлев уже стал привыкать к тому, что Маковеев сторонился его. Поэтому он изрядно был удивлен, когда в конторе своего лесничества застал Маковеева. Директор сидел за большим бухгалтерским столом, меховая куртка была расстегнута, из-под нее выглядывал пестрый шерстяной свитер. Помощник лесничего Ковригин лежал на полу у печки, прижимая к топке подошвы мокрых валенок.

- Зверь пошел больно хитрый, - разглагольствовал Ковригин. - Не перехитришь никак. Ты думаешь так, а он такой фортель выкинет, что и мудрецу невдомек.

- Век кибернетики и межзвездного плаванья, Степан Степанович, - шутил Маковеев и, повернувшись к Буравлеву, строго насупился.

- А что, может, и правда? - оживился Ковригин. - Со мной приключилось однажды такое, что сам черт позавидует. В то время я принял лесничество. Жили мы в полуразрушенной сторожке. Не хватало харча. Пополнять его приходилось рыбой. Поставишь вечерком удочку, а утром у тебя на сковородке щука. Как-то пришел я за уловом, и, веришь, глазам чудно: удочки мои валялись возле проруби и крючки целы, но ни улова, ни поживы. Продолжалось так несколько дней. Вот и решил я во что бы то ни стало изловить вора. Стало светать, когда я в секрете услышал хлопанье крыльев. Из сосняка на лед скользнула ворона и присела у самого края лунки, сунула голову, потянула клювом леску. Подняла ее на несколько сантиметров и наступила лапкой. Это для того, чтобы леска не могла снова ускользнуть в воду. И так много раз. Река в этом месте глубокая. Леску к удилищу приходилось брать подлиннее. Ворона хватала ее в клюв и, пятясь, оттягивала метра на полтора. А когда пожива уперлась уже в край льда, ворона ловко дернула леску и - рыбина на льду. Во, брат, чудеса...

Ковригин носком валенка поддел ручку чугунной дверцы, толкнул ее и закрыл топку.

- Жарко стало. Запарился, аж до нутра достало, - и рукавом полушубка начал усердно вытирать вспотевшее лицо. - А что же стало с вороной? Место было удобное, выцелил ее. С первого выстрела. Сделал из нее чучело. Во, брат, чудеса... А ведь тоже ворона...

Буравлев выждал, пока закончил рассказ Ковригин.

- Анатолий Михайлович, мне почему-то сообщили, что план посадки деревьев на этот год урезали, так ли это?

- Кто сказал, что урезали? - удивился Маковеев. - Фондов сколько хочешь.

- А в чем же дело тогда? - Буравлев присел на табурет поближе к печке. - Почему же не приняли во внимание тогда мое предложение? Сейчас обсадить деревьями берега Оки, как никогда, кстати.

- Это правильно, все у нас кстати. Нереален план-то ваш. Кто же это вздумал обсаживать Оку кедрачом? Мы должны думать о воспроизводстве леса, Сергей Иванович, о его техническом балансе. Мы лесхоз, а не исследовательский институт, чтобы научными проблемами заниматься.

- Я тоже думаю о воспроизводстве леса. Но, прежде чем думать о техническом балансе, не лучше ли вперед подумать о влаге, которая завтра определит этот баланс. Посмотрите только, как берега Оки облысели!..

- О реке пусть заботится речное министерство, - заметил Маковеев.

- Это да. Но о природе в первую очередь должны думать мы, лесоводы. И лес, и реки, и звери - я скажу - один комплекс в природе. И нарушать его значит все губить. Прежде всего лес - наше основное богатство...

Буравлев встал и нервно заходил по комнате.

- Вот я и думаю, что кедр, которым необходимо обсадить реку, это наше завтра!..

- А что? - Молчавший до этого Ковригин оживился. - А ведь это дело! Кедр для нас самое подходящее дерево!.. И древесина нужная, и орехи. Берег хорошо укрепляет...

Маковеев поморщился, взглянул на Ковригина. Тот замолчал, ушел в себя, будто его поймали на непристойной детской выходке.

- Вы думаете о завтра, - немного горячась, сказал Маковеев и взял со стола свою шапку, - а кто будет думать о сегодня? Почему все забывают, что существует день, в котором мы живем?.. Уместно ли сейчас говорить о плане вырубки, Сергей Иванович? Ладно, с Красным бором я вам уступил, но с заготовкой дров для школ не уступлю - есть указание района форсировать, а вы делаете это?

- План мы выполним, - спокойно заметил Буравлев. - И школы обеспечим дровами в лучшие сроки. А задержка некоторая получилась из-за того, что мы уточняли и вносили поправки и в это дело. До сих пор строевой лес шел на дрова. Мы этого не хотим. Рубка идет выборочно. Потому и задержка. Подтвердит и Степан Степанович.

Ковригин вспылил:

- Теперь мое дело телячье - знай хвостом помахивай, - и шагнул к выходу. Но у двери задержался, бросил на Буравлева тяжелый взгляд: Поддержку ищешь? Не старайся - не найдешь!..

- Степан Степанович, ну что вы, ей-богу! Садитесь-ка сюда... Маковеев указал рукой на стул. - Мне кажется, Сергей Иванович поет не из той оперы... Для него важнее зона лесного благоустройства, чем техническая эксплуатация леса...