Листопад - Николай Лохматов

Лохматов Николай Павлович

Листопад

Николай Павлович ЛОХМАТОВ

Листопад

Роман

Николай Лохматов - автор сборника повестей и рассказов "Поздняя весна" и романа "Булатов курган".

Новый роман - "Листопад" автор посвятил охране природы.

Главный герой романа Сергей Иванович Буравлев после окончания аспирантуры в Ленинградской лесотехнической академии возвращается в родные приокские леса, где когда-то были лесниками его прадед, дед и отец.

Честный и принципиальный Буравлев, взявшись за охрану лесного богатства, вступает в конфликт со своим непосредственным начальником директором лесхоза Маковеевым. Этот конфликт перерастает в открытую острую борьбу старого и нового.

Роман многоплановый. Немало страниц отводится любви дочери Буравлева Наташи и Маковеева, людей разных по своим характерам и взглядам на жизнь...

ОГЛАВЛЕНИЕ:

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

________________________________________________________________

Ч А С Т Ь П Е Р В А Я

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

"Зачем я приехал сюда? Зачем? Где мой зарок больше не возвращаться?"

Сергей Иванович Буравлев раздумчиво провел взглядом по бревенчатым стенам. Стал медленно надевать полушубок. Уж больно все было похоже на тот прощальный вечер. Такой же безмолвный, и так же сквозь заиндевевшее окно цедился холодный сумрак. Катя спала, обняв руками подушку. Лицо казалось бледным. Но припухшие губы вздрагивали в улыбке. А он, Сергей, ее Сергей, уходил навсегда!.. Он вспомнил, как тихо оделся, на цыпочках подошел к столу...

"...Не жди меня, милая Катенька!.. - писал торопливо в потемках на помятом листке бумаги. - Так будет лучше для нас обоих..."

Все это прошло...

Буравлев вышел на крыльцо. В сумерках хозяйничал ветер, заметая натоптанные до черноты тропки. Пересыпал по ложбинкам сухой, колючий снежок. У заборов курились загривки наметей. Сосны размахивали ветками, и Буравлеву казалось, что они вот-вот оторвутся от земли и улетят. "Пусть многое изменилось за четверть века, но все так же шумят сосны, все так же по полянам бродит ветер... Жизнь остается жизнью..."

За палисадником в снежном звездопаде дымился крутой Чертов яр. Он, как и прежде, козырьком нависал над окской стремниной. Вот с этого обрыва тридцать пять лет назад Сережа вместе с закадычным дружком своим Андрюхой Дымаревым, на зависть сосновским мальчишкам, кидался вниз головой в пенистую Оку.

Сейчас там белое поле. Морозы усмирили течение, заковали воду толстым слоем льда. От берега к берегу пролегли две желтые тропинки-зимники. И кто-то шел там, внизу. И хотя далеко, сумрачно, Буравлев силился различить, кто это там - мужчина или женщина?

"Да нет, кажется, ребенок! Так и есть. И не идет, а бежит. Вон как рукой размахивает! Палку держит. Ах ты, поганец! Стучит по незамерзшим лункам. А под мышкой портфель. Из школы, должно быть. Мальчонка, точно... А ведь и я с Катей мечтал о таком..."

И только стоило подумать об этом, как грудь сдавила такая боль, что он, не выдержав, оперся на перила крыльца руками и замер. Стоял так несколько минут, пока мальчуган не скрылся за козырьком яра.

Когда полегчало, Буравлев вытер повлажневшие глаза и по ступенькам медленно сошел с крыльца. Березы, вечные старожилы отцовского дома, покачивая сквозистыми метелками, глухо шумели над головой. Кора на них потрескалась, огрубела. Два откинувшихся в сторону сука этих берез поднялись высоко над крышей. До них теперь не достать и палкой! А прежде он легко дотягивался рукой, без труда в их рогатины вставлял дубовую жердь и к ней прилаживал веревку для качелей. Сюда часто приходили передохнуть грибники. А как-то с ними пришла уже знакомая и желанная Катя.

Позади заскрипел снег. Буравлев обернулся. К нему навстречу шел высокий парень в замасленном ватнике и солдатской шапке-ушанке. У изгороди он свернул с тропинки и, по колено увязая в сугробе, направился к березам. Буравлев уже знал его: Костя Шевлюгин. Прошлой осенью вернулся домой из армии, устроился в лесничестве трактористом.

Костя остановился у одной из березок. Носком валенка копнул снег, нагнулся и стал вытаскивать из сугроба трелевочную цепь.

Сдерживая недовольство, Буравлев молча наблюдал за Костей. "Вот как мы храним... под снегом! Завтра надо об этом поговорить". Но Косте ничего не сказал. То ли не хотел терять душевного настроения, то ли по каким-то другим причинам.

Из-за крутого яра, размахивая палкой, выбежал мальчик в черном пальто и барашковой, не по размеру, шапке-ушанке. Ему было лет двенадцать-тринадцать.

- Костя! Ко-о-с-тя! Ты где?

- Здесь я. Чего тебе? - мрачно отозвался Костя.

- Я к тебе пришел, понял, Костя!

- Иди сюда, поможешь...

Буравлев, не оглядываясь, пошел от дома. Сухой, колючий ветер жег ему щеки. Снежная пыль забивалась за воротник и таяла. Но Буравлев не замечал ни ветра, ни снежного звездопада. Он стоял на Чертовом яру и смотрел в вечернюю синеву, которая становилась гуще и гуще. Там, за рекой, у насыпи, притулилось небольшое село Сосновка. Там все было связано с Катей. В мыслях была она, только она.

2

А на юг в сторону от большака легли Барановские леса. Когда-то наследственное владение князей Барановых. Леса густые, темные. Свернешь с тропинки на шаг, другой - и сразу потонешь в сумеречной чащобе ельника. Здесь в годы немецкой оккупации была стоянка партизан. В середине лесов, рассекая их, текла Ока. В ее синие стремительные воды верхушками врастали сосны. Когда набегал ветерок и начинал пригибать ветки, то тени сосен качались на мелких волнах.

На низинах пегая пойма реки, изрытая паводками, заросла камышовой непролазью. Тут навечно поселилась беспробудная тишина. Лишь на крутых изломах плескались буруны, да по ночам, когда все утопало в безмятежном сне, доносились глухие птичьи голоса из леса.

Пробуждалась Ока лишь по весне, когда мутными потоками сбегали к ней талые снега. Набрав силы, река будто срывалась с узды и, как взбешенный табун скакунов, устремлялась в низину. Все, что ни попадалось на пути, она рушила, топила, уносила невесть куда. И, будто сказочный богатырь, заходил в нее по колено лес, прислушиваясь к ее тревожной, бунтующей песне. Вспененные волны яростно кидались на Чертов яр и с грозным урчанием отступали. Тот, кому приходилось бывать в такие дни на Оке, невольно думал: "Силища какая, удержу нет!.."

А в мыслях была она, только она...

Более ста лет назад впервые здесь поселился его прадед, Никифор Буравлев. Саженного роста, чернобородый, дикий. Откуда пришел этот человек - никто не мог взять в толк. Ходили слухи, будто он из беглых. Словили его и продали князю Баранову. А тот для усмирения женил бедолагу на крепостной красавице Анисье и поставил в лесники. Крестьяне опасались угрюмого сторожа, верстой обходили его кордон.

Но неспроста князь сосватал красавицу Никифору, тайную думу держал. Однажды прикатил он к сторожке и приказал:

- А ну, Никифор, на Большую поляну сходи, накоси травы. Лошадь притомилась, а там трава густая, сочная.

Никифор только что сошел с крыльца, а князь тотчас дверь на засов и к Анисье. Глаза, словно маслом смазали, заблестели, а самого в дрожь кинуло. Притянул Анисью к себе, кофточку расстегнул на груди и, задыхаясь, зашептал:

- Л-люблю...

Одного не учел он: крепки оказались плечи у лесника. Налег тот на дверь и - запора как не бывало. Не успел князь и трех слов сказать, через порог шагнул Никифор.

- Накосил, ваше сиятельство, травы, да только связать нечем. Вот, пожалуй, это сгодится. - Ухватил он князя за пояс и потащил из сторожки.

Не сдобровать бы князю, если бы не кучер да лакей...

В Никифора пошел и его сын, Касьян. Такой же рослый и плечистый, такой же молчун. В его обходе никто дерева не срубил. Даже лыко содрать боялись. Может, он так и прожил бы спокойно до своей смерти. Но неожиданно пришла беда. Проигрался молодой князь в карты, задолжал. Решил он продать барышнику лес на выруб. Приехал к Касьяну и говорит:

- Хочу лес напоследок посмотреть. Завтра купчую буду подписывать.

Повел его Касьян по чащобам да топям. Стемнело, поднялся туман. Сбились на болото. Стал князь замечать, будто нарочно Касьян завел его сюда. И впрямь, трясина засасывала ноги.

- Спаси, Касьян! Век помнить буду, - взмолился князь. - Денег дам.

- Видно, одной нам смертью, ваше сиятельство, помирать. За посулы спасибо. Сыт ими по горло. А лес жить будет...

С тех пор и назвали то болото Касьяновым бродом, высокий берег реки, где стояла сторожка, окрестили Чертовым яром. Стали обходить и объезжать его. Это не огорчило сына Касьяна - Ивана Буравлева. В сторожке он без опаски принимал беглых каторжан, укрывал от ареста политических. В годы Отечественной войны, когда сюда пришли немцы, Иван Касьянович переправлял за реку раненых партизан, доставлял в отряды еду и патроны. Гитлеровцы дознались, схватили его, требовали выдать партизан, но так ничего и не добились, расстреляли вместе с женой.