Листопад - Николай Лохматов

- Что, большой очень? - поинтересовался Буравлев.

- Не Буян, а Слон! - пояснил Шевлюгин, потрясая лицензией на отстрел. - Чистого мяса полтонны. А рожища-то! Вывороченная коряга - и только. С голыми руками к нему не суйся - с маху в землю вгонит. Сколько молодых быков побил - не сосчитать.

- А откуда к нему такое прозвище пришло?

- Старикан тут один есть, лесник. Он каждую пичужку окрестил. И этого старого рогаля Буяном назвал. В точку попал. Норовистый у него характер. Всех быков побивает. Волк тут есть, вожак стаи. В свалке волчьей ему отгрызли ухо. Так ему тут же имечко прилепил - Корноухий. И присохло. Медвежьей, увалистой походкой Шевлюгин прошелся по комнате, заглянул в полуоткрытую дверь кабинета и, переходя на "ты", спросил: - Что, ай один обитаешь?

- Да нет, с дочкой. Спит она.

- Вон как!.. Вдовец, значит? Ничего, женим. Невест у нас хоть отбавляй. Да таких вот - пальчики оближешь!..

Буравлев промолчал. Достал из шкафа хлеб, принес из кухни миску с огурцами, кусок сала, поставил на стол пол-литра водки и три граненых стопки.

- Садитесь, с морозца выпейте, а потом чайком побалуемся, - сказал он и пододвинул Маковееву стул.

- Чай пьют узбеки, - Шевлюгин весело подмигнул Маковееву и первым уселся за стол. - А нам по нутру вот эта закадычная...

Маковеев почувствовал себя неловко.

- Знаешь, Кузьмич, - сказал он, - я все-таки слышал, как за Климовой сторожкой этот рогаль дважды протрубил. Подал сначала голос, притих. Не отзовется ли кто? Потом еще раз позвал...

- Чепуха. Это тебе померещилось. А может, корова в Сосновке промычала. Лоси сейчас немы как рыбы. А чтобы не казалось, давай пропустим по одной - все пройдет. - У Шевлюгина на переносице зашевелились мохнатые брови. Он повернулся к Буравлеву: - Сам что стоишь, как невеста под венцом? Ты вроде не гость здесь. Давай за встречу. Хочешь ты или не хочешь, а нам придется вместе царствовать в этих лесах.

Буравлев разлил по стопкам водку, нарочито строго скомандовал:

- А ну-ка, тяните!..

- Так не пойдет! - запротестовал Маковеев. - Нужен тост...

- Тост так тост, - согласился Буравлев. - Выпьем за наш лес-батюшку. Чтобы ему было хорошо. Чтобы он рос и густел, а мы его берегли...

- Длинно, - заметил Шевлюгин. - Да и к чему такие речи? Я предлагаю просто за Маковеева... за хозяина лесного...

- О-о!.. Так тоже не пойдет, - покачал головой Маковеев. - Тосты произносите, а сами не пьете.

- Что с вами поделать? Выходит, придется действовать против своего правила, - произнес Буравлев. - Выпьем...

Шевлюгин в один мах опрокинул стопку в рот и с аппетитом принялся за огурец. Маковеев же пил медленно, наслаждаясь. Кончив, поморщился, понюхал хлебную корку.

Буравлев не выпил до конца.

- Э-э-э, не по-христиански! - вскинул брови Шевлюгин. - У нас так не полагается.

- Матвей Кузьмич, поймите - душа не принимает. А так я разве против...

- Нет. Не пойдет. До конца!

- Больше не могу. По-честному...

Шевлюгин сдался.

- Ну, твое дело. Нам больше достанется, - и он налил себе и Маковееву. - Можно, пожалуй, и повторить.

Маковеев украдкой покосился на Буравлева. Лесничий настораживал его. За время короткого знакомства еще не успел составить о нем какого-либо определенного мнения.

Маковеев обратился к Буравлеву:

- Как устроились, Сергей Иванович? Вам, может, что нужно?

- Нет, все есть. Дом, как видите, просторный. Только живи...

Шевлюгин, заменив стопку стаканом, вылил в него остальную водку и, одобрительно крякнув, опрокинул ее в рот. С усердием хрустел огурцом.

- Вчера был на лесосеке. Смотрел, как идет расчистка. Мне понравилось, - похвалил Маковеев. - Работу вы организовали хорошо. Ни лишнего заезда, ни обычной беготни. Все продумано. Если и дальше так будет...

- Хитрого тут ничего нет, - уточнил Буравлев. - Готовые деревья крошить ума не надо. Подходи да и валяй. Благо, наша техника к услугам.

- Да, конечно, - согласился Маковеев.

Буравлев вышел на кухню и принес кипящий самовар. Разлив по стаканам свежезаваренный, душистый чай, сказал:

- Водка хорошо - чай лучше!

Разговор за столом продолжался.

- Завтра подобьем тут и по зимнику в Гнилую гать, - делился своими планами Буравлев. - Весной туда не пролезешь.

- Ого!.. Быстро у вас пошло дело! - Маковеев сделал вид, что удивлен. - Я думал, в Лосином бору прокопаетесь с неделю да еще дополнительно технику попросите.

- Хотел бы я вас спросить, Анатолий Михайлович, - неторопливо произнес Буравлев.

Маковеев поежился.

Лесничий, глядя ему в глаза, продолжал:

- Я подсчитал, что за последние два-три года в Барановских лесах под сплошную рубку было отведено около тысячи гектаров молодого леса, в возрасте пятьдесят, от силы шестьдесят лет. Вот посмотрите... Начисто сведена дубрава. Ее сажали наши деды. О будущем думали. А вот остались только пни.

- Было такое, - сожалеюще покачал головой Маковеев. - Ничего, Сергей Иванович, не поделаешь, вынуждены были.

Взгляды Буравлева и Маковеева скрестились.

- Тут вы, Анатолий Михайлович, конечно, дали маху, - как можно мягче заметил Буравлев.

Маковеев молча опустил голову.

- Теперь я волей-неволей становлюсь вашим соучастником, - продолжал свою мысль лесничий. - И получается у меня два выхода: или сознательно идти по проторенному пути, то есть продолжать истреблять лес, или же... взять его под защиту.

- Какой же вы избрали? - не без издевки, улыбаясь, спросил Маковеев, и лицо его порозовело.

Буравлев прошел в кабинет и тут же вернулся с картой, испещренной разноцветными карандашами.

- Взгляните, как теперь выглядят Барановские леса, - обратился он к Маковееву, расстилая карту на краю стола. - Вырубки затушеваны черным карандашом. Согласитесь, картина получается неприглядной. Кругом пустыри, чернота. А ведь совсем недавно леса сплошной зеленой лентой шли вдоль Оки.

Маковеев поморщился, как от острой зубной боли, потер ладонью лоб и, кривя в усмешке губы, сказал:

- Сами знаете, Сергей Иванович, что такое план. Хоть умри, а кубики давай. Попробуй не выполни в срок - можно сказать, голову снесут. - Он нетерпеливо поерзал на стуле. - Вот и сейчас нам поручено поставить дополнительно тринадцать тысяч кубометров баланса. Где взять? - Голос его зазвучал раздражительно, громко. - Вы думаете, я не переживаю? Как бы не так!.. Эти вопросы я вот даже поднимаю в своей диссертации. Что толку? Он помолчал. - Выше областного управления не прыгнешь. Подай им баланс, и точка. Что бы вы сделали на моем месте? Тринадцать тысяч!.. - И он полез за папироской. - Рассуждать каждый горазд, а вот план дать не всякий. А мы люди дисциплинированные. Для нас государство прежде всего. - И, выпустив изо рта дым, Маковеев раздраженно бросил: - Между прочим, вы гостей всегда так встречаете?

Буравлев засмеялся:

- Нет, не всегда. Но Маковеев мое прямое начальство. Должен он знать, что принято мною и что делается у него под носом... А потом жизнь такова: где бы ни встречались, прежде всего - дело...

- В этом вы правы. - Маковеев резко поднялся из-за стола. - И если о делах уж говорить, о рубке леса - то, значит, была нужда...

- Нужда, говорите? - вздохнул Буравлев. - Почему тогда в штабелях, как я заметил, на делянках гниют десятки тысяч кубометров этого же самого невывезенного баланса? А сколько его гибнет там, где, как вы сказали, большая нужда? Мы, Анатолий Михайлович, не промышленники, а лесоводы. Значит, на все рощицы и боры должны смотреть не как на баланс, а как на нечто живое!

Видя, как Маковеев краснеет и вот-вот взорвется, до этого молчавший Шевлюгин дружески похлопал директора лесхоза по плечу:

- Да, успокойтесь же, черти!.. Сидим мы здесь, балясы точим. А вот Буян сейчас где-нибудь стоит в ельнике, посмеивается... Ну, мол, и охотнички, им бы кашу манную есть, а не с ружьем по лесу...

Маковеев рад был сменить тему разговора.

- Лось - хорош... Но одному тебе не одолеть его. Хитер он. Засаду надо делать.

Шевлюгин стал одеваться.

- Что так сразу? - спохватился Буравлев. - Посидите...

- Пора и честь знать, - отозвался егерь. - Нам еще топать и топать...

- Оставайтесь до утра. Места хватит.

Шевлюгин засмеялся:

- Наговорил тут всякой всячины, а потом - оставайтесь. Анатолий Михайлович теперь неделю спать не будет.

Потемневшее лицо Маковеева тронула едва заметная усмешка:

- Сергей Иванович кое в чем прав. Леса наши действительно замордованы. То война, то стройка. Пора им лет на десять - пятнадцать и роздых дать.

Буравлев проводил гостей до калитки палисадника. Пришел домой подавленным. Все время он ощущал какую-то неловкость. Ругал себя, что не мог хорошенько принять Маковеева. "Дурная привычка. Выдержки нет". Пытаясь отвлечь себя от беспокойных мыслей, он чутко прислушивался, как на улице в застрехах воровски шарил ветер. Над Чертовым яром злобствовала поземка, яростно и по-волчьи завывая. В разноголосый шум вплелся и тут же замер невнятный, похожий на стон звук. Буравлев поднялся с кресла, в потемках осторожно прошел в соседнюю комнату. В окно из-под придвинувшегося облака заглядывали рога месяца. И вдруг они показались ему в эту минуту рогами молодого лося. Зыбкий полусвет падал на подушку. Наташа спала спокойно. Губы ее по-детски выпятились, едва заметно подергивались. Буравлев прикрыл оголенное круглое плечо, подоткнул одеяло под бок. Губы Наташи разомкнулись и лицо озарила улыбка.