Листопад - Николай Лохматов

Он взвесил на руке вторую папку. Она была тяжелой, объемистой. Концы темно-синих тесемок едва сходились в маленьком узле. В ней лежали необработанные записи - в блокнотах, в общих и ученических тетрадях или просто на отдельных исписанных быстрым почерком листках. Здесь тоже были его мысли, которые он собрал до крохам. И он верил, что они стоящие, что они могут сделать диссертацию весомой.

Довольна всем этим будет Элла. Три года для него, а стало быть и для нее, не пропали даром. А что толку, если бы он просидел в научно-исследовательском институте? Ни богу свечка, ни черту кочерга. Был бы у начальства на побегушках, составлял бы сметы, отчеты...

Скорее бы шло время! Летом можно будет развернуться.

Маковеев встал из-за стола, взял календарь и стал его перелистывать. Перекинул листки с января на август. Их оказалось много. Целая объемистая стопка. И каждый календарный листочек - это трудный день, со множеством хлопот и дум.

И ему вдруг захотелось, чтобы сейчас в кабинет ворвался ураганной силы ветер, встряхнул бы его, придал бодрости...

И, вспомнив о Буравлеве, заметил:

- Эх, Сергей Иванович! И до вас были люди, о лесе думающие. А лес рубят - щепки летят.

Зазвонил телефон. Маковеев снял трубку и, по привычке, небрежно сказал:

- Слушаю вас!

В трубке зарокотал бас заместителя начальника областного управления Григория Григорьевича Долгова. Маковеев изменился в голосе, по-военному вытянулся и стал вслушиваться в слова начальника.

- Дополнительно тринадцать тысяч? - переспросил он. - Бумагу получили. Но, понимаете, я тут вел разговор с лесничими - не вытяну. Мы план еле-еле сверстали... Ах, приказ?.. Но, Григорий Григорич... приказом деревья не вырастишь. Я понимаю... Что поделаешь? Трудно, но... будем стараться.

Он долго стоял, не вешая трубку, размышляя.

"Крепкий орешек, - внезапно подумал он о Буравлеве. - Потому и крепок, что не надо ему мозговать за весь лесхоз. Так-то проще подходить, с государственной точки зрения".

Он представил себе суровое худощавое лицо приокского лесничего и хитринку в глазах, которая, казалось Маковееву, выдает Буравлева "с головой".

"Глаз у него острый, и, видимо, мужик он не дурак. На наших недостатках и упущениях решил себе карьеру сделать. Ничего, пооботрется. Жизнь его на место поставит, - удовлетворенно заметил себе Маковеев. - Она еще не таких обламывала. А мыслить по-новому, предложения давать - я тоже умею. А черт его знает - может быть, все это от чистой души? Хватка у него чувствуется... Что ни говори, соперник у меня появился - теперь спокойно спать не даст. Будет ли только от этого прок делу?.. А понимает ли он, Буравлев, нашу обстановку в более широком масштабе?.. А может, запросто прижать его? Возможно, один гонор это?.. Нет, старик, с ним надо хитрее, с подходцем... - И он подумал о себе с тревогой: - И надо же судьбе послать ко мне этого Буравлева. Мало места было ему в Дачном лесничестве".

Маковеев чувствовал, как нарастающая тревога нарушала его привычное душевное состояние. От нее то знобило, то становилось жарко. "Не заболел ли я? А что, если заболел?.. Надо температуру измерить!.."

3

Маковеев догнал Буравлева за воротами лесхозовского дома. Некоторое время они шли молча. Ветер гнал по улице сухой, сыпучий снег. Сумерки заслонили дали, затушевали зеленую щетину стоящих у дороги елок. За горой брошенным в поле костром тлели переливы брусничной зари.

- Вы зря, Сергей Иванович, расстраиваетесь, - покашливая в горсть, первым заговорил Маковеев. - Не так страшен черт, как его малюют.

Буравлев поднял голову, решительно взглянул на него.

- Напрасно успокаиваете, - грубо проговорил он. - Только запомните, какой бы я ни был маленький человек, а правда есть правда. - Голос его окреп и зазвучал негромко, но твердо. - У меня остается один выход: срочно принимать контрмеры.

Язвительная усмешка тронула пухлые губы Маковеева:

- Любопытно знать, что же это за контрмеры?

- Потребую ревизовать все лесные угодья. А там пусть те, кому нужно, задумаются.

- Сейчас разговаривал с товарищами из области... высказал свои соображения, да там никто их не понимает, - стараясь казаться равнодушным, заговорил Маковеев. - И вы вот тоже... Стране нужны бревна, доски, тес, а не ваши ревизии. Запомните!

У перекрестка улиц он приостановился и, будто между ними ничего не произошло, сообщил:

- Лесорубы уже выехали. Подключите к ним свои бригады. Учтите, сроки жесткие, - и, не попрощавшись, круто повернул за угол.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

В Сосновку Буравлев приехал затемно. В домах зажглись огни, но чувствовалось, что трудовой день все еще не окончился. Во дворах и по улице ходили люди: готовили на ночь дрова, таскали воду, задавали корм скоту... В проулке, у спуска к Оке, гомонили ребятишки.

- Эх ты, мазила! Дай-ка я...

Буравлев уловил знакомый голос. Остановил у проулка лошадь, подошел к ребятам.

Один из пареньков, в коротком полушубке и лохматой кроличьей шапке, размахнулся и запустил осколок кирпича в распластавшуюся на снегу птицу.

- Что вы делаете? - возмутился Буравлев.

- Как что? Галку убиваем, - ответил один из них с независимым видом. - Колька из рогатки подшиб.

- Вовсе и не Колька. Попадет такой мазила! Это Васёк, - поправил с завистью его сосед.

Из толпы шагнул мальчик в черном с меховым воротником пальто и барашковой шапке. Он было замахнулся, но Буравлев ухватил его за плечо. Он узнал Колю Дымарева.

- Фашиста бьем, - оправдывался тот.

- Какой же это фашист?

- А то нет!.. Она же вредняга... Черная...

- Кто тебе сказал такую глупость?

- Он, честное слово, не врет, - из толпы выделился курносый, с веснушками под глазами паренек. - Сам слышал, дядя Сеня, отец Димки Зырянова, говорил так.

- Сам сумею сказать, - запротестовал Коля. - Дядя Сеня - путевой обходчик. Может, знаете его? Галка цыплят и птенцов из гнезд таскает.

- Перепутал ваш дядя Сеня. Цыплят да птенцов таскает ворона. Та действительно много бед приносит. А галка - птица полезная. Она же на ваших огородах слизняков да улиток собирает. Мышей ловит.

Буравлев, растолкав ребят, шагнул к птице. Крылья ее, пересыпанные снегом, безжизненно обвисли, клюв был раскрыт. В черных с золотистой окаемкой глазах застыл страх. Буравлев посадил галку под тулуп и направился к саням. "Что мне с тобой делать? Пропадешь зазря". Галка, почуяв тепло, зашевелилась. Буравлев пальцем погладил ее шелковистую голову, пощупал зоб.

- Пусто! - проронил он вслух. - Как ты жива?

У конторы лесничества его поджидал Прокудин.

- Лесорубы прибыли, - не здороваясь, сообщил он еще издалека. Требовали отвести лесосеку. Ковригина не было, а я что могу?.. Завтра, мил человек, жди гостей.

- Пусть приходят, - безразличным тоном отозвался Буравлев. Он сунул под тулуп руку, вытащил галку и заглянул ей в глаза. - Ну-ка, согрелась?

Птица сучила лапками и вертела головой, все еще надеясь вырваться из плена.

- Ну-ну, замерзнешь... - урезонил ее Буравлев.

- Покажи, - потянулся к ней Прокудин. - Подбита, что ли? - Он внимательно осмотрел ее и заключил: - Молодая еще. Летнего выводка. Ты отдай ее мне. Отхожу.

2

Дома, на обеденном столе, Буравлев увидел записку. "От кого бы?.." Почерк был незнакомый. Ровные, словно подстриженные, буквы ручейками растеклись по бумаге. Буравлев вспомнил, что точно такую же записку получил он и три дня назад в конторе. Учительница сосновской школы просила зайти и рассказать ребятам о лесе.

"Настойчивая!"

На другой день Буравлев пришел в школу. В раздевалке встретила средних лет женщина с густыми, гладко причесанными темными волосами, в шерстяном, малинового цвета, платье. Смущенно взглянув на гостя, она спросила:

- Вы Сергей Иванович? Очень хорошо. А я - Евдокия Петровна Стрельникова. Мы вас уже ждем. Здравствуйте, - она кокетливо склонила набок голову, протянула крупную обветренную руку.

Вошли в класс, шум сразу стих. Ребята с любопытством уставились на Буравлева. Непонятная робость охватила его. Опираясь руками на спинку стула, он внимательно рассматривал ребят.

- Прежде чем начать разговор о лесе, - наконец вымолвил Буравлев, - я задам лишь один вопрос. Вы слышали о русском богатыре Илье Муромце? А знаете ли, почему он, просидев сиднем тридцать три года, вдруг стал таким сильным, таким сильным, что победил Соловья Разбойника и Идолище Поганое?

- Не отлынивал от физзарядки! - выкрикнул сидящий у окна белоголовый паренек в вельветовой толстовке.

Ребята зашумели, засмеялись.

- Не угадали, - заметил Буравлев. - А причина простая. Калики перехожие напоили Илью Муромца медами, настоенными на зверобое и тысячелистнике. Зверобой и тысячелистник - травы. И растут в наших лесах.

Класс снова ожил и зашумел. Буравлев понял, что разговор состоится. Он заложил за спину руки и уверенным шагом прошел по рядам.

- Как видите, лес способен творить чудеса. И какие! Возьмем хотя бы дуб. По древнему преданию, когда еще не было ни земли, ни неба, а лишь разливался один "океан-море", посредине этого океана стояли два дуба с двумя голубями на вершинах. Народные сказки знают дубы и с золотыми желудями, и дубы, с которых падает целебная роса, и дубы, под которыми спрятаны ларцы со смертью Кащея. С ними связаны и древние заговоры. "И как с того старого дуба щепа летит, такожде бы и от меня валился на сыру землю борец-молодец по всякий день, по всякий час..."