Листопад - Николай Лохматов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На пригорке стая остановилась передохнуть. Корноухий положил морду на снег. Волчица отошла несколько шагов по следу и, тоже опустив на лапы голову, зорко следила, не идет ли кто по проторенной ими тропе.
Ветер донес запах дыма и лай собак... Корноухий вскочил, задрал морду. Вся стая пришла в движение.
Волки, миновав поле, огородами ползком подобрались к крайней избе Сосновки. У изгороди они долго вынюхивали пустынную улицу. В окнах было темно. Где-то жалобно проблеял ягненок, шумно отдувалась корова. Корноухий смело пошел вперед.
Возле крыльца трусливо взвизгнула собачонка и бросилась в сени. Заскулили собаки и в других дворах. Волки ринулись через загородку во двор, лапами выбили подворотню и скрылись в глубине сарая. Испуганно шарахались в темноте овцы. Раздалось блеяние.
На все село поднялся собачий вой и отчаянный визг. Хлопали двери. Из домов с ружьями выбегали люди. Какая-то старуха колотила в заслонку: старая примета. Пусть уходят и не возвращаются больше волки.
Корноухий вылетел из подворотни с овцой и, вскинув ее на спину, бросился из деревни. А вслед - вся стая. У Черного озера тальниковая крепь, перевитая камышами, надежно укрыла их от человеческих глаз и студеных ветров. Скаля друг на друга зубы, хищники всем скопом бросились на добычу, но тут же отскочили от острых клыков вожака. Корноухий первый начал "пир".
Луна, наигравшись с верхушками сосен, словно по ледяной горке, ползла вниз. Мороз еще больше креп. Даже длинная шерсть не спасала волков от стужи. С опущенными мордами они шли по лесу. Стаю вела матерая. Позади брел Корноухий.
За логом, на бугре, матерая остановилась. От небольшой рощицы повеяло конским потом. Задрав морды, повели носами и остальные волки. Раздражающий запах прибавил ярости. Один из прибылых вырвался вперед, но тут же, поджав хвост, отпрянул назад. Железные челюсти матерой кляцнули у самой его шеи.
Установив свой волчий порядок, матерая на махах пошла через рощи. Волки оставляли на снегу глубокие темные борозды. У опушки выскочили на дорогу и наперегонки кинулись за подводой.
4
Укутавшись в тулуп, Дымарев дремал. Луна роняла на землю бледно-голубые полоски, рябила снег. Лошадь топтала их и никак не могла затоптать. Вдруг лошадь всхрапнула и, кусая удила, понеслась по ухабистому зимнику.
Дымарев сразу смекнул, в чем дело, выхватил из саней ружье и, не целясь, нажал оба курка. Вырвавшийся вперед переярок споткнулся, проехал юзом по накатанной дороге и повалился на бок. Стая резко затормозила, закружилась на месте. Корноухий, яростно щелкая зубами, ринулся за санями, но, наткнувшись на убитого переярка, отскочил в сторону и быстро стал отдаляться.
Только в деревне лошадь успокоилась. Поставив ее в конюшню, Дымарев пошел к избе завхоза. Несколько дней назад у них пала больная кобыла. Он хотел сказать ему, чтобы тушу лошади начинили стрихнином и вывезли за село в лощину.
5
По глухим вечерам, когда лес окутывали плотные сумерки, Корноухий по узкой тропинке выбирался на притоптанную поляну и до звезд засиживался на ее середине, прислушиваясь к далеким звукам. К нему подходили молодые волки, рассаживались к центру спинами и, задрав кверху острые морды, тоскливо выли.
Были дни, когда голодная стая безрезультатно бродила по пустынному лесу. И тогда она пересекала Оку и выползала на бугор, откуда хорошо была видна Сосновка. Вокруг было мертвенно тихо. Мороз жег бока, цепко хватался за грудь.
Корноухий, задрав кверху сухую, побелевшую от инея морду, подавал голос. Тягучий, пронизывающий звук потрясал литой, леденящий воздух. Его подхватывала матерая, еще более пронзительно, нетерпеливо. Тонко и визгливо подтягивали молодые волки. Переливаясь и нарастая, над снежной равниной лилась зловещая, заунывная волчья песня.
К утру, разгоняя туманную морозь, ветер донес запах лошадиного трупа. Корноухий, втянув в себя раздражающий аппетит воздух, грозно зарычал. Первым, озираясь по сторонам, медленно подался к лощине.
За ним потянулась вся стая. С остановками, прислушиваясь к каждому шороху, волки приблизились к приваде. Осторожно обошли ее, вынюхивая следы.
К запаху мяса примешивался еще запах, который настораживал и пугал их. Но голод был так мучителен, а соблазн так велик, что один из прибылых не выдержал, в несколько прыжков очутился возле лошадиной туши и с остервенением начал ее рвать. Вслед кинулись и остальные волки. Под зубами захрустело твердое, как камень, мясо. Острые клыки задробили кости.
Когда от туши остались одни лишь кости, стая, отяжелев от сытости, залегла передохнуть. Губительное мясо распирало желудки, отзывалось болью. Переярки взвизгивали, перевертывались на спины, судорожно сучили скрюченными лапами. Роняя на снег желтоватые сгустки пены, прибылые слепо тыкались друг в друга лбами, злобно рычали, скаля зубы, падали с остекленевшими глазами.
В живых остался только один Корноухий. Стукаясь широким лбом о стволы деревьев, он волочился по лесу к Черному озеру.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
1
По дороге в лесничество дед Прокудин встретил Стрельникову, окруженную веселой ватагой ребят.
- Вы, случайно, не Трофим Назарович? - поравнявшись с ним, спросила она.
- Он самый, - отозвался старик.
- Я из сосновской школы. - И подала вчетверо сложенный листок бумаги. - Это - от Сергея Ивановича.
Старик сунул бумагу за пазуху, нахмурил сизые, косматые брови.
- Не знаю, мил человек, как и быть с вами. Учитель из меня больно ерундовый.
- Сергей Иванович уверял: лучше вас никто леса не знает, - боясь, что Прокудин откажется, горячо уговаривала Стрельникова.
Прокудин достал из наружного кармана полушубка кисет, взял щепотку пахучего табака и втянул его в себя так, что на глаза навернулись слезы.
- Не гнать же вас обратно. Если что скажу не так - не взыщите! Грамотей я таковский. Три зимы отходил в школу - и вся тут моя наука.
Бросив на ребят строгий взгляд, спросил:
- Вы леса не боитесь? Нет? Тогда пошли.
Все свернули с дороги и по пробитой в снегу тропе зашагали к чаще.
"Ну и хитрюга! - подумал старик о Буравлеве. - Нашел подход. Запряг все же". Ему стало весело. По-молодому крикнул:
- А ну, птенцы, не отставайте!.. Не то заблудитесь.
В лесу было солнечно. В глазах рябило от ослепительного блеска сугробов и искрящегося на ветках инея.
2
Возле болота ребята натолкнулись на заячий след. Поначалу на него никто не обратил и внимания. Мало ли встречали у себя на огородах? Стоило ли из-за этого так далеко идти?
Прокудин пошел по следу в глубь рощицы, пока не набрел на множество запутанных следов зайца.
- А ну-ка скажите, сколько тут побывало косых? - обратился он к ребятам.
- Три, - откликнулся Коля Дымарев.
- Ты что? Больше, - возразил Васек Пухов. - Посмотри, сколько тут снегу натолкали!
Остальные в спор не вступали, настороженно поглядывали на старика.
- Не угадали! - Прокудин нагнулся. - Это работа только одного. - И почти шепотом сказал: - Сейчас сами убедитесь. Только ни гу-гу. Услышит уйдет. На след не наступайте.
Он едва слышно стал пояснять, как заяц обманывает собак, а иногда и охотников. Напутает, накружит, а потом махнет в сторону и пойдет чесать обратно, прежним следом. В его грамоте не всякая гончая разберется.
- Глядите. Тут он сиганул. А куда? Опять надо глядеть по следу. Вон как задние лапы снег отшвырнули! Изо всей мочи старался. Ишь только где отметился! Значит, в том направлении и надо искать его, - показал старик рукой в противоположную сторону от напетлявших следов. - Если залег, сейчас подымем. А если утек, то по старому своему следу.
Ребята притихли, а старик ожил, на лице его появился румянец.
- Сейчас мы его обложим. - Прокудин окинул взглядом ребят и, остановившись на Васе Пухове, сказал: - Ты иди к тому кусту. И больше ни шагу. А вам, - пояснил он учительнице, - с ребятками зайти лучше вон от той березки, чтобы боковину охватить. Мы с Николаем пойдем будить лежебоку.
Не доходя несколько шагов до ивняка, старик громко кашлянул, захлопал в ладоши и зычно закричал:
- Ай-яй-яй!.. Давай-давай!
Из кустов белым пушистым комом выкатился заяц. Отшвыривая задними лапами снег, он стремительно понесся на Васю.
- Лови, лови!..
- Держи-и-и!
Все сорвались с мест и кинулись догонять. Холодный, застывший лес наполнился звонкими детскими голосами.
В несколько прыжков заяц оказался у оврага и исчез в густом ельнике.
Ребята вернулись раскрасневшиеся, возбужденные. Толкая друг друга, окружили старика, говорили все сразу. Каждому хотелось рассказать что-то свое. Прокудин не перебивал их, ждал, пока они выговорятся. Наконец угомонились.
- Вы пришли зайцев гонять или за чем-нибудь другим? Если зайцев гонять, держать не буду!
Ребята дружно засмеялись.
- Эх вы! - покачал он укоризненно головой. - Собака и та его не догонит. И ты туда же! - обратился он к Васе. - Я тебя командиром назначил. Думал, у тебя голова пошустрее ног.