Листопад - Николай Лохматов

Буравлев тоже вставил свое слово:

- И молодец зверь, что хитрит. Их, зверей, Кузьмич, и так заметно поубавилось. Бывало, обогнешь с отцом обход и кого только не встретишь: тут тебе и куница, и белка; и заяц дорогу перебежит... А сейчас...

- А что случилось? Почему стало меньше? Из года в год приплод-то их по законам природы увеличивается.

- Это, Кузьмич, тебя надо спросить, - сказал Буравлев. - Ты же у нас зверячий бог. Охотников много развелось. Сколько им ежегодно выдается лицензий? По сорок, а то и по пятьдесят. Да еще браконьеры помогают.

Ручьев молча следил за разговором. Он маленькими глотками отпивал из стакана компот, изредка бросая взгляды на лесничего.

Буравлев наседал на егеря:

- Если оставить зверей-то на попечение вас, охотников, то дело будет худо. Всех перебьете. Не станет и леса, если его доверить леспромхозам. Уже проверено жизнью. Полагаю, рано или поздно, а над этим задумаются. Природа - не рог изобилия. Пора уже навести порядок. Доверить одному хозяину - лесничему.

Лицо Шевлюгина потемнело:

- Неужели будет? Когда же?

Буравлев пожал плечами:

- Трудно сказать. Но будет. Так что, Кузьмич, готовься...

- Н-да-а, обрадовал ты меня!.. Вот это сосед!.. - Шевлюгин недовольно поморщился, обратился к Ручьеву: - Так что, Алексей Дмитрич, неси, пока не поздно, свое ружьишко в музей.

Тот непринужденно улыбнулся. И, повернувшись к Буравлеву, спросил:

- Сергей Иванович, а что у вас с лесом?

- Я же писал вам...

- Ну да, - перебил его Ручьев. - А что можно поделать, коли планы дают свыше? Не могу придумать, как выйти из такого положения! Ребусы и ребусы. Кто только их распутывать будет? Готовы ли мы к этому? Надо время. Как думаете вы?

"Осторожничает, - отметил Буравлев. - Потихонечку да полегонечку".

- После революции это было, - после некоторого раздумья заговорил Буравлев, - одна организация попросила для сплошной рубки несколько десятков гектаров отборного хвойника. Ведомство не отказало, дало наряд в лесничество. А оттуда этот наряд вернули обратно. Нет, мол, такого леса. Работники той организации с жалобой в Москву - как так? У нас есть разрешение на вырубку. Нам нужен материал и для стройки... Не знаю, но говорят, что лесничий, старый, опытный, послал этот наряд прямо на имя Ленина. И Владимир Ильич нашел время, ответил: Товарищу лесничему лучше знать, можно этот лес рубить или нет. Что ни говори, тогда у лесничего было больше прав. Он один все эти вопросы решал. А в нашем лесхозе какой порядок?

- Вон куда махнул! - взметнул мохнатые, сросшиеся над переносицей брови Шевлюгин.

Ручьев засмеялся:

- Что ж, в нашем деле смелость тоже не лишнее.

- Без сражений здесь не обойдешься. Много хозяев стало у леса. А не лучше ли его отдать одному лесничему? Ничего, лесничий не хуже егеря разбирается в зверях. Как ни странно, товарищ секретарь, а зверье лесное и сам лес живут одной общей жизнью, помогают друг другу. Не будет леса - не будет зверья. Но и зверь и птица несут несомненную пользу дереву... Иначе бы дерево засохло и погибло от разных червячков, жучков да мало ли от какой гадости! Нет, зверь лесу нужен!

Ручьев слушал Буравлева с удивлением и вниманием. До этого он еще никогда не слышал подобного.

Но Шевлюгин с раздражением сказал:

- Каждая кукушка на свой манер кукует. А я с этим не согласен.

4

- Я не надолго, - сухо бросил Жезлов и, не ожидая приглашения Маковеева, присел на кресло. - Дело у меня ость... - Он открыл папку и стал перебирать бумажки.

Маковеев снял шапку, расстегнул на груди куртку.

- Чем могу служить, Семен Данилович? - К Жезлову он относился с особым почтением.

Жезлов, найдя среди кипы бумаг письмо Буравлева, протянул его директору.

- Знаком с этим?.. Что скажешь?..

Маковеев, присев на диван, поначалу всматривался в мелкий, не совсем разборчивый почерк приокского лесничего. Потом отодвинул письмо - это было знакомо...

Жезлов уставился на него пытливыми черными глазами.

- Старая песня. Обсуждали мы, и в области обсуждали, - ответил он, мрачнея. - Обычная буравлевская штучка. Будто один только о лесе и печется. - Маковеев встал из-за стола и нервно прошел несколько раз по кабинету. - Стране нужен баланс для строек, а он - сажайте кедровник. Орехов захотел, что ли? - И Маковеев передернул плечами. - Сосна в год вымахивает по полтора метра, а то и больше. А кедровник у нас может еще и не приняться. У нас же не сибирская земля! А эта затея с охотничьим хозяйством! Он что, в своем уме? Не хватало еще лесхозу за зайцами гонять!..

Жезлов засмеялся:

- Говорят, зайчатину ты любишь?..

Маковеев тоже засмеялся:

- Я ее люблю как самодеятельность... А Буравлев-то речь ведет, можно подумать, серьезно...

Они еще долго и мирно беседовали на эту тему. В полдень Жезлов собрал свои листки в папку и удовлетворенно сказал:

- Ну что ж, мне твое мнение ясно. Надо сказать, что и меня многое смущает: не те наши условия...

Маковеев пригласил Жезлова зайти пообедать, но Жезлов вежливо отказался:

- Не могу, Анатолий Михайлович, как-нибудь в следующий раз... А сейчас спешу.

Маковеев понимающе кивнул головой.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

1

Корноухого спас случай, меньше других он съел мерзлого отравленного мяса.

Он едва добрался до Черного озера и свалился, изнемогая от боли. В утробе жгло, что-то давило. Корноухий катался по сугробу, остервенело грыз ветки, кусал свои лапы, хватал сыпучий холодный снег. Под еловым шатром, уткнувшись носом в корни, затих.

Поднял его невнятный шум, доносившийся с противоположной стороны озера. Корноухий тяжело повернул голову, потянул носом встречный ветерок. Пахло хвоей, мерзлым снегом и еще чем-то непонятным, что настораживало. Он выполз из-под елки и стал внюхиваться. На загривке встопорщилась шерсть. Непонятный запах напоминал ему тот запах, который примешивался к мерзлому трупу лошади в лощине. Корноухий злобно зарычал и, волочась по снегу, пополз от озера в глубь леса. Вслед ему что-то шумело, гудело, слышались людские голоса.

Страх придал Корноухому силы. Он приподнялся. Из-под лап серебряной пылью посыпался снег. Сшибая дряхлые пеньки, подминая елочки, Корноухий бежал и не оборачивался.

Уже далеко позади осталось Черное озеро, лес стал гуще. В утробе время от времени появлялась боль. Туманилось в глазах. Прыгнув через поваленную бурей сосну, Корноухий задел передней лапой за торчащий подломанный сук и ткнулся носом в сугроб. Бежать дальше не было сил. Да и преследующий шум остался далеко позади. И волк медленно пополз в гущу орешника...

2

Много столетий назад Черное озеро в упорной борьбе отвоевало у леса десятки гектаров земли и теперь распласталось огромной переполненной чашей. Вокруг на берегу в беспорядке толпились ели, роняя в неподвижную болотистую гладь пожухлую хвою, сухие, полусгнившие сучья. К берегам мелкими седыми паучками робко пополз мох. Живым кольцом он сжимал озеро. Из года в год корни его отмирали и оседали на дно. Накапливался перегной. С наступлением тепла снова поднимались травы, новые пушистые веточки мха. Все цвело, буйствовало и с первыми осенними холодами желтело, отсыхало и отваливалось. Со временем озеро начало отступать, увеличивая хлипкие, заросшие тальником и осоками берега, накапливая в себе богатые запасы ила.

Ничто не нарушало здесь извечно установившуюся жизнь. Весной, как только начинало пригревать солнце, ельники оглашались свадебным бормотаньем глухарей-токовиков. А когда из чащоб и с полян в озеро сбегали талые воды, берега оживали журавлиными плясками. Серебряными трубами голоса их по утрам будили окрестности. Колокольным перезвоном вскоре к ним присоединялась лебединая перекличка, а затем вплетались призывные звуки бекасов, поклик куликов-перевозчиков, посвисты певчих птиц. И все это сливалось в стройный многоголосый оркестр... По вечерам, когда над урочищем спускались туманы, а хор пернатых затихал и все, казалось, засыпало, над озером начинал ухать одинокий музыкант - филин: "Пугу! Пугу!.."

Берега наряжались в яркие краски разнотравья. Первыми свои бутоны раскрывала мать-и-мачеха. Золотисто-желтые головки ее пестрели у самой воды, словно они опустились напиться. Немного поодаль, у самой опушки, свои фонарики зажигал первоцвет. А вслед за ним вспыхивали соцветия одуванчика и калужницы, чистика и гусиного лука...

Человек строил заводы, в недрах искал минералы жизни, соли земли, дробил их и, загружая составы, развозил по колхозам и совхозам. Попадали они и на Оку, в Сосновку. Но до сих пор никому еще не приходило в голову вычерпать этот бесценный клад из Черного озера и насытить им поля.

3

Сильный грохот машин растолкал тишину Черного озера. С топорами в руках рассыпались люди, затрещал тальник, вспыхнули костры.

Вслед за топорами в ход пошли лопаты. Колхозники раскапывали снег до самой земли, расчищали площадки.