Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг

твари. И вся фабула основана на образе преследующего поэта (тоже под разными именами) дьявола. Вероятно, это дало такому блестящему исследователю, как И. И. Соллертинский, право усмотреть в «Сказках Гофмана» отрицание радости, отчаяние, овладевшее автором, «притаившийся пессимизм».[20]

Но ведь не так. Опера не напрасно завершается появлением Музы, ее замечательным монологом о непреходящем величии немецкого романтика. Но это и авторский монолог о себе, о своем значении. Оффенбах и верил и знал, когда писал «Сказки», что творчество его будет вечно живущим, что он всю жизнь прославлял именно жизнь. Блистательная баркарола звучит почти ежедневно по всем радиостанциям, в концертах, в театрах.

В ночь на 5 октября 1880 года Жака Оффенбаха не стало. Утром создатель роли Плутона, постаревший комик Леонс, пришел в гости на квартиру Оффенбаха на бульваре Капуцинов. Дверь открыла служанка.

— Как он? — спросил Леонс.

— Господин Оффенбах умер, — тихо сказала служанка, — умер спокойно, во сне.

— Воображаю, как он удивится, узнав об этом.

Глава седьмая. Жанр

Вместе с пиететом к творчеству композитора, писателя, актера испокон веков существует живейший интерес к личной жизни, к житейскому облику художника. «Гоголь в жизни», «Записи Босвелла о докторе Джонсоне», «Анатоль Франс в халате».

Можно смело утверждать, что личность Оффенбаха вызывала — и при жизни композитора и позже — не меньше внимания, чем его творчество. Баснословный успех «Буфф Паризьен», прославленных оперетт, гастроли в разных странах — все это создало вокруг Оффенбаха настоящую, не менее громкую, чем tutti его оркестра, шумиху. Количество карикатур на композитора превосходит число карикатур на его современников, Бисмарка и Тьера. Поскольку речь идет о житейском облике, еще раз заметим, что по внешности Оффенбах был более чем шаржем на самого себя. Но дело не только во внешности. Одних приводила в трепет его известность, других она возмущала.

Надо отдать справедливость, конечно же, самолюбивому композитору — он спокойно переносил и дифирамбы в свой адрес и жестокую критику. Когда Гектор Берлиоз обрушился на оперетту «Баркуф», Оффенбах огрызнулся, даже поставил забавную пародию на музыку Берлиоза, но всегда уважительно относился и к творчеству и к трактатам Берлиоза.

Как известно, Вагнер не только создавал оперы, он был теоретиком весьма воинственным в отстаивании своих взглядов. Высоко ценя творчество Бетховена и Моцарта, он решительно восставал против делавших тогда погоду в Европе итальянских и французских композиторов. В 1860 году он приехал в Париж для постановки «Тангейзера» в «Гранд-Опера». Его приезд побудил такого серьезного музыканта, как Берлиоз, выступить в «Журналь де Деба» с резкой критикой вагнеровских позиций. Конечно, Вагнер был весьма раздосадован, хотя в Париже имелось немалое количество его сторонников (Бодлер, Сен-Санс, Доре и другие), но публика на премьере была настроена враждебно. Спектакль провалился, даже был освистан. Это совпало с выходом брошюры Вагнера, озаглавленной «Музыка будущего».

Хотя у Жака Оффенбаха были свои счеты с Берлиозом, он встал на сторону последнего. В его театре пародии занимали важное место, и он ставит шутливую сценку «Музыка будущего». Место действия — Элизиум. Великие композиторы прошлого — Глюк, Гретри, Моцарт, Вебер — ждут молодого автора, который провозглашает примат музыки будущего. «Больше никакой гармонии! Никаких тональностей! Никаких диезов и бемолей, форте и пиано!» Судьи предлагают явившемуся исполнить отрывок из его сочинения. Прослушав шаржированный кусок, возмущенные музыканты гонят пришельца вон.

Оффенбах и ранее пародировал пользовавшихся большой известностью авторов, но они — Мейербер, Россини, Обер — только улыбались и охотно посещали «Буфф Паризьен». Вагнер был не столь добродушен. Взбешенный провалом «Тангейзера», финансовой катастрофой, отказом правительства Франции помочь ему, он сосредоточил свой гнев на фигуре Оффенбаха. Спор этот был не таким уж незначащим. Выше писалось, что Ницше противополагал Оффенбаха Вагнеру, предпочитая первого. Можно было бы не обвинять Вагнера в гневе на автора «Прекрасной Елены», если бы не тот факт, что свою ненависть он пронес через долгие годы. В трудные дни осады Парижа он, к сожалению, с немалой долей шовинизма обрушился на французов вообще, на Жака Оффенбаха в частности; его он обозвал «поставщиком навоза», высмеял его популярность в издевательском четверостишии:

«О wie süss und angenhem

Und für die Füsse so recht begnem!

Krak! Krak! Krak! Krakerakrak!

О herrlicher Jack von Offenback!»

(«О, как сладок, как игрив

В пляс зовущий всех мотив!

Крак! Крак! Крак! Кракеракрак!

Как велик Жак Оффенбак!»)

Несомненно, Оффенбах вовсе не бесстрастно мирился с превратностями судьбы. В послевоенные дни, когда его собственную славу как бы затмила известность Шарля Лекока (начавшего свой путь в оперетте именно в «Буфф Паризьен»), он не стал подвергать творчество Лекока осмеянию, но не мог не почувствовать горечи, когда Мельяк и Галеви перестали писать для него, перейдя в «лагерь Лекока». Шарль Лекок, в свое время возмущенный тем, что первая премия по конкурсу досталась ему пополам с Бизе, сохранил недовольство автором «Орфея», и тем не менее больной, на костылях, пошел за его гробом.

Трудно заподозрить язвительного, непоседливого создателя «Буфф Паризьен» в некой «благостности». Он был насмешлив, ядовит не только в своих мелодиях: он уничтожающе высмеял американские нравы в письмах из-за океана и в «Записках путешествующего музыканта». Он был обидчив, но как-то по-детски, наивно: в письме к уклонившимся от сочинения для него либретто Галю и Мелю он подписался: «Ваш ближайший друг… Шарль Лекок».

Противоречия в характере — просто непостижимые. До невозможности преданный музыке, он ребячески помышляет о славе импресарио. Горячо любя жену, позволяет себе обращать внимание на премьерш различных театров. Чрезвычайно ценя благоволение императора и двора, он доходит до карикатуры в изображении власть имущих.

Весьма часто в истории искусства образ художника совершенно не соответствует содержанию его творений. В случае с Оффенбахом — полное соответствие. Оперетты его — и «кусачие» и какие-то удивительно незлобивые: беспощадно высмеянная герцогиня Герольштейнская привлекательна, оправдан даже рыцарь Синяя Борода. (Стоит привести запись из дневника Л. Н. Толстого от 6/18 марта 1857 года: «Пошел в „Bouffes Parisiens“. Истинно французское дело. Смешно. Комизм до того добродушный и без рефлексии, что ему все позволительно».)[21]

Человек, написавший «Прекрасную Елену», достоин того, чтобы вместе с любовью к его мелодиям по-настоящему серьезно отнеслись к его роли в истории искусства.

Пытаясь охарактеризовать личность Жака Оффенбаха, мы сознательно уклоняемся от обзора его незначащих свойств (был страстным почитателем азартных игр) или обстоятельств семейной жизни (отношения с дочерьми, зятьями и мужьями сестер). Гораздо важнее другое. Поистине велика