Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

После нескольких дней напряженных обсуждений наступил уик-энд, и русские оказались без каких-либо определенных дел. Для небольшой разрядки Gulf Oil, у которой имелись сделки по нефти с СССР, на собственном самолете перебросила их в «Диснейленд». Во время перелета во Флориду глава советской делегации рассказал, почему переговоры идут так трудно: Киссинджер настаивает на максимальном придании им гласности, желая поставить ОПЕК в затруднительное положение. Русские с удовольствием бы продали свою нефть, они были бы рады не тратить твердую валюту на покупку пшеницы, но сделка должна остаться если не секретной, то уж по крайней мере как можно менее заметной – они не могут позволить себе у всех на глазах подрывать позиции ОПЕК и национальные интересы стран третьего мира. Существовала также и проблема расчетов. Киссинджер настаивал, чтобы американская пшеница шла по мировым ценам, а советская нефть оценивалась приблизительно на 12 % ниже мировых цен. На вопрос о причине такого подхода американцы ответили, что их пшеница идет на уже сформировавшийся рынок, а советская нефть – на новый и, чтобы его завоевать, СССР должен идти на скидки. В итоге сделка не состоялась. Зато советские представители прекрасно провели время в «Диснейленде»[532].

Усилия американцев по стабилизации цен противопоставляли их Ирану, ведь именно шах был самым влиятельным из ценовых «ястребов», а Соединенные Штаты периодически убеждали его изменить ценовую политику. Однако стоило президенту Форду выступить с критикой повышения цен, как шах не замедлил с ответным ударом. «Никто не может диктовать нам. Никто не смеет грозить нам пальцем, мы ответим тем же». Конечно, Иран, не менее чем Саудовская Аравия, был политически и экономически привязан к Соединенным Штатам. Но когда государственные министры, бизнесмены и торговцы оружием толпами прибывали в Тегеран и когда шах продолжал отчитывать Запад за его слабости и пороки и грозить ему всяческими бедами, некоторые в Вашингтоне задавались вопросом, кто же чей клиент.

В начале 1970-х гг. Никсон и Киссинджер дали шаху карт-бланш в покупке американских систем вооружений, даже самых новейших, правда, за исключением ядерных. Это входило в «стратегию двух атлантов», принятую в целях обеспечения региональной безопасности после ухода Великобритании из Персидского залива. Атлантами были Иран и Саудовская Аравия, но Иран, как заметил один американский политик, был явно «главной опорой», и к середине 1970-х гг. на его долю приходилась половина всех продаж американского оружия за границей. Неограниченная свобода закупок оружия вызывала тревогу в министерстве обороны – с его точки зрения Ирану нужна была сильная армия, с обычными видами вооружений, а отнюдь не с ультрасовременными системами, которые ему трудно освоить и которые могут оказаться в руках у русских. Министр обороны Джеймс Шлесинджер лично предупредил шаха, что у Ирана нет технических возможностей освоить такое огромное число новых и сложных систем. «В F-15 он был просто влюблен», – сказал Шлесинджер. И если шах обычно отмахивался от всех предупреждений, то в отношении F-15 он послушался совета и отказался от покупки этого самолета.

Резкая критика шла и со стороны министра финансов Уильяма Саймона. «Шах, – сказал он однажды, – просто помешанный». Неудивительно, что шах воспринял это как оскорбление, и Саймон быстро извинился: его слова были вырваны из контекста, он говорил «помешан на нефтяных ценах», имел в виду «был влюблен», как, например, иногда говорят «быть помешанным на теннисе или гольфе». В это время американский посол в Тегеране был в отъезде, и неприятная миссия объяснять значение слов Саймона досталась временному поверенному. Он повторил извинения Саймона министру двора, на что тот ответил, что «Саймон, возможно, и разбирается в торговле облигациями, но в нефти он ничего не смыслит». А шах, как говорят, сказал, что он знает английский язык не хуже министра финансов и отлично понимает, «что именно имел в виду мистер Саймон».

Однако при всех интригах и критике во время президентства Никсона и Форда удерживался определенный паритет. Иран был необходимым союзником, игравшим главную роль в обеспечении безопасности на Ближнем и Среднем Востоке, и престиж и влияние шаха никоим образом не следовало подрывать. Помимо личного расположения к шаху, у Никсона, Форда и Киссинджера имелись и стратегические расчеты. В 1973 г. он не ввел нефтяное эмбарго для Соединенных Штатов и теперь мог сыграть ключевую роль в геополитической стратегии. Саудовцы, говорил Киссинджер коллегам, это «кошечки». А с шахом можно обсуждать вопросы геополитики: ведь Иран граничил с Советским Союзом.

В 1977 г. с приходом в Белый дом Джимми Картера у шаха возникли основания для беспокойства. По словам британского посла в Тегеране, «расчетливый авантюризм Никсона и Киссинджера гораздо больше устраивал шаха»; теперь же два главных направления политики Картера: соблюдение прав человека и ограничение на продажу оружия – непосредственно угрожали шаху. Но новая администрация сохранила прошаховскую ориентацию своих предшественников. Как позднее писал Гэри Сик, бывший при Картере советником по ближневосточным вопросам в Совете национальной безопасности, «у Соединенных Штатов не было готовой стратегической альтернативы сохранению близких отношений с Ираном».

Сближению способствовало и изменение позиции шаха в вопросе о ценах на нефть. К тому времени, когда Картер обосновался в Белом доме, шах уже сомневался в необходимости дальнейшего повышения цен. Исступление и эйфория, поток нефтедолларов и сам нефтяной бум разрушали структуру иранской экономики и всего иранского общества. Результаты были уже налицо: хаос, расточительство, инфляция, коррупция, а также усиление политической и социальной напряженности, расширявшее ряды растущей оппозиции. Росло и число противников насаждавшейся шахом Великой цивилизации.

В конце 1976 г. шах с горечью подвел итоги: «Мы получили деньги, которые не можем потратить». Деньги, теперь он был вынужден признать, являются не лекарством, а скорее причиной бедствий страны. Повышение цен ему не поможет, так что зачем затевать конфликт с Соединенными Штатами, особенно сейчас, когда с приходом Картера ему более чем когда-либо необходимо укреплять отношения с Америкой?! На первых порах администрация Картера решила следовать «наступательной тактике замораживания цен» как основной линии в политике США. Но после визита в Тегеран в мае 1977 г. госсекретаря Сайруса Вэнса, заверившего шаха, что Соединенные Штаты вовсе не намерены отказаться от поддержки Ирана, иранское правительство, к удивлению всех экспортеров и даже собственных политиков, выступило за сохранение умеренности цен на нефть. А во время неофициальной встречи с министром финансов Майклом Блюменталем шах даже сказал, что Иран «не хочет, чтобы его считали ястребом в политике цен». Понял ли шах тенденции наметившихся на рынке перемен? И действительно ли главный «ценовой ястреб» стал «голубем»?

В ноябре 1977 г. шах отправился в Вашингтон для встречи с Картером. В тот самый