Волчья ягода - Элеонора Гильм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жених желанный.
Голуба
Голуба казался пьяным. Но не от медовухи – он выпил немного, в голову ударила мечта, что казалась невозможной. Желание сделать своей девицу, ладную, пышную, словно лебедушка, мучило его хуже ячменя на глазу. Не отпускало, скручивало в конопляную веревку, будто безусого юнца.
Умеет Бог посмеяться над своими чадами.
Много лет назад его, молодого жеребчика, женили на худой востроносой девке. За нее давали хорошее приданое. Голуба, которого звали тогда Пантелеймоном, Пантюхой, с родителями не спорил.
Жена, хозяйство, родители – все проносилось мимо него, словно скакал он на добром коне в чистом поле. Голова кружилась от кулачных боев, ежедневных занятий до пота и крови на палашах и саблях. Когда пристреливали пищали и карабины, обучались обращению с огненным боем, меткой стрельбе, Пантюха не являлся домой несколько дней. В глине и порохе, сверкая ошалевшими глазами, он носился вместе с товарищами с утра до ночи, падал на соломенный тюфяк, запрыгивал в бесконечные сны, где вновь стрелял из пищали и лил пули, а старый, похожий на толстого кота Злоба орал под ухом: «Криворукий Пантюха, сколько говорил, осторожней с порохом! Руку тебе, гузастый, оторвет!»
Жена на отлучки молодого мужа не жаловалась, а может, Голуба просто не обращал на нее внимания. Даже понятный зов мужского естества в нем был приглушен изматывающим обучением. Строгановы готовили своих служилых людей и боевых холопов не хуже государевых стрельцов.
По деревням, острожкам и посадам выбирал Максим Яковлевич сильных, ловких мальцов. Родителям давал он зерна да прочей снеди. А десятилетних сорванцов отправлял в хозяйскую усадьбу, где они выполняли обязанности посыльных, помощников в конюшне, мыловарне, мастерских, а самые удачливые обучались ратному делу.
Максим Строганов людей зря не строжил, парнишек пускали домой, по праздникам или большой надобности. Давали одежу, кормили вдоволь, держали в строгости, за провинности и дурную работу пороли нещадно.
Пантюха сошелся с хозяйским вымеском случайно, по велению своей неспокойной натуры. Однажды Степан прокрался в сараюшку, где вповалку спали на сене парни, позвал: «Кто со мной?», и лишь Пантюха без всяких вопросов пошел вслед за ним. Дворне, служилым сказано было, что по доброте душевной хозяин взял в воспитанники мальца, дальнего родича. Все знали правду, но особого уважения к незаконному сыну не выказывали: наследником ему не стать. Максим Строганов внимания Степану уделял не больше, чем щенкам на псарне. Зачем дружбу с ним водить? Только несчастья накличешь на свою голову.
Пантюхе тогда досталось. Степан надумал прокрасться к затинной пищали[60], когда часовые спали. Засыпать пороху, зажечь фитиль – они не раз наблюдали священнодейство, стоя подле пушкарей. На удивление, пищаль скоро разродилась выстрелом, переполошила весь посад и, конечно, перебудила казаков. Пантюху пороли так, будто решили содрать шкуру с его круглой гузки. Степке досталось меньше: поцеловали розгами пару-тройку раз. Зато своего он добился: Максим Яковлевич, разгневанный до пузырей, почти час, не смолкая, орал на баламутного сына.
Ни наказания, ни гнев Максима Яковлевича, ни нудные причитания Степкиной мачехи не останавливали двух охламонов. Они пугали дворовых баб, вырядившись чудищами; уводили лучших жеребцов с конюшни и скакали всю ночь, подставляя разгоряченное лицо ветру; перещупали всех девок в округе.
Пантюха знал за собой и выносливость, и трудолюбие, и верность, но в Степане он нашел нечто отличное от себя. Максимов вымесок начисто лишен был и страха, и опаски, и предвидения последствий своих поступков. Пантюха увидел в нем вожака, и следовал за ним, и верил ему, и предан был всей душой.
Отец гордился Пантюхой: шутка ли, сын половника[61] к осьмнадцати годам в слугах у самих Строгановых, не с сохой в руках, а с пищалью. Дома не бывает – так не беда, без него управиться можно. Востроносая жена Пантюху не корила, в рот ему заглядывала, сама в постель залазила. Да только детенка родить не могла.
Когда начались непростые времена в государстве российском, Степан, а вместе с ним Пантюха, все строгановские казачки не знали покоя. Словно стая псов, носились они из одного края вотчины Строганова в другой: усмиряли крестьян да инородцев, увещевали голодных, забирали ясак и зерно. Молодые, злые, они не жалели измученных работой половников, только смеялись сквозь зубы и грозили палашом тем, кто жаловался на жестокость и грабежи.
Пантюхе смех его вышел боком: остяки и вогулы[62] сговорились со строгановскими бедняками, и по западному краю вотчины начался бунт. Грабили дома, варницы, амбары, сараи. Тех, кто отказывался отдавать добро, вешали или прибивали вилами к родным стенам. Отец с топором пошел на татей.
Парень схоронил разом и родителей, и жену, и сестру. Четыре могилы, четыре свежих креста, и Пантюха бродил меж ними, словно потерянное дитя. Когда Степан, друзья-товарищи ушли, оставили его в скорби одного, он кричал на отца, просил прощения у матери и любимой сестры. Только жене было сказать нечего, Пантюха и не знал ее толком. Через год, когда он пришел на кладбище и продолжил невеселый разговор с семьей, прилетела белая голубка и села на крест над материной могилой: Пантюха понял, что родичи его простили, и словцо «голуба» осталось вместе с ним на всю жизнь.
Беззаботность его закончилась, все озорство выкипело из души, осталась лишь привычка насмешничать и скалить зубы. Основательность Пантюхи приметил хозяин, Максим Яковлевич. На восточной окраине инородцы волновались, устраивали заговоры, норовили сдать пушнину старую да гнилую. Максим хотел назначить вымеска своего, Степана главным над казаками, да не верил, что вспыльчивый, несдержанный на язык Степан с делом справится. Инородцы бывали обидчивы, к ним надобно было искать подход. Пантюха кланялся в ноги хозяину и обещал, что вдвоем они управятся. «Вы, голуба, – с его языка сорвалось привычное слово, испуганно глянул на хозяина, не оскорбился ли, – только Степку старшим назначьте. Не по рылу мне такая честь». Максим согласился.
Пантюха не жалел о тех словах. Многое они вместе со Степаном пережили, жизнь друг другу спасали. Вместе тонули, вместе выплывали. Оба уверены были, что не женятся никогда, останутся вольными да молодыми. Только Голубу черт в Еловой попутал… Не черт рогатый – ясноглазая Лукаша.
3. Крысы
В постную пятницу на Ефимов день[63] Никашка во время службы совершил непотребство. Отец Евод звучно говорил:
– И сказал святой Евфимий ученикам своим: если любите вы меня, соблюдайте заповеди мои. Девять десятков и четыре года
