Запад есть Запад, Восток есть Восток - Израиль Мазус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, приехали, заканчиваем с питьем, тебе больше нельзя…
— Ничего ты не понял, я правильно подумала. Именно ее нам больше всего здесь и не хватает, чтобы все до конца решить. У меня против нее ни капельки ничего нет. Она мне теперь как сестра, если б не она, так я бы тебя никогда не встретила, нет, больше, чем сестра. Вот за нее давай и выпьем еще раз, чтоб у нее там все хорошо было, не то, что у нас с тобой… сейчас. Ну, чего же ты?
— Хорошо сказала, но не обижайся, пить за Олю больше не буду. Первый раз у нас это легко получилось, а второй… нет, не смогу. И знаешь почему? Потому, что я не очень уверен, что они ее не тронули, и тогда… жива ли она.
— А что…
— Да, да, от них тогда всего можно было ожидать. Так ведь и сейчас тоже. Поэтому давай договоримся — пока я сам об Ольге не заговорю, ты о ней больше ни слова.
— Прости, Володя, и, господи, как хорошо нам было, и вдруг… опять стало так страшно, — прошептала Галя и заплакала.
* * *
Письма писались трудно. Однако, в конце концов, они были написаны и отправлены по адресам. Отправив их, Фролов сразу же сбрил бороду и позвонил домой, в Москву. К телефону подошел отец. Когда он услышал голос сына, то тут же закричал:
— Ася, немедленно возьми трубку!
А потом:
— Наконец ты заговорил! Мы с мамой боялись, что так и не услышим твоего голоса до самой смерти. Только одни сигналы. Чтобы их слышать, мы установили второй аппарат.
— Мама!
— Я здесь, сынок, здесь. Пусть говорит папа. Я не смогу. Я должна прийти в себя.
— Володя, ты где? — спросил отец.
— Отец, мама, я был осужден без суда и бежал из-под стражи, а все эти годы жил под чужой фамилией.
— Мы знаем, — сказал отец, — видели твое лицо на плакате о твоем розыске… Где ты теперь, за границей?
— Нет, в Сибири, в новом городе, который называется Ангарск. Я его строю.
— Боже мой, а то, что ты сейчас говоришь, для тебя это не опасно? — спросила мама.
— Нет, я открылся, отправил документы на пересмотр дела и очень надеюсь, что меня скоро оправдают.
— Когда я увидел твой портрет, и там было написано, что ты очень опасный преступник, — сказал папа, — мы думали, что тебя поймали. А про звонки, которые мы получали в наши дни рождения, думали, что их тебе разрешает делать тюремное начальство. Но без права произносить слова. Но мы не понимали, почему из Министерства внутренних дел нам отвечали, что ты в списках отбывающих наказание не значишься.
— Правильно отвечали, поскольку я в лагерях и одного дня не был. Я убежал по дороге туда.
— Сынок, я что-то не понимаю, — сказала мама. — Если ты отправил документы на пересмотр дела, не значит ли это, что ты все еще живешь под чужой фамилией?
— Мама и папа, да, я еще живу под чужой фамилией, но мне очень трудно в телефонном разговоре вам все это объяснить. Главное, что я говорю сейчас с вами, и вы слышите мой, а я ваши голоса. Кстати, под этой фамилией я получил диплом инженера. И женился. Моя жена вам понравится. У нас двое детей. Сын Павел и дочь Настя. Я жду своей реабилитации по почте, но если вдруг меня этапом повезут в Москву и слишком долго задержат в тюрьме, ну, скажем так, больше месяца, тогда я бы хотел, чтобы Галина с детьми приехала к вам. Если вы не возражаете, конечно.
— Боже мой, Володенька, — прокричала мама, перебивая восторженный голос отца, — для нас это будет огромное счастье, огромное!!!
— Забыл, совсем забыл, — прокричал отец. — Совсем недавно у меня одна очень интересная встреча была. В сквере, на скамеечке, когда я в шахматы играл. Твой хороший товарищ по пионерскому лагерю Гриша Потапов узнал меня и о тебе спрашивал. Большой привет тебе передавал…
«Фрол, живой», — сразу понял отца Фролов, ведь в пионерских лагерях он никогда не был. И подумал восхищенно: «Но каков конспиратор, а?».
Междугородняя связь в Ангарске не была еще установлена, и чтобы позвонить в Москву, Фролов вынужден был поехать в Иркутск. Когда же вышел из кабины, то с удивлением увидел, что все три телефонистки встали со своих мест и с откровенным интересом его разглядывают.
Глядя на них, Фролов удивленно пожал плечами и сказал:
— Видимо, вы меня с кем-то спутали. Я точно не артист.
— Знаем, что не артист, — засмеялась одна из женщин, — но мы вас сразу узнали. Вы когда последний раз к нам приходили, то с бородой были. Мы для вас тогда номер набирали, а разговор не получился. Теперь тот же номер попросили и долго разговаривали. Вот мы вас и поздравляем.
— Какая у вас интересная память, — не скрывая своего невольного огорчения, проговорил Фролов, — но все равно спасибо.
Если бы он своими письмами не открыл себя, этот странный эпизод сильно напугал бы его. И все-таки Фролов был расстроен. Ведь он все время менял телефонные узлы и старался быть незамеченным. Теперь никакой опасности он не боялся, но все равно долго не мог освободиться от чувства досады.
* * *
Еще до приезда Фролова один из прорабов принял телефонограмму из штаба строительства. Генерал Бурдаков просит Гладких срочно прибыть к нему в конце рабочего дня. Фролов не сомневался, что приглашение генерала связано с появлением какой-то срочной надобности привлечь его слесарей и сварщиков к монтажу технологического оборудования. В тресте знали, что иногда участок такие работы выполняет, и там не возражали. Тем более что они хорошо оплачивались. А Бурдакову нравилось, что с Гладких можно было решать все вопросы без участия его руководства.
В приемной было многолюдно. Фролов сел на свободный стул и приготовился к долгому ожиданию. Из кабинета Бурдакова доносились громкие голоса. Когда же дверь
